Журнал «Если», 1994 № 01 - Арутюнян Марина - Страница 27

Утром Трейси Когсуэлл впервые завтракал вместе с ними в небольшой комнате, которую он окрестил про себя «утренней трапезной». Чем ближе он знакомился с домом, тем сильнее впечатляло его сочетание великолепия с продуманной рациональностью. Впрочем, «впечатляло» — не то слово. Биография Когсуэлла даже в перспективе не сулила ему доступа к подобной жизни, да он к ней и не стремился. «Движение» и его идеи — в них была вся жизнь Трейси Когсуэлла. Пища, одежда и кров были чем-то вторичным, необходимым лишь для поддержания работоспособности. Роскошь? — он мало ее видел на своем веку, а жаждал и того меньше.

Он ожидал, что подавать на стол будет марокканская прислуга, может быть, даже французская или испанская. Но, похоже, его пребывание здесь хранилось в глубокой тайне — их обслуживала Бетти, носившая тарелки и блюда из кухни.

Еда, надо признать, была просто неземная. Интересно, подумал он вдруг, это она сама готовила, или нет? Нет, конечно, нет. Бетти Стайн слишком хорошо смотрелась, чтобы обладать еще и полезными качествами впридачу.

Разговор за столом был какой-то беспорядочный — по-видимому, не без умысла. Однако в глазах Джо Эдмондса поблескивали веселые искорки.

Ближе к концу завтрака Стайн спросил:

— Как вы себя чувствуете, мистер Когсуэлл? Что вы думаете о небольшой прогулке, которую предлагала Бетти?

— Почему бы и нет.

Чем больше информации он получит о своем окружении, тем лучше будет подготовлен к побегу, если до этого дойдет.

Он самостоятельно добрел до гаража, хотя Стайн всю дорогу озабоченно суетился рядом.

Когсуэлла усадили на переднем сиденье транспортного средства, которое с виду почти ничем не отличалось от автомобиля — разве что отсутствием колес; Бетти заняла место водителя.

Отличие от автомобиля обнаружилось после того, как они выкатили из гаража, проскользили несколько метров и плавно взлетели, несмотря на отсутствие крыльев, винтов, реактивных сопел или еще каких-либо атрибутов летательного аппарата.

— Что случилось? — Бетти заметила озадаченную физиономию Когсуэлла.

—

Я

По всем повадкам Бетти чувствовалось, что она опытный водитель — или, точнее, пилот.

— Я не очень сильна в датах, — сказала она, — но мне казалось, что в ваше время уже появились устройства типа автомобилей и катеров на воздушной подушке.

Когсуэлл разглядывал пейзаж, расстилавшийся под ними. Танжер сильно изменился. Видимо, его превратили в курортную зону для богатой верхушки. Исчезла Касба с ее марокканскими трущобами. Исчезла базарная площадь, когда-то кишевшая тысячами нищих арабов и берберов.

Когсуэлл сердито фыркнул. Надо полагать, европейские и американские богачи успели оценить климатические и живописные достоинства северного Марокко и взяли его на мушку. Они-то, наверное, и вытеснили отсюда туземную голытьбу, рядом с которой немногочисленная состоятельная публика из местных всегда чувствовала себя неуютно. Вид бедноты действует богачу на нервы, поэтому он норовит убрать ее с глаз долой.

В воздухе там и сям парили летательные аппараты, похожие на тот, на котором летели они. Эти штуки, видно, были в моде. Придерживаясь разных уровней, они, судя по всему, не боялись дорожных «пробок». Но, как и всякая новинка, наверняка создавали непредвиденные транспортные проблемы.

Бетти прибавила скорость, и минут через пятъ-десять они уже кружили над Гибралтаром. Что и говорить, Гибралтар — самая впечатляющая картина, какую может вообразить путешественник, взирающий на сушу с моря. И здесь тоже — виллыбогачей и роскошные многоквартирные дома.

— А где же магазины, гаражи, всякие там деловые учреждения? — спросил Когсуэлл.

— Под землей.

— Чтобы не мозолили глаза своей неприглядностью, верно я говорю?

— Совершенно верно.

Бетти явно не оценила его сарказма.

Они летели на север вдоль побережья, минуя Эстепону, Марбелью и Фуэнхиролу. Зрелище открывалось впечатляющее. Даже во времена Когсуэлла этот район процветал, но теперешний его вид просто потрясал.

— Слишком скученно живут здесь люди, — заметила Бетти. — Меня всегда удивляло, что многие тяготеют к теплому климату.

— Ничего удивительного, — тут же возразил Трейси. — Каждый хотел бы жить здесь, будь у него такая возможность,

— Но почему? Разве так уж плох континентальный климат с его резкой сменой времен года? А какие-то сезоны можно даже проводить На дальнем Севере. И снег, и стужа, несомненно, имеют свой аромат. А комфортабельные жилища можно построить где угодно.

— Вы похожи, — проворчал Когсуэлл, — на королеву, как бишь ее звали… на ту, что сказала: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные».

Бетти задумчиво нахмурилась — она не поняла.

— Вы про Марию-Антуаннету? Что вы хотите этим сказать?

— Послушайте, — вскипел Трейси. — Люди вроде вас, с бабками, никогда Не поймут человека, у которого этих бабок нет. Он может только мечтать о том, чтобы на старости лет поселиться в теплых краях, погреть кости на солнышке, но массе незадачливых работяг это не по карману.

Бетти взглянула на него:

— Бабки — при чем здесь бабки?

— Бабки — значит, деньги, — раздраженно сказал Трейси. — Конечно, если у вас денег куры не клюют, вы можете строить роскошные дома хоть на Аляске и жить там с комфортом. С кучей денег в кармане вы можете жить где угодно как у Христа за пазухой. Но для большинства людей, которые почти всю свою жизнь проводят в трущобах огромного вонючего города, для них предел мечтаний — перебраться в теплые края, обзавестись домиком и дожить в нем свой век.

Бетти вдруг рассмеялась.

Трейси Когсуэлл застыл, его лицо превратилось в каменную маску. А ведь еще недавно эта девица ему нравилась.

Бетти показала на шикарные виллы внизу. Теперь они летели над Торремолинос.

— Так вы решили, что у этих людей, там, под нами, куча денег?

Он недоуменно покосился на нее:

— По вашим меркам, может, и нет. По моим — да.

— Ни у кого из них денег вообще нет, — сказала Бетти. — Так же, как и у меня.

Трейси даже рот разинул: ну это уж слишком!

— Денег, как таковых, больше не существует, — продолжала девушка. — Их отменили довольно давно.

Понятное дело, решил Когсуэлл.

— Ну и что это меняет? Значит, есть кредитные карточки или еще что-нибудь в этом роде.

Бетти опять рассмеялась. Она хохотала с неподдельным удовольствием, но без намека на снисходительность. В голосе ее зазвучала нежность:

— Трейси Когсуэлл! Вы отдали себя вашему движению, долгие годы работали как одержимый — разве вы в глубине души не верили, что мечта сбудется? Что наступит Золотой Век, блаженная Утопия?

Холодок пробежал по его спине.

Он захлопнул рот, но взгляд его говорил, что поверить до конца он не в состоянии.

— Трейси, — ласково сказала она, — ваше движение победило.

Он долго молчал. Потом сказал:

— Может, вернемся? Мне бы сейчас не повредило чего-нибудь выпить.

И они вернулись.

Реакция Трейси развеселила всю троицу, но это было дружеское веселье. Правда, он уловил какой- то странный оттенок, какую-то неестественность в этом смехе, но какую, никак не мог понять. И не удивительно: в голове у него творилась такая неразбериха, так много вопросов рвалось наружу, что ему было не до исчерпывающих ответов.

— А русские? — допытывался он. — Что там у них происходило?

— Примерно то же, что везде, — отвечал Джо Эдмондс. — Противоречия, накопившиеся за десятки лет существования этой нелепой и жестокой системы, разом прорвались наружу. Это было одно из немногих мест, где пролилась кровь. Большевики причинили зло слишком многим, чтобы рассчитывать на мирный уход со сцены.

Бетти затрясла головой.

— Иногда это было просто ужасно.

В памяти Трейси Когсуэлла тут же всплыла картина: члены тайной полиции, висящие на фонарных столбах вниз головой. Он был в Будапеште во время восстания 1956 года.