Искатель. 1965. Выпуск №4 - Саксонов Владимир Исаакович - Страница 4

— Где твой чревовещатель? — спросил Беклемишев.

— Ушел, наверное, — равнодушно ответил Витька. — Ты чего такой кислый?

— Опять на выписки посадили. Главбухом имен и цитат.

— Ты честный галерник.

— Чихаю я третью ночь. Знаешь, простуда…

Витькины глаза вдруг стали невидящими. Он посмотрел на Славку, пошевелил губами. Бросил окурок. Убежал.

Беклемишев побрел обратно. Девчонки в квадратных юбках все еще «висели» на телефонах. Наверху, на балконе, толкучка. Там по-тихому курили в кулак.

За ближним к картотеке столом сидел знакомый старичок в сером пиджаке. Старичок пятый год упорно разрабатывал новую систему планетария. «Существующий планетарий — это всего-навсего модель неба для школьников и пенсионеров».

Славка нашел пустой квадратик своего стола. Напротив самозабвенно сверкала лысина тощего мужчины.

Дальний угол библиотеки был признанным капищем физиков.

Их выделяла мода наголо брить голову и носить квадратные очки. В крайнем углу спиной к зеркалу сидел Витька. У Него был вид «человека с идеей».

«Пойду домой, — решил Славка. — Пусть «Баядера» бесится сколько влезет».

Он сдал «Экологию паразитирующих пресноводных» и с наслаждением сунул в карман пустую тетрадку. Девушка в регистратуре поставила ему в наказание штамп «12.00». В полдень из библиотеки уходят лишь патентованные бездельники.

Бородатые мужики-землепроходцы покрыли расстояние от Урала до Тихого океана за 60 лет.

В бытность императрицы Екатерины на это требовалось три года. Во времена Александра Сергеевича Пушкина — около года.

Дороги стали скучны. Никто не берет с собой дорожные пистолеты. Вместо них командировочное удостоверение. Исчезли погребцы и обшитые кожей фляги. Вместо них вечно закрытые рестораны в Новосибирске, Красноярске, Иркутске или строго не вовремя принесенный стюардессой голубой подносик.

Однако Семену Семеновичу Крапотникову показалось, что он двигался к столице со скоростью землепроходцев.

По щербатым камням портала здания библиотеки ветер гнал сухой листок. Мазнув по фигуре Славки глазами, прошли две филологички. Он понял, что они филологички, услышав спор о «семантическом примитивизме Даля». На серой гранитной колонне карандашом были написаны стихи:

«Домой, домой!» — погнал себя Славка.

Проходя мимо почтового ящика, он машинально выдернул задвижку. На пол упал ключ. Значит, мать уже ушла.

На тумбочке лежала написанная карандашом записка от матери: «Славка, к тебе приходил какой-то мужчина. Говорил, что тебе надо ехать к каким-то тайфунам. Еще рассказывал про лиственницы. Ничего не понимаю».

Славка покрутил записку. Лиственницы. Тайфуны. Чепуха сплошная.

Он положил записку на тумбочку. Налил воду в чайник. Поставил на плитку. Голова все-таки болела. Спираль, нагреваясь, начала тихо пощелкивать.

«Верь в интуицию, если она настораживает», — неожиданно решил Славка. Он подошел к телефону.

— Да, — скептическим тоном ответили ему. По голосу он узнал Миху Ступаря, ихтиолога из соседней лаборатории.

— Ты знаешь, что такое мир бризов и тайфунов?

— Так сейчас кругом миры. Мир фантастики, мир букинистов, мир искусства, — хладнокровнейшим голосом ответил Миха.

— А лиственницу знаешь?

— Хвойное дерево Лярикс. Подробнее в справочнике Мамушкина.

— Значит, ты ничего не знаешь, — вздохнул Славка. — Чернышев там?

— Ни, — сказал Миха. — У него доклад завтра. Думаешь, он…

— Что он?

— А ты о чем?

— Будь, — сказал Славка.

— Ага. Будь, — сказал Миха.

Они оба выжидательно молчали в трубку. У Михи были железные нервы. Славка отошел от телефона.

Голова все-таки болела. Славка поискал пирамидон, вздохнул, лег на диван и решил, что завтрашний разговор с «Баядерой» он начнет с недавно прочитанной статьи. Статья была о машинном реферировании. (То, чем меня заставляют заниматься второй год, сейчас великолепно делают машины.)

Все было правильно. Страница 175 книги В. Д. Авдехина «Процесс психотворчества в художественной литературе» положительно рекомендовала состояние влюбленности как стимул литературного творчества. Веня мечтательно закрыл книгу.

Это произошло случайно. В тот самый раз, когда он старательно вживался в образ Семена Семеновича Крапотникова, Веня вдруг понял, что прошляпил единственного достойного внимания человека.

Двухдневная гонка «по следу» привела Веню в норковый питомник. Приземистая вольера и домик конторы стояли в узком каменистом распадке. Веня шел, спотыкаясь о камни, и чертыхался.

Дверь в контору была открыта. Веня поднялся на крыльцо, растерянно прикидывая, как объяснить свой визит, и нос к носу столкнулся с девушкой. В одной руке она несла лоток с мусором, а в другой держала веник.

— Ой!

— Изви… — начал было Веня, но поперхнулся.

Ее звали по-русски Соня. Но у нее было второе, местное имя — Каткаль, что в переводе значит «подснежная вода».

Кроме того, Крапотников прозвал ее в шутку Тамерланом. По его мнению, целые улицы, поселения и города мужских сердец должны были разбиваться вдребезги при одном ее появлении. И он не так уж преувеличивал.

Она унаследовала от матери хрупкую стройность таежных женщин, женщин древнего охотничьего племени. Отец ее был потомком бородатых мужиков, остановившихся покурить на берегу Тихого океана. Соня-Каткаль-Тамерлан.

Половины этого было достаточно, чтобы беспощадный меч Тамерлана опустился на забитую поисками экзотики Бенину голову.

Утром Славка шел в институт, чувствуя, что за ночь его голова многозначительно опустела. На ученый совет он все-таки опоздал. В темном коридоре стоял реставрированный бюст питекантропа. Пахло пылью и сигаретами. Из-за стеклянной двери доносился голос его бывшего однокурсника Тольки Чернышева. Делового парнишки.

Речь шла об озерных блохах, их Толька Чернышев решил двинуть на корм карпам.

Светловолосый, круглолицый тихоня, Толька до конца курса прошел непонятым человеком. Он все молчал и все ходил на разные кружки, когда остальные просто с ума сходили по баскетболу. Потом стал председателем СНО, потом нашел идею о водяных блошках. Попав в этот биологический институт, Толька быстро оперился.

В лаборатории Славка стал прибирать свой стол. Выписки, списки, рефераты, папки с ярлычками и ярлычки с пометками разноцветной тушью. «Баядерская нумерация». Его руководителя доцента Мироненко прозвали «Баядерой» за умение хорошо, соблазнительно говорить.

В коридоре возник сдержанный гул голосов. Чья-то голова ошалело заглянула в дверь и моментально исчезла. Вошел Чернышев. Он вытирал платком испачканные мелом пальцы…

Славка молча поманил его к себе. От удивления Чернышев приоткрыл рот и остановился.