Ниндзя - ван Ластбадер Эрик - Страница 36

Теперь он стоял, упираясь в стол огромными кулаками. Пальцы его побелели от напряжения.

— Но черт меня подери, если я позволю тебе выкидывать фокусы, как было с делом Лаймана! Ты не угомонился даже тогда, когда дело было официально закрыто. Ты выставил меня идиотом перед всей полицией, и мне просто повезло, что слухи не дошли до комиссара. — Финниган погрозил Кроукеру толстым, как сосиска, пальцем. — Займешься двойным убийством Танака-Окура, и не вздумай свалить расследование на ребят из участка. — Он откашлялся и вытер губы серым носовым платком. — В чем дело? Ты что-то имеешь против узкоглазых? Ну так займись этим делом и радуйся. Радуйся, что тебе вообще что-то поручили.

Кроукер направился к двери, и когда его пальцы были уже на ручке, Финниган добавил:

— Кстати, лейтенант. Вы служите здесь уже давно, так что в следующий раз не заставляйте меня объяснять вам устав как новобранцу!

Именно в ту минуту Кроукер решил продолжать расследование на свой страх и риск. Теперь он мог рассчитывать только на себя. Если ему и придется обратиться за помощью к кому-то из коллег, он будет вынужден их обманывать.

Кроукер посмотрел на часы, потом перевел взгляд на остатки холодного кофе в замызганной пластмассовой чашке. Он опаздывал на встречу с Линнером, но это его не очень волновало. Мысли лейтенанта крутились вокруг дела Дидион. В одном Финниган прав — Кроукер ничего не добился. Пока. У девушки где-то были друзья, просто оказалось чертовски тяжело до них добраться. Но он уже напал на след одного человека и теперь ждал, когда агент сообщит имя и адрес. Вот почему лейтенант так болезненно воспринял отстранение от дела. Говорить об этом Финнигану было бесполезно — все равно что стенке. Кроукер никогда подробно не докладывал ему о ходе расследования, и капитана это устраивало: для него важны были результаты... и упоминание в отчете мэра. И этот человек упрекает кого-то в тщеславии! Кроукер хмыкнул. Его результаты позволяли Финнигану всецело сосредоточиться на любимой бутылке.

Лейтенант выругался и встал из-за стола. Пора ехать к Линнеру.

В это время Винсент находился в патологоанатомическом отделении. Его немедленно вызвали вчера поздно вечером, когда привезли трупы Терри и Эйлин. Все решили, что лучше Винсента в этом никто не разберется.

Он застал спор между двумя патрульными, обнаружившими трупы, и офицером сыскной полиции, который устроил им разнос. Их возбужденные голоса не отвлекали Винсента. Он хотел удостовериться. Скорее всего, произошла ошибка: вероятно, кто-то из инструкторов Терри был у него в квартире или... Но это были Терри и Эйлин. Мертвые. И тогда он вспомнил о странном телефонном звонке. А вдруг это звонил Терри? Винсент медленно отвернулся. Теперь это не имело значения.

Он отложил вскрытие до утра, убедившись, что все личные вещи убитых аккуратно пронумерованы и упакованы для передачи полиции. После этого он вернулся домой, где его ожидала беспокойная ночь.

В морге Винсент чувствовал себя увереннее. Здесь он мог работать: изучать молчаливые свидетельства увечий и раскрывать тайны преступлений. Иногда это ему удавалось, и его отчет помогал арестовать преступника. В других же случаях ему приходилось утешать родственников погибших, с которыми Винсент встречался каждый день.

Трупы подобны огромным иероглифам — молчаливые глыбы, ожидающие, когда пытливый археолог раскроет их тайны.

Винсент получал огромное удовлетворение от работы здесь, в “мертвецкой”, как говорили многие. Однако он считал это название совсем неподходящим: ведь здесь, день за днем, с огромным напряжением вырывали у холодной смерти ее секреты. Винсент и его коллеги копались в ней, расчленяли ее на части, срывали с нее покровы таинственности, до тех пор, пока не рассеивался внушаемый ею ужас. Что могло быть важнее для живых?

Теперь Винсент стоял в центральном заде, прислонившись к стальной двери. Рядом с ним на тележке лежал негр, холодный и голый, со свесившейся на бок головой. Винсент смотрел на дверь, ведущую в комнату вскрытия. Там лежал его друг, Терри Танака. Следующей будет Эйлин. Впервые в жизни у Винсента мелькнула мысль: а хочет ли он войти в эту дверь? Казалось, эта смерть переполнила чашу, и он вдруг устал. Ему хотелось вернуться в Японию. Но ой чувствовал, что это невозможно. Будто он заразился какой-то ужасной болезнью на Западе, в этом городе, и стал совсем другим человеком.

Но в глубине души Винсент знал, что должен идти — в этом было его единственное спасение. Смерть встала перед ним высокой стеной. Он должен разрушить эту стену — или сойти с ума. У него один путь — в эту маленькую комнату, залитую безжалостно ярким светом. Там он сможет спокойно разобрать эту стену по кирпичику. Винсент вдруг понял: ему мучительно хочется знать, что случилось с его друзьями.

Он встряхнулся и решительно толкнул дверь. Япония, далекая мечта, отступила...

Лимузин вынырнул из потока машин и плавно притормозил у тротуара. Фрэнк вышел первым и открыл заднюю дверь.

Они оказались на площадке, посередине которой возвышался стальной скелет на три четверти готового здания. Тротуар был взломан, и на его месте укладывали красную керамическую плитку. Для пешеходов проложили временный деревянный настил.

На краю площадки работала огромная бетономешалка; рядом с ней мощный кран поднимал несколько ферм.

Часть шикарного фасада из черного камня была уже готова. На некоторых блоках еще виднелись сделанные медом белые и желтые метки. Но одна стена была пока полностью открыта, словно прозрачный кокон, сквозь который можно наблюдать образование куколки.

Николас и его спутники двигались по деревянному настилу, а вокруг люди с напрягшимися мышцами и перепачканными маслом лицами упрямо вгрызались в камень отбойными молотками. Они вошли в крытый переход. Воздух был насыщен мельчайшей удушливой пылью, которая, как перхоть, оседала на их волосы и плечи.

Навстречу вышел человек с изможденным лицом. Голову его защищала ярко-желтая каска, на которой синими буквами было выведено “Братья Любин”. Узнав Томкина, человек широко улыбнулся и протянул руку. Затем он проводил гостей к большому автофургону, служившему конторой. Томкин коротко представил его как Эйба Рассо, начальника строительства. Рассо удостоил Николаса холодным крепким рукопожатием и раздал всем каски.

Фрэнк повел их в здание — через огромный холл с колоннами, потом вдоль длинного коридора, с голыми лампочками на гибких проводах. Их ноздри наполнились въедливым запахом сырого бетона. Мужчины дошли до лифта и поднялись наверх, где их встретил человек, такой же широкоплечий, как Фрэнк, но немного пониже ростом. Все вместе молча двинулись по коридору.

Стены и потолок покрывала темно-синяя ткань; многочисленные узелки делали ее похожей на шелк-сырец. Правая наружная стена была стеклянной почти до уровня пола. Точнее, она должна была стать такой после застекления, а пока всюду были видны тонкие металлические конструкции с оранжевым антикоррозийным покрытием. Снаружи открывалась захватывающая панорама северо-западного Манхэттена. Вдалеке Николас разглядел низину Центрального парка.

Коридор упирался в двухстворчатую металлическую дверь с вычурными бронзовыми ручками. По левой стороне коридора через открытые деревянные двери виднелись небольшие кабинеты с пока еще голым бетонным полом. В некоторых из них Николас заметил огромные рулоны коврового покрытия.

Даже на такой высоте было жарко — не так-то просто сбежать от летнего зноя Манхэттена. Частички сажи усеивали бетонный пол, будто брызги неумолимого морского прибоя.

Перед металлической дверью Томкин остановился и посмотрел на строительную площадку. Он поднял руку, словно собираясь начать арию:

— Ты видишь, Николас? — Томкин отвернулся от окна. — Я ведь могу называть тебя Николасом? — Не дожидаясь ответа, Томкин продолжил: — Когда-то там был большой мир, и для каждого в нем находилось место — по крайней мере, для каждого, у кого хватало смелости это место занять. — Он опустил руку и сжал пальцы. — Но теперь здесь сплошная адская фабрика. Больше нет ни места, ни времени. Понимаешь, что это значит, а? Я тебе объясню. Каждый душит другого, чтобы уцелеть самому. Да, да, ты не ослышался — не просто получить больше прибыли, а выжить. И так везде, во всем мире.