Колесо Фортуны - де Ченси Джон - Страница 52

— И я ушел из дома, — прошептал Питер.

— А они сказали: если уходишь, то не возвращайся, — сказала она.

Он перестал чувствовать кончики пальцев, но не потому, что они онемели от ее прикосновения. Скорее они просто каким-то образом исчезли, растаяли. Он ощутил морозный привкус одиночества, это был новый аромат; его собственное одиночество всегда отдавало колой.

Она сказала:

— И я подумала: хорошо. Я не хочу возвращаться. Не хочу жить в паутине, где каждое мое движение заставляет дергаться еще шестерых.

Она вздохнула.

— Я ушла, и мне было приятно стряхнуть с себя все эти ниточки. Наконец-то я осталась одна. — Она нахмурилась, глядя на размазанные остатки мороженого. С минуту она молчала. — Я живу здесь, в мире, уже почти два года. — Она посмотрела в окно на сгущающиеся сумерки, и он внезапно ощутил приступ паники, мерзлую землю на спине, навалившуюся тяжесть… Затем это прошло, исчезло за вкусом крекеров. — Кое-что в этом мире мне нравится, а есть такое, что я ненавижу. И… никогда не думала, что буду так говорить… но дома осталось то, о чем я скучаю.

— И я скучаю, — пробормотал он.

— В основном о тех, кто меня понимает. Кто читает мои мысли. Ты понимаешь, о чем я говорю? — Теперь она смотрела ему прямо в глаза, склонив голову вперед и упрямо изогнув губы.

Серебристая вспышка страха, вкус гвоздики, ощущение теплой воды под рукой, бурчание сытого желудка.

«Знаю ли я, о чем она говорит? — задумался он и ответил себе „да“. — Она хочет соединиться с кем-то. Она тоскует об этом, как тосковала бы о руке, если бы лишилась ее.

Она хочет соединиться со мной.

Это просто свидание. Я уже выиграл пари. Она совсем не в моем вкусе. Она дотрагивается до меня и заставляет меня чувствовать всякое такое, и мне это не нравится. Я не так представляю себе свое будущее».

Словно тяжелая глина, на него навалилось ощущение судьбы, творившейся на глазах. Он мог ответить «нет», и вечер пойдет своим чередом, разъединяя его с Сильвией до тех пор, пока каждый из них не окажется лишь примечанием на полях в жизни другого. На некоем пляже недалеко отсюда появится загорелая блондинка с широкой белозубой улыбкой, в крошечном бикини и с грудями, достаточно большими, чтобы заполнить его ладони. Она будет теплой, страстной, жаждущей развлечений. В голове у нее будет твориться черт знает что. Это девушка, на которой он хочет жениться. Крупная, дружелюбная и веселая, к которой приятно приходить домой после тяжелой работы.

Не эта странная, испуганная, костлявая крольчишка.

— Ты понимаешь? — спросила Сильвия. Ее пальцы лежали на его руке словно перья.

— Да, — прошептал он. Он думал обо всех тех вещах, о которых не поговоришь с Артом. Он думал о жизни с существом, которое сможет дотрагиваться до него так же, как это делает Сильвия.

Он думал о вкусе масляных хлебцев. Он смотрел на нее.

Ее язык затрепетал под нёбом.

— Масляные хлебцы, — сказала она, вздрагивая.

Улица с двусторонним движением.

Он думал о крыльях бабочки, нарисованных на стене здания, и о том, как пригоршня блесток может оживить их. Он повернул ладонь и переплел свои пальцы с ее пальцами. В животе у него что-то возбужденно вздрогнуло от сознания собственной жизни, поставленной на карту.

Роджер Желязны

СИНИЙ КОНЬ И ТАНЦУЮЩИЕ ГОРЫ

Я взял вправо к Горящему Колодцу и избежал встречи с дымящимися призраками Артинского нагорья. Я сбил со следа предводительницу кертов из Шерна, когда ее стая гнала меня от своих высоких насестов среди скалистых каньонов. Остальные отказались от погони, и мы остались одни под зеленым дождем, падавшим с грифельно-черного неба. Мы неслись вперед и вниз, туда, где на равнинах извивались пыльные демоны, поющие о печальной вечности в скалах, которыми они когда-то были.

Наконец ветры утихли, и Шаск, мой смертоносный скакун, синий жеребец из Хаоса, замедлил бег и встал перед красными песками.

— Что случилось? — спросил я.

— Мы должны пересечь перешеек пустыни, чтобы добраться до Танцующих гор, — ответил Шаск.

— А далек ли туда путь?

— Туда идти оставшуюся часть дня, — сказал он. — Здесь самое узкое место пустыни. Мы уже заплатили часть своего искупления. Остальное ждет нас в самих горах, поскольку нам придется пересечь их в том месте, где они наиболее активны.

Я поднял фляжку и потряс ее.

— Стоит того, — сказал я, — если только они не пляшут в самом деле по шкале Рихтера.

— Нет, но на Великом Перешейке между тенями Амбера и тенями Хаоса происходят некие природные изменения в том месте, где они встречаются.

— Мне не впервой сталкиваться с теневыми грозами, а там, похоже, находится постоянный тенегрозовой фронт. Но мне все же хотелось бы скорее прорваться, чем ночевать там.

— Я говорил тебе, когда ты выбрал меня, лорд Корвин, что могу нести тебя быстрее любого другого скакуна в дневное время. Но ночью я превращаюсь в неподвижную змею, замирающую на камне, холодную, словно сердце демона, и оттаивающую лишь с рассветом.

— Да, я припоминаю, — сказал я, — и ты служил мне хорошо, как и говорил Мерлин. Возможно, нам стоит заночевать по эту сторону гор и пересечь их завтра.

— Фронт, как я говорил, перемещается. В некоторых точках он может налететь на вас еще в предгорьях или даже раньше. Когда добираешься до этих мест, уже неважно, где заночуешь. Так что спешивайтесь сейчас, пожалуйста, расседлывайте и разнуздывайте меня, чтобы я мог превратиться.

— Во что? — спросил я, спрыгивая на землю.

— Полагаю, форма ящерицы лучше всего подходит к условиям пустыни.

— Хорошо, Шаск, делай, как тебе удобно. Стань ящерицей.

Я начал снимать с него поклажу. Было приятно почувствовать себя свободным.

Шаск в качестве синей ящерицы был головокружительно проворным и практически неутомимым. Он перенес меня через пески засветло и, пока я стоял, созерцая тропинку, уходящую в предгорья, заговорил свистящим голосом:

— Как я уже сообщал, тени могут застать нас здесь повсюду, а я еще достаточно силен, чтобы взлететь наверх за час с небольшим, прежде чем придет время разбивать лагерь, отдыхать и ужинать. Каков наш выбор?

— Вперед, — сказал я ему.

Деревья сбрасывали листву буквально на глазах. Тропинка была безумно неровной, резко меняла направление и характер. Времена года приходили и уходили — снежные шквалы сменялись порывами горячего ветра, затем налетала весна и расцветали цветы. Перед глазами мелькали башни и металлические люди, дороги, мосты, туннели — и все это мгновенно исчезало. А вслед за этим пляска прекращалась вовсе, и мы просто взбирались по тропе, как обычные путники.

В конце концов мы разбили лагерь в укрытии недалеко от вершины. Пока мы ели, небо затянуло облаками, и в отдалении раздалось несколько раскатов грома. Я устроил себе невысокую лежанку. Шаск превратился в огромную змею с головой дракона, крыльями и оперением и свернулся рядом.

— Спокойной ночи, Шаск, — окликнул я его, когда упали первые капли дождя.

— И… тебе… того же… Корвин, — тихо сказал он.

Я, лег, закрыл глаза и почти мгновенно уснул. Не знаю, как долго я спал. Разбудили меня ужасающие раскаты грома, раздававшиеся, казалось, прямо над головой.

Прежде чем затихло эхо, я понял, что сижу, наполовину вытянув из ножен Грейсвандир. Я потряс головой и прислушался. Мне показалось, что чего-то не хватает, но я не мог определить чего.

Раздался еще один громовый раскат, сопровождаемый алмазной вспышкой. Я вздрогнул и стал ждать продолжения, но наступила тишина.

Тишина…

Я положил на лежанку руку, затем голову. Дождь прекратился. Вот чего не хватало — дробного стука капель.

Мой взгляд привлекло сияние, исходившее из-за соседней вершины. Я натянул сапоги и покинул укрытие. Снаружи застегнул ремень, к которому были прикреплены ножны, и застегнул у горла плащ. Необходимо было произвести рекогносцировку. В месте, подобном этому, любое явление может представлять угрозу.