Цзян - ван Ластбадер Эрик - Страница 26

«Кинозал», куда посылали лечить от упрямства, был похож на пижонское ранчо больше, чем на что-либо еще. Высокий деревянный забор окружал примерно шестьдесят акров земли. За ним располагались конюшни, манеж с барьерами и прочими штучками для езды по-английски и сложное переплетение тропинок, петляющих по холмам, для езды по-американски.

За всеми этими атрибутами для верховой езды можно было вполне не заметить низкое бетонное сооружение без окон, похожее на бункер, пристроившееся на склоне холма, которое и дало этому месту его название.

Джерард Стэллингс тем не менее считал для себя принципиально важным смотреть на эту бетонную уродину, выводя своего гнедого жеребца из стойла. «Кинозал» служил ему в качестве постоянного напоминания о темной стороне его профессии. Он одновременно и пугал его, и успокаивал. Он был символом могущества Куорри и доказательством того, что добро в конце концов побеждает зло. Все эти размышления благотворно влияли на Стэллингса.

До некоторых пор его единственны развлечением была верховая езда. Эту страсть он впитал в себя еще пацаненком в Техасе. Он ездил на лошади лучше, чем на автомобиле. Но это не значит, что с последним у него было туго. Напротив, в этом деле он был мастером не только в собственных глазах, но и по мнению всего коллектива Куорри, а это что-нибудь да значит.

С недавних пор Вундерман начал обучать Стэллингса работе с компьютером. Поначалу Стэллингс артачился. Он принципиально относился отрицательно к любому виду деятельности, происходящему не на свежем воздухе. Но Вундерман упорствовал, указывая на то, что Стэллингс мог бы вчетверо повысить свою продуктивность в выработке стратегий, передав некоторые трудоемкие задачи компьютеру. После нескольких наглядных примеров, продемонстрированных Вундерманом, Стэллингс сразу же оказался на крючке, и теперь частенько развлекался с этой умной игрушкой, разрабатывая новые подходы к внешне неразрешимой задаче.

Но большую часть времени Стэллингс поклялся проводить в седле, находясь на отдыхе, и поэтому Роджеру Доновану в случае необходимости связаться с ним приходилось ехать в «Кинозал», брать лошадь и уже на ней отправляться на поиски незаменимого агента.

В седле Донован чувствовал себя не очень комфортно. В детстве ему не приходилось заниматься лошадьми, и в результате когда он стал взрослым, у него так и остался неистребимый страх перед этим огромным животным, которому ничего не стоит сбросить тебя на траву вверх тормашками.

Тем не менее, он предпочел выполнить этот каприз Стэллингса, нежели разыскивать его по холмам на джипе. Донован понимал, что это бы катастрофически понизило его и без того невысокий рейтинг в глазах Стэллингса, по мнению которого ты не можешь считаться мужчиной, если не умеешь ездить верхом и причем ездить хорошо.

В конце концов, он нашел Стэллингса. Агент лежал, развалившись в тени векового дуба, надвинув на глаза ковбойскую шляпу. Казалось, он беззаботно дрыхнет, предоставив возможность своей лошади свободно разгуливать рядышком, пощипывая сочную траву.

Донован решил воспользоваться моментом, когда на него никто не смотрит, и спешиться, если этим красивым специальным термином можно было назвать его неуклюжее сползание со спины лошади. Затем он взял ее под уздцы, подвел к тому месту, где пасся жеребец Стэллингса, наклонился, чтобы подобрать и его поводья, а затем не без некоторой торжественности повел обоих животных к дереву.

— Не делай этого, — услышал он за свой спиной и остановился как вкопанный. — Он не любит, когда его привязывают. — Донован увидел, что Стэллингс приподнял шляпу с глаз при помощи указательного пальца и смотрит на него неодобрительным взглядом. — Оставь его в покое.

Донован уронил вожжи жеребца. Поскольку он не знал, что делать дальше, то погладил свою собственную скотину по холке. Скотина испуганно захрапела и попятилась, так дернув головой, что Донован чуть не упал.

— Твоя лошадь всегда должна знать, где ты находишься, — назидательно произнес Стэллингс, поднимаясь на ноги. — Лошади видят мир не так, как люди. Если ты не будешь об этом помнить, в один прекрасный день получишь копытом в зад. И уж этого ты точно никогда не забудешь, провалявшись полгода в больнице с переломом бедренной кости.

Донован стоял теперь немного в сторонке от лошади. Одна мысль о том, что на нее опять придется залезать, наполняла его сердце ужасом.

— Тебе надо собираться в дорогу, — сказал он, меняя тему.

— Куда?

— В Токио.

— Ага, в Японию. — Стэллингс плюнул в кусты. — Не был там целых шесть лет. Пора немного пугнуть моих славных япошек. — Он вышел на солнце и протянул жеребцу кусочек сахара. Тот поднял голову и тихонько заржал. Долго после того, как лакомство исчезло, он все тыкался мордой в ладонь Стэллингса. — И что там стряслось?

— Там сейчас находится жена Мэрока, Марианна.

Стэллингс стоял неподвижно, как статуя. Жеребец продолжал обнюхивать его ладонь, требуя еще сахара, но хозяин не обращал на него внимания.

— Ты лучше объясни мне все толком. Речь ведь идет о члене семьи нашего сотрудника.

— Все это очень неприятно, я понимаю, — начал Донован подчеркнуто бодрым голосом. — Старик настроен очень решительно. Тот звонок в ее квартиру был сделан из Дома Паломника.

— От Ничирена?

Донован пожал плечами.

— Мэрок сам сказал Дэвиду Оу, что у ее жены нет знакомых в Токио. Можешь делать из этого собственные выводы.

— Все это может быть случайным стечением обстоятельств.

Но Донован видел, что словам Стэллингса не хватает убежденности.

— Ситуация слишком опасна, чтобы рисковать. Помнишь, что Старик говорил про айсберг? Он твердо уверен, что никакой случайности тут нет. Все железно. И компьютеры это подтверждают. С Марианной Мэрок надо кончать.

— Если на нас надвигается опасность, нечего медлить. — Одним прыжком Стэллингс вскочил в седло. Натянув поводья, он заставил жеребца задрать голову. Раздувая ноздри, великолепное животное слегка попятилось. Даже ничего не понимающий в лошадях Донован не мог не залюбоваться им.

— В нашем Транспортном агентстве для тебя все приготовлено: инструкции, паспорт, виза, валюта, документы прикрытия.

— Кто я на этот раз?

— Эту ковбойскую шляпу придется оставить здесь, — ответил Донован. — Она будет явно неуместна.

Всем нравилась Москва Даниэле Александровне Воркуте, только не ее статусом сухопутного города. Она родилась в шумной Одессе, на северо-западном побережье Черного моря. Ее отец командовал целой рыбацкой флотилией, состоявшей из 20 судов, четыре из которых, тоже считаясь рыболовецкими, использовались Комитетом государственной безопасности в целях «охраны внешних интересов страны», выражаясь их языком, а попросту говоря — шпионажа. В сферу их «интересов» входили Болгария, Румыния и Турция.

Ее отца, Александра Макаровича Воркуту, КГБ привлек к сотрудничеству сначала только для того, чтобы обучать комитетчиков тонкостям рыбного промысла. Это чтобы они могли хоть внешне сходить за профессиональных рыбаков. После этого они только время от времени консультировались у него по разным вопросам. Он не был, строго говоря, сотрудником КГБ, но они относились к нему как к своему. Он у них пользовался полным доверием. Оно и понятно. Имея такую дочку...

Поэтому нет ничего удивительного, что она любила приезжать на эту дачу. Все-таки, на море, хотя и не в Одессе. Эта дача под небесно-голубой крышей находилась неподалеку от Ялты, на Крымском полуострове, гигантским перекошенным четырехугольником врезающемся в лазурные воды Черного моря. Ялта расположена примерно на равном расстоянии от Бухареста, Стамбула и Ростова, и бывая там, Даниэла Александровна ощущала себя как бы в центре своей паутины. А может быть, ее влекли сюда детские воспоминания. По сравнению с Москвой, этот городок был такой маленький и такой провинциальный. Каждый раз, приезжая сюда, она наслаждалась покоем и целительным морским воздухом.