Дай-сан - ван Ластбадер Эрик - Страница 38

Время превратилось в красочное колесо, вертящееся далеко внизу.

Это конец.

Да – для Ронина.

А для меня?

Умирание мифа. Мысль сияла в его подсознании, словно таинственный замок, выплывающий из тумана.

И еще…

Жизнь за пределами жизни.

Он рассмеялся. Безмятежные пузырьки. Белое на белом.

Раньше я бы, наверное, не понял.

А теперь?

Скажи мне такую вещь. Ты знал Никуму. Почему он послал Моэру на континент человека?

Я его попросил.

С какой целью?

Чья именно цель тебя интересует – моя или его?

Вас обоих.

Никуму послал ее на континент для того, чтобы она подстраховала его брата, которого он, находясь под чужим влиянием, отправил в Шаангсей шпионить для сасори. Мне было нужно другое. Чтобы она кое-кого разыскала. Точно так же, как Боннедюк Последний и Хинд были посланы, чтобы найти тебя.

Кого?

Сетсору.

Черного Оленя.

Так его называют люди.

Я с ним встречался.

Да. Для меня до сих пор остается загадкой, как эта встреча вообще могла произойти на континенте человека. Хинд не подвел своего хозяина.

Он просто не мог его подвести. Для Хинда любовь к Боннедюку Последнему – превыше всего.

Да. Это так.

Ты хотел разыскать Оленя…

И тебя тоже.

Где мое тело?

Отброшено. Оно больше не твое. Ты принадлежишь жизни; оно отдано смерти.

И кем я стану теперь?

С помощью чародейства и древней медицины, с помощью сохранившихся знаний буджунских воинов-магов, с помощью средств, которые даже в мои времена почитались древними, ты, бывший когда-то Ронином, превратишься в последний миф человечества: в Воина Заката.

Глаз Времени поблек, а потом и вовсе исчез. Пропали радужные цвета.

Он брел вперед, в никуда. Ни полей и ни гор. Ни рек, ни болот. Ни долин, ни лесов. Ни пустынь, ни морей. Ни туманов, ни туч – путь свободен. Скорость стремительно нарастает. Он не шел, не бежал, не летел. В какое-то мгновение ему показалось, что он уловил под собой вибрацию мощного тела Кукулькана, Пернатого Змея, но, подумав, решил, что ошибся.

Потом, при отсутствии всяких цветов, он скорей ощутил, чем увидел, как на него надвигается неукротимое море, бездонное, холодное и таинственное. Вдруг поднялся пронзительный ветер, рассыпаясь в пространстве стоном.

Впереди – неспешное вращение вихря.

Свет и тень. Смазанные, искаженные очертания. Сильное головокружение, и вот он стоит уже в чаще леса. Корни, пни, ветви, листва – все черно-белое. Смещение перспективы, когда он ныряет в темные заросли, сквозь сплетения листьев, по гребням откосов, над зелеными кустами, под раскачивающимися ветками.

Что-то сжалось в глубине его существа, когда впереди появилось нечто – намек на форму, надвигавшуюся на него. Ему вспомнился другой день, из другой жизни. Дом, запрятанный глубоко в недрах мира. Он поднялся тогда по лестнице, привлеченный ритмичным звонким тиканьем и отчетливым постукиванием из комнаты на втором этаже, где Боннедюк Последний, скорчившись на причудливом ковре, раскидывал кости, предсказывающие будущее. Тогда ему было страшно, и теперь, когда чьи-то безжалостные ледяные пальцы снова коснулись сокровенных струн его души, его опять захватило то странное, незнакомое чувство. Смерти ты не боишься, сказал тогда Боннедюк Последний. Ты боишься другого… чего?

Оно приближалось. Или это он шел навстречу?

Деревья расступились.

Отодвинулись вдаль.

Он оказался лицом к лицу с Сетсору.

И опять – эти страшные человеческие глаза на покрытой лоснящейся черной шерстью оленьей морде. Немигающий пристальный взгляд.

Подрагивают огромные ветвистые рога.

– Где я? – воскликнул Черный Олень.

И тут же:

– Я послал за тобой корабли. О нет!

Долгий, протяжный крик.

– Останови это! Останови!

Голова его вдруг затряслась. Глаза закатились.

– Ты можешь. Ты должен!

Молчание.

Но если и был еще кто-то в их черно-белом мире, он ничем не выдал своего присутствия.

На черных звериных губах Сетсору показалась пена. Он жалобно заскулил. Его ороговевшие руки потянулись к черному ониксовому мечу, только меча почему-то не было.

– Где ты? – позвал Олень и принялся колотить себя по голове, словно на нем была маска, которую он хотел разбить.

– Хватит!

В его голосе зазвучали визгливые, истеричные нотки.

– Хватит уже надо мной издеваться!

Он попятился, отступая от стоящего перед ним существа.

– Я служил тебе верой и правдой. Я загубил столько жизней во имя твое. Что ты сделал со мной теперь? Что ты сделал со мной?

Он цеплялся ороговевшими пальцами за рога. Черные губы дрожали. Он рассмеялся, и смех его был ужасен.

– Сила. Куда она делась, вся сила? Отпусти меня. Отпусти. Забери из этого ада…

Здесь нет богов, Сетсору, раздался его голос, наполненный странной вибрацией. Олень дернулся, словно ужаленный.

И только теперь – в первый раз – всмотрелся в силуэт, застывший перед ним.

– Кто ты, при виде которого сердце мое наполняется страхом?

На этот вопрос я тебе не отвечу, потому что еще не знаю. Я только знаю, кем был когда-то, давным-давно. И все же твой страх – это и мой страх тоже.

–  Правда? – Олень замер на месте, вытянув шею вперед. – Такой тусклый свет. Я плохо вижу тебя.

Он придвинулся поближе.

– Ага! Теперь знаю, я чувствую. Ты из леса. Ты меня выследил, точно зверя…

Не тебя. Другого.

–  Он мне сказал, что ты умер.

Но я здесь.

–  Я сказал, что ты искал меня в лесу. Что пока ты жив, мне не будет покоя. Ты будешь травить меня…

А еще он сказал, что я умер.

–  Он не стал бы мне лгать.

Он уже солгал.

–  Что тебе от меня надо?

Расстояние между ними заметно сократилось, хотя ни тот ни другой как будто не сдвинулись с места.

Чего надо нам друг от друга?

Голова дернулась, широкие ноздри раздулись.

– Мне вообще ничего не надо – только вернуться назад, в лес под Камадо.

Может быть. В свое время.

–  Он был прав. Ты хочешь моей смерти!

Глаза налились бешенством.

Я не сделаю тебе ничего плохого. И подумай – почему?

Сетсору расхохотался:

– Не сможешь!

Они сошлись в битве, в долгом сражении без конца и без смерти. Он понял это мгновенно. Он знал, что должен разрешить эту головоломку. Разрешить во что бы то ни стало. Иначе они ввяжутся в схватку за пределами самого Времени.

Он был напуган, но подавил нарастающий страх – просто отбросил его от себя. Попытался подумать. Главное – не забывать. Если забудешь… провал… пустота… Огромная косматая голова заметалось у него перед глазами.

– Я ничего не боюсь. Я убиваю, и все!

Олень, кажется, снова впадал в истерику. Она захватила его, сдавила. Чтобы уже никогда его не отпустить. Никогда.

Плотная и глубокая темнота опустилась на мир. Ночь, которая не была ночью. Беззвездная и бесконечная. Черное покрывало. Спать. Уснуть. Саван…

Прорыв сквозь трепещущую пелену. Паруса. Наверх. Крики морских птиц. К теплому солнцу. Ушел. Ушел…

Думай!

Неба нет, горизонта нет, нет земли.

Объятые чернотой.

Они бьются друг с другом, падая и поднимаясь опять. Парализующее смятение. Паника истощает силы. Надо взять себя в руки.

Сосредоточиться. Существование сужается до…

Снова – прикосновение страха. Но это уже другой страх. Что-то крадется во тьме, приближается… И он знает, что это.

Запредельное.

То, что таится за гранью смерти.

Конец.

Нет!

Ничем не сдерживаемое смятение разлилось штормовой волной чувств, и он сразу расслабился, всем своим естеством ощущая его громогласное, оглушительное приближение. Теперь – на отмель. Стоять до конца.

В глубину.

И тут его вдруг озарило – как будто пронзило сияющей молнией. Ослепило энергией.