Кайсе - ван Ластбадер Эрик - Страница 11

Каждый вечер он примерно в течение часа молол в ступке какие-то корешки и травы, добавляя затем в полученный порошок жидкость из своих флакончиков. Чем он занимался? Запахи, которыми наполнялся номер гостиницы после его алхимических опытов, действовали на нее устрашающе. Маргарита явственно ощущала тепло, воспринимаемое ее обонянием, и эти неведомые ей трансформации также пугали ее.

По своей природе она не была суеверной, тем не менее его каббалистические священнодействия нервировали ее. Он как бы владеет способностью превращать реальность в кошмар. Она вполне могла представить его стоящим в темном углу и выворачивающим наизнанку тень, материализуя ее.

— Я гашу свет, — сказал он, потянувшись к выключателю ночной лампы.

— Подожди, — прошептала она. — Мне нужно в туалет.

С перекошенным от страха лицом она пересекла комнату и, прикрыв за собой дверь, зашла в ванную. Снимая ночную рубашку, она слышала, как он встает с кровати и вслед за ней, сдерживая дыхание, идет к дверям ванной. Слышать его, но не видеть — в этой ситуации Маргарита чувствовала себя еще хуже, чем если бы он был перед ней, поскольку ее воображение репродуцировало перед глазами его облик, облик злого призрака, способного проходить сквозь стены и в любой момент добраться до нее.

Намеренно громко Маргарита помочилась, вытерлась, спустила воду. После этих скудных маневров, направленных на то, чтобы ввести его в заблуждение, она повернулась к раковине и левой рукой открыла кран. Одновременно правой рукой достала из открытого чемоданчика опасную бритву.

В этот момент она с ужасом поняла, что не все до конца продумала. Где она будет прятать от него эту бритву? Маргарита могла вообразить только одно место, поэтому, не теряя ни секунды, она, согнув колени и раздвинув ноги, начала затискивать бритву в свою плоть. Это было непросто, однако она воспринимала боль как осязаемое подтверждение своего желания осуществить задуманное.

Дрожащей рукой она выключила воду и вышла из ванной. За дверью в полутьме ее дожидался Роберт.

— Закончила?

Она кивнула. Ей было страшно вымолвить даже слово. В кровати она нырнула под одеяло и отвернулась от него. Роберт выключил свет. Маргарита не переставала чувствовать его, ей казалось, что это ощущение будет продолжаться вечно: странная смесь страха и возбуждения, смущающая и пугающая.

Она положила руку на покрытый волосами лобок и указательным пальцем нащупала бритву. Маргарита еле сдерживала дрожь. Она прикрыла глаза, пытаясь унять готовое выскочить из груди сердце, разыгравшееся воображение нашептывало ей, что сердцебиение может ее выдать.

Почувствовав его руку у себя на плече, Маргарита вздрогнула.

— Ты дрожишь.

Из ее груди вырвался слабый стон.

Он знал, о чем она думает.

— Что ты имеешь в виду?

— Я вижу, как ты вся дымишься от полыхающей в тебе энергии.

В темноте Маргарита повернулась к нему лицом.

— Ты видишь... что?

— Я способен видеть ауры. Это возможно. Меня обучали.

— Хорошо. Значат, ты видишь, что я напугана. А что ты ожидал? Одна с ребенком...

Кажется, ее голос дрогнул. Она облизала пересохшие губы, пытаясь взять себя в руки. Маргарита почувствовала, как при мысли о том, что он способен видеть внутри нее, читать ее самые сокровенные мысли, под мышками и по спине потекли струйки пота.

— В конце концов, все мы одни в этом мире наедине с нашими грехами.

Маргарита вздрогнула.

— Я никогда не была одна. С тех пор, как я себя помню, мне всегда доводилось быть в компании мужчин: отец, брат, затем приятели, возлюбленные, муж. Что значит быть одиноким? Свобода не сводится...

— Я всегда был одинок, — в задумчивости перебил ее Роберт. — Даже на самой людной улице большого города я чувствую себя одиноким.

— Разве у тебя нет каких-нибудь родственников... друзей?

— Тот, на кого я могу по-настоящему рассчитывать, — ответил он, — так это я сам.

Впервые, подумала Маргарита, он приоткрыл свою угрожающую оболочку. Этот человек ущербен, мелькнула у нее мысль.

— Все мои родственники мертвы. Это опасно.

Маргарита взглянула на него с явным недоумением.

— Что опасно?

Он продолжал рассматривать потолок, разукрашенный бликами бледного фосфоресцирующего света.

— Семью... — ответил он после некоторой паузы, — семью иметь опасно.

— Нет, нет. Ты ошибаешься. Когда на душе тяжело — семья это единственное утешение. Случись какая-нибудь трагедия, семья всегда придет на помощь.

— Трагедии разрушают семьи.

— Ты утратил способность по-настоящему любить. Ущербен.

— Мы встаем с рассветом. Спи, — сказал он.

Она наблюдала за ним, теперь уже боясь повернуться на другой бок.

— Боже Всемогущий! Неужели ты думаешь, что я смогу заснуть.

Что испытывает человек, думала она, когда на его глазах погибают мать, отец, сестра? Даже в мыслях трудно представить. Будь она, к примеру, актрисой, ей ничего бы не стоило проливать горькие слезы, глядя на распростертые перед ней залитые красной краской, имитирующей кровь, тела, проливать до тех пор, пока режиссер не крикнул бы: «Стоп, камера». Но в реальной жизни? Нет, никогда.

— Иди ко мне, — прошептал он, однако для нее его голос прозвучал подобно грохоту камнепада в горах.

Ей потребовались считанные секунды, чтобы осознать: руки Роберта потянулись к ней.

Ей захотелось рассмеяться, плюнуть ему в лицо, но она чувствовала внутри себя бритву, нагревшуюся от ее тепла, кроме того, к ее ощущениям подмешивалось и нечто иное — непостижимое, легкое, как дуновение ветерка, эмоциональное возбуждение, которое не дало возможности ее губам раскрыться.

Позже Маргарита будет вспоминать и удивляться тому, как быстро она очутилась в его объятиях, прижавшись к нему, подобно ребенку, и тому, что в его руках она чувствовала себя такой защищенной, какой не чувствовала себя никогда в жизни.

Что с ней происходит? Она не находила ответа. Может быть, ему удалось очаровать ее, опоив своим магическим зельем? Она начала вспоминать, когда последнее время ела и пила. Не подмешал ли он ей чего-нибудь в еду? В ужасе Маргарита не могла вымолвить ни слова.

— Как похожи эти ссадины на подпись, сделанную его рукой.

Он наложил кончики пальцев на поврежденную кожу; сознание Маргариты как бы отключилось от исходящего от него тепла, которое по каким-то таинственным каналам вливалось туда, где было больше всего боли.

Он наклонился к ней, и она почувствовала давление его языка в тех местах, где были эти ссадины, затем боль исчезла, исчезло даже представление о том, что эти места когда-то болели.

Маргарита вздрогнула, ощутив его язык у себя на шее, там, где мягко пульсировала сонная артерия. Затем его язык сделал нечто такое, от чего Маргариту захлестнула волна желания. Она почувствовала, как напряглись ее соски и стало мокро между бедер. Ее рука моментально скользнула вниз. Вся в ее смазке, бритва, теперь уже свободно, покинула место своего хранения и очутилась у нее в ладони. Теплое от ее соков орудие смерти.

Маргарита сжала бритву в кулаке, ее губы приоткрылись, давая выход скопившемуся в груди воздуху. Указательным пальцем она вытащила лезвие и приготовилась.

Его язык скользнул в ложбинку между грудей, в точку, всегда являвшуюся для нее зоной наивысшего возбуждения. Он знает, подумала Маргарита.

Лезвие начало свой путь, как будто по собственному желанию; голодный зверь, жаждущий крови, стремящийся кромсать мясо и рвать сухожилия.

Убей его немедленно, сказал ей внутренний голос. Ведь именно этого ты хочешь. Его смерть позволит вам выбраться из ловушки.

Она быстро закрыла глаза и, натужно выдохнув, полоснула его бритвой в том месте, где их тела не соприкасались, и была возможность для замаха.

Смертоносная сталь прошлась по его телу, но, вместо того чтобы ранить или убить, не оставила на его животе даже царапины.

Маргарита увидела, как он усмехнулся, обнажив даже в темноте хорошо заметные крепкие белые зубы. Одну руку он сомкнул вокруг ее запястья, а другой крепко сжал лезвие бритвы.