Отмели Ночи - ван Ластбадер Эрик - Страница 32

Старик отвел взгляд.

– В этом деле я не смогу вам помочь.

– Вы даже не посмотрели. – Ронин протянул ему свиток.

– Не имеет значения.

Глаза у Ронина сверкнули.

– Имеет, холод вас побери! Вы – единственный из всех, кого я встречал в Шаангсее, знаете о Дольмене. А раз вам известно о его существовании, вы должны знать и о том, что он снова выходит в мир человека.

Усталые глаза старика смотрели на него без всякого выражения.

Отчаявшись, Ронин сказал:

– Его подручные уже рыщут по улицам города. Сегодня утром Маккон совершил убийство.

Уголки губ старика слегка задрожали, и он, похоже, начал потихонечку выходить из состояния застарелых страданий и боли.

– Почему вы вообще обратились ко мне? – спросил он надтреснутым голосом, искаженным страхом и чем-то еще, непонятным. – В жизни моей не было ни единого дня, когда бы я не страдал, а прожил я немало дней; теперь я хочу одного – чтобы страдания мои закончились.

– Вы желаете гибели человечеству? – Ронин вдруг рассвирепел. – Если вы промолчите о том, что, возможно, вы знаете, вы становитесь пособником Дольмена.

– Грядет рассвет новой эпохи. Человек должен сам позаботиться о себе.

– А вы разве не человек?

– Я не могу прочитать этот свиток.

– Тогда скажите, кто может.

– Вполне вероятно, что больше никто. Но я вам вот что скажу. Дольмен действительно идет сюда, и на этот раз мир может скатиться в полное забвение, а это и есть победа Дольмена. Дольмен – губитель всего живого, вечный воитель, наделенный невообразимым могуществом. И его крепнущие легионы уже выступили на севере. Ага, я вижу, что вы уже сами догадывались об этом. Хорошо. А теперь идите. Забирайте эту женщину и хорошо о ней заботьтесь. Запомните, что я сказал. Я сделал все, что мог сделать сейчас.

И что теперь делать? Когда еще его примут в Совете Шаангсея?! И он сейчас даже не может приблизиться к городу за стенами, потому что зеленые никогда не пропустят его через ворота. Кири – его единственная надежда. Она знает столько людей, многие из которых весьма влиятельны, поскольку к шафрановым дверям Тенчо каждый вечер стекаются сливки шаангсейского общества: это место предназначено для богатых и власть имущих. Среди них наверняка есть и чиновники из самого Совета. Этим надо воспользоваться, если Кири не откажет в помощи. Нужно спросить ее прямо сейчас. Времени остается все меньше. С каждым днем ледяная тень Дольмена простирается все дальше над континентом человека, а его легионы набирают силу.

Поэтому Ронин и ждал ее, как она велела, расположившись в бархатном кресле, царапая ножнами длинного меча полированный пол, попивая прозрачное вино – Юнь подходила к нему уже дважды, – блуждая мыслями где-то далеко, наблюдая за происходящим вокруг. Проходившие мимо женщины были похожи на разноцветные стройные тростинки: они кланялись, их одежды ниспадали ровными складками и шуршали на легком сквозняке, а веера и длинные ресницы дрожали, напоминая трепетных насекомых в косых лучах вечернего солнца, когда оно окрашивает алым светом недвижную воду. Безмятежные овальные лица, пышные волосы, сказочное смешение невообразимых цветов, таинственных и чувственных.

Потом к нему подошли две девушки в стеганых жакетах и повели его омыться и переодеться. Ронин понял, что сегодняшний вечер будет особым.

– Разве я не стою долгого ожидания? – спросила она без тени смущения.

На ней был строгий халат из темно-лилового шелка, цвета заката, с бледно-серыми нитями, вплетенными в узор, изображающий распускающиеся бутоны.

Ее губы и ногти были лиловыми, а в волосах у нее виднелась аметистовая заколка в виде фантастического крылатого животного. В ее необыкновенных черных глазах плясали бриллиантовые искорки.

И все же что-то в ней изменилось.

Его омыли и обрядили в широкие шелковые штаны и рубаху с широкими рукавами, отделанную платиновой нитью, мерцавшей на свету. Потом его проводили в небольшую комнату, куда и пришла Кири.

– Ты голоден? – спросила она.

– Да, очень.

Она рассмеялась, и смех ее был как палящее солнце, отразившееся от поверхности клинка.

– Тогда пойдем, мой силач, и не забывай того, что ты сейчас сказал.

Они вышли в шаангсейскую ночь – ночь сырого клубящегося тумана, зеленовато-голубого, ночь тысячи глаз, десяти тысяч ножей и миллиона бегущих ног.

Они спустились по широкой лестнице и забрались в квадратную крытую повозку, которую Кири назвала «рикшей». Босоногий кубару поднял оглобли и тронул с места, не сказав ни слова. Поездка оказалась куда более плавной, чем ожидал Ронин, из-за особого покачивания, связанного с походкой кубару. Ронин нашел такую езду даже успокаивающей.

Сияющие улицы города, освещенные раскачивающимися фонарями, заполненные людьми, с бесконечными запахами жареного мяса и вареного риса, свежих моллюсков и вина со специями, напоминали многоцветное живописное полотно, на котором нежными красками – слишком яркими, чтобы быть настоящими, – были отображены все события минувших эпох.

Когда Ронин отрывал взгляд от освещенных улиц, он вдыхал пряный аромат духов Кири и смотрел ей в глаза, такие темные и бездонные, что он мог бы вообразить целую вселенную в их глубинах, где мелькали платиновые искорки. Только теперь он рассмотрел, что глаза у нее вовсе не черные, а фиолетовые, только очень темного оттенка.

Они поднялись на гору, подальше от многолюдного порта, в верхние районы города, где богатство расчистило место для высоких домов со шпилями, замысловатых балконов, стен, украшенных скульптурой, и ухоженной зелени.

Деревья шепотом вели свои таинственные разговоры, а ночная тьма становилась все гуще по мере того, как яркий свет многочисленных фонарей молчаливо удалялся от них вниз по склону – исчезающий берег ослепительного острова, уже отдаленного и нереального, и только неровные вспышки среди густого океана ночной тьмы напоминали о том, что где-то в мире еще есть свет.

Все окутала тишина. Ее нарушали лишь тяжелое дыхание бегущего кубару, шлепанье его задубелых подошв, сменяющие друг друга тонкие голоса ночных насекомых и уханье совы.

Ронин уже не раз собирался все ей рассказать, но слова застревали у него в горле, когда он смотрел на бледный овал ее лица, и он лишь молча наблюдал за платиновыми искорками в глазах Кири.

Повозка остановилась перед вычурным двухэтажным домом с колоннами из темного кирпича и резного дерева. Высокие светильники, похожие на факелы, стояли по обе стороны широких дверей, оправленных в желтый металл.

Ронин вышел и обернулся. Кири прильнула к нему. Вдвоем они поднялись по каменным ступеням. Двери перед ними открылись. Довольно театральный прием, подумал Ронин.

Их встретили двое рослых мужчин. На них были черные хлопчатобумажные рубахи и широкие штаны, а все вооружение их составляли короткие, заточенные с одной стороны мечи, висевшие у них на боку безо всяких ножен, на толстых бронзовых цепях. Глаза-щелочки. Тонкогубые широкие рты. В лицах – что-то собачье. Поклонившись Кири, они бесстрастно отступили на шаг от дверей, пропуская гостей. Когда мимо них проходил Ронин, они покосились на него с любопытством.

Ронин с Кири оказались в высоком зале. Противоположная от двери стена была полностью занята раздваивающейся лестницей, поднимающейся на второй этаж.

Слева – две закрытые двери. Справа – открытые раздвижные двери из промасленного ароматного дерева. Они прошли через эти двери и попали в большую комнату, уютно обставленную низкими креслами с атласными подушками и бархатными кушетками без ножек. Огромный ковер с темными завивающимися узорами на полу. Бледно-зеленые стены в золотом обрамлении. Окон в комнате не было.

Там уже были люди. Человек десять. Женщин – меньше половины. При появлении Ронина с Кири к ним повернулся высокий худощавый мужчина, и его длинное лицо осветила странная улыбка. У него были круглые бледно-голубые глаза и густые седеющие волосы, которые он ухитрялся носить очень длинными. Неподвязанные и расчесанные, они обрамляли его лицо наподобие львиной гривы. Одет он был в официальный шаангсейский наряд, состоявший из штанов в обтяжку и свободной рубахи с тусклым золотым узором на золотом же фоне.