Сирены - ван Ластбадер Эрик - Страница 30

Фолтон молчал, изучая носки собственных ботинок.

– Тебе очень повезло, что мы живем в двадцатом веке. Что делали раньше с гонцами, приносившими дурные вести... Отрубали головы, кажется.

Фолтон прочистил горло и поднял глаза.

– По-моему, отрезали языки.

– Тоже неплохо. – Рубенс подошел к журнальному столику и нажал спрятанную кнопку, отчего крышка одного из ящиков бесшумно скользнула вниз. Внутри ящика стоял белый телефонный аппарат. Рубенс вставил в прорезь тонкую пластиковую карточку и стал ждать, пока номер автоматически наберется.

– Ты приехал один? – поинтересовался он между тем, обращаясь к Фолтону.

– Я, уф...

– Билл привез тебя.

– Я думаю, что это не...

– Да брось ты, Шуйлер. Дайна не имеет ничего против. Почему ты не привел его с собой. Ты ведь знаешь, как я рад его видеть, да к тому же он может соскучиться, сидя в одиночестве. – Вдруг он отвернулся и стал говорить в трубку уже совершенно иным голосом, мягким и приветливым. – Привет, Мардж. Да. Как ты? А дети? Отлично. Извини, что пришлось разбудить тебя. Да, я знаю. Просто пихни его в бок. – Он повернулся и посмотрел на Фолтона так, как должно быть мангуста смотрит на кобру. Когда он вновь заговорил, в его голосе зазвучали стальные нотки. – Эшли, ублюдок, ты соображаешь, что ты делаешь? Да, я знаю, сколько сейчас времени. Шуйлер только что вручил мне контракт с «Коломбайн». Ты знаешь, для чего он годится? Вытереть задницу. – На секунду он замолчал, слушая собеседника, затем продолжал низким угрожающим тоном. – Слушай ты, недоумок. Если ты испортишь эту сделку, я от тебя мокрого места не оставлю. Ты знаешь, что означают пункты семнадцатый и девятнадцатый? Нет? Что «Коломбайн» имеет возможность выйти из договора через три года, и если это произойдет, мы окажемся в дерьме, разумеется, ты не подумал. Чем ты в последнее время думаешь? Только не начинай этого. Я знаю, каковы обязанности Морин при тебе с тех самых пор, как ты ее нанял. Как? Кто, по-твоему, руководит компанией? Да. Так вот не забывай об этом там, за три тысячи миль отсюда, – Рубенс сделал паузу. – Эшли, лучше закончи эту сделку до четверга, когда я и Шуйлер прилетим в Нью-Йорк с новыми контрактами. Правильно. Да, Эшли, с этого момента я буду лично контролировать все, связанное с «Коломбайн». Да. – Рубенс швырнул трубку. – Тупица.

Он посмотрел на Фолтона.

– Вот так. Ты слышал? Чтобы завтра к десяти утра все было в порядке. – Он улыбнулся. – Ты еще не ходил за Биллом? – Он махнул рукой. – Дайна, ты не пригласишь друга Шуйлера зайти к нам пропустить стаканчик на ночь?

– Нет, – сказал Фолтон, прежде чем она успела пошевельнуться. Он повернулся к ней. – Я думаю, он просто шутит.

– Да что ты, дружище, конечно же, нет! – Однако то, что дружелюбие – насквозь фальшивое, было настолько очевидно, что Дайна уже сама почувствовала скрывающуюся за ним ярость. Лишь тонкий поверхностный слой цивилизованности не позволял ей выплеснуться наружу. «Но что же его так взбесило?» – спрашивала себя Дайна.

– Ты должен преодолеть в себе этот комплекс, Шуйлер. Дайне все равно, что ты голубой. Ей приходилось работать с ними постоянно, верно?

Она промолчала, не желая принимать участия в жестокой игре, затеянной Рубенсом.

– Дело в другом, – ответил Фолтон. – Ты знаешь.

– А, так стало быть вся загвоздка в Билле. Но черт возьми, Шуйлер, Дайна ведь не знает Билла, – он взглянул на Дайну. – Ты знакома с Биллом Денкли, дерматологом? Биллом с Беверли Хиллз? Шуйлер живет с ним, и в настоящий момент Билл сидит снаружи дома в машине, дожидаясь его. – Рубенс усмехнулся, оскалив зубы. – Послушай-ка, у меня есть отличная идея. Почему бы тебе не раздеться здесь и не показать Дайне черно-синие отметины, которые Билл...

– Рубенс, пожалуйста, не надо. – Шуйлер вновь переложил дипломат из одной руки в другую и вытер вспотевшую ладонь о брюки.

– Старик, тебе нечего стесняться. Представь, что Дайна – один из парней и все, а? Это должно зажечь в тебе искру...

– Довольно, Рубенс! – резко перебила его Дайна. – Прекрати.

Он собрался сказать что-то еще, но, взглянув на ее лицо, счел за благо промолчать и вместо этого встряхнулся, точно избавляясь от избытка эмоций. В который раз на протяжении менее чем четверти часа изменив тон, он поинтересовался:

– Как продвигаются съемки «Над радугой»? Шуйлер откашлялся и кинул на Дайну взгляд полной благодарности, прежде чем ответить.

– Я только что закончил расчеты по третьему месяцу и полагаю, что нам следует более подробно и внимательно контролировать расходы.

– Насколько эти негодяи превысили бюджет?

– На три миллиона... пока.

– А сколько уже затрачено всего?

– Около шести миллионов.

– Они тоже отстают по времени.

– Это все чокнутый художник по декорациям Роланд Хилл. Он никак не может уняться, делая их все больше и ярче. Сейчас они ждут неоновую иллюминацию, которая будет изображать огни Нью-Йорка. Она обойдется нам в четверть миллиона, потому что Хилл отказывается изображать что-либо в миниатюре. Рубенс повернулся к Дайне.

– Стоит этим мерзавцам поиметь за душой один-единственный успех, как они тут же начинают увлекаться и требовать все больше денег. – Он поставил стакан на столик. – Назначит встречу, Шуйлер. Когда-нибудь на следующей неделе.

– В офисе?

– Нет, здесь. Я хочу, чтобы эти маньяки расслабились, когда войдут сюда. Прочем, выйдут они совсем в ином настроении. Теперь, что касается «Коломбайн»...

– Ты получишь контракты к десяти. Я пришлю их с посыльным.

– Не беспокойся. Я сам приеду в офис. Фолтон кивнул.

– Приятно было познакомиться с вами, мисс Уитней. – Он пожал ей руку на прощание. – Я с удовольствием смотрю фильмы с вашим участием.

– Спасибо, – сказала она, подчеркнуто. – Приезжайте еще.

Каблуки Фолтона простучали по мозаичному полу в холле, затем раздался негромкий стук входной двери. Вскоре в гостиную донесся звук заводимого мотора Он быстро затих вдали, затерявшись среди высоких пальм.

Рубенс пристально изучал лицо Дайны, потом развернулся и подошел к бару. Некоторое время в комнате царила полная тишина, нарушаемая лишь позвякиванием кубиков льда о стекло.

– Почему ты обращаешься с ним так? – спросила она, наконец.

– Я не хочу говорить об этом, – раздраженно ответил он.

– Как хочешь. – Она направилась к выходу в холл.

– Куда ты собралась?

– К Мэгги. Она...

– Не езди никуда.

Она резко обернулась и очутилась лицом к лицу с ним.

– Она – мой друг, Рубенс.

– Я – больше чем друг. – Он шагнул к ней.

– Я не хочу оставаться у тебя сегодня... после того, как ты терроризировал Шуйлера.

– Кто он тебе?

– Дело в том, кто он тебе, Рубенс. Господи, ведь он же твой друг.

– Ему нравится, как я обращаюсь с ним.

Она покачала головой.

– Я наблюдала за ним. Ты обидел его. Очень сильно. И сделал так только потому, что это доставило тебе удовольствие.

Рубенс окинул ее каким-то особенным взглядом.

– Я вижу, что опять недооценил тебя.

– Боже, и это тебя волнует.

– Не уверен. – Он вышел из-за бара, прихватив свой стакан и, приблизившись к Дайне, кивнул головой. – Ладно, я расскажу тебе в чем дело. Я и Шуйлер вместе учились в университете. Мне пришлось много потрудиться, чтобы попасть туда, а ему помог отец. – Он махнул рукой. – Впрочем, это не имеет никакого значения. Мы жили в одной комнате, стали близкими друзьями... и вели себя соответственно: ходили вместе на футбол, помогали друг другу перед экзаменами, даже устраивали двойные свидания с подружками.

– А...

– Ну да. Лишь гораздо позднее он сказал мне о своих новых привычках. – Он сделал такой большой глоток, что Дайне стало заметно охватившее его волнение. – Я плохо отнесся к этому, хотя даже сейчас не знаю почему. Помню, как он раньше относился к женщинам. Бывало, мы не ложились спать всю ночь, толкуя о Ким Новак и Рите Хэйворт, сравнивая их с нашими подружками. Поэтому я думал, что изменения, произошедшие с ним, – всего лишь временное отклонение. – Он отвернулся. – Его невеста до сих пор звонит мне время от времени, спрашивая, есть ли какая-нибудь надежда. Она по-прежнему любит его.