Необыкновенные приключения Карика и Вали - Ларри Ян Леопольдович - Страница 54

— Чего это она? — удивился Карик. — Топиться вздумала, что ли?

Валя поглядела на стрекозу, подумала немного и нерешительно сказала:

— Наверное, она пришла свою личинку навестить. Соскучилась, вот и пришла. Очень даже просто!

Профессор засмеялся.

— А ещё проще и вернее вот что, — сказал он. — Стрекоза опускается под воду, чтобы отложить яички.

— Ух, страшная какая! — сказала Валя.

— Что ты, она очень красивая! — возразил Иван Гермогенович. — Недаром немцы дали ей поэтическое имя — вассерюнгфер — водяная дева, а французы называют стрекозу демуазель, что по-русски значит «девица».

В это время по озеру побежали волны. Паруса зашумели. За кормой заплескалась вода.

— Команда, по местам! — закричал Карик.

— Есть, капитан! — ответил Иван Гермогенович.

И корабль снова помчался по волнам.

Карик забрался на мачту.

«Карабус» плыл, лавируя между зелёными плоскими островами; это были мясистые листья кувшинок и белых лилий.

Наконец «Карабус» вышел на чистую воду.

Карик приложил ладонь к глазам.

Вдали, за синевой озера, сверкающей под солнцем, он увидел туманный берег. Берег почти сливался с водой.

Облака лежали над голубой полоской земли как белые ватные горы.

Когда Карик присмотрелся, он заметил на горизонте крошечную, тонкую, как булавка, чёрточку. Наверху трепетало что-то очень похожее на красную пушинку.

— Вон он, маяк! Держите, Иван Гермогенович, вправо. Так, так! Ещё правей! Натяните правые шкоты, тысяча чертей! Ещё! Ещё! Стоп! Так держать!

— Есть так держать! — гаркнул профессор.

Прямым курсом «Карабус» помчался к берегу. И вдруг все кругом зазвенело, запело. Пела вода, пело небо.

Карик испуганно оглянулся и торопливо спустился с мачты на палубу.

Профессор стоял, задумчиво прищурив глаза, и, склонив голову набок, слушал удивительную музыку.

Казалось, тысячи скрипок и флейт играли несложную, но очень приятную песенку.

Профессор вздохнул:

— Удивительно нежная музыка, не правда ли? Можно подумать, будто поют сказочные морские сирены, а между тем это поёт ансамбль водяных хищников.

— Кто они?

— Свирепые хищники! Клопы-кориксы. Обжоры и разбойники. Но до чего же талантливы, шельмецы. Какая удивительная музыкальность!

— Как же они поют? Разве у клопов есть голос?

— Поют они ногами, — сказал Иван Гермогенович, блаженно улыбаясь, слушая хор хищников с закрытыми глазами. — Клопы-кориксы, клопы-гребляки, клопы-гладыши потирают передними ногами свои хоботки, словно щетинками по зубчикам музыкального ящика, а трение порождает музыку. Кстати, среди насекомых певцов и музыкантов немало. Но самое музыкальное насекомое — это, конечно, цикада. У неё и самый сложный музыкальный орган.

— Вот смешно как, — засмеялась Валя. — И поют ногами, и слушают ногами.

— Не все ногами слушают. Комары, муравьи и бабочки слушают усиками… И слушают по-разному и поют по-разному. Сверчки, например, любители хорового пения, но многие насекомые выступают как солисты.

— Интересно, почему они поют? Потому, что весело, или потому, что скучно? — спросила Валя.

— Видишь ли, одни насекомые поют, как бы аукаясь. Все их песни — это перекличка. «Ау, я здесь! — поёт один. — А ты где?» — «Я тут, я тут!» — отвечают другие. «Держитесь все вместе!» — поют они уже хором. Другие насекомые, как, например, цикады и кузнечики, пугают своим пением врагов. «Я очень страшный! — поют они, — Не подходи ко мне, если дорожишь своей жизнью!»

Между тем «Карабус» мчался на всех мушиных парусах, и с каждой минутой отлогий берег становился всё ближе и ближе.

Скоро можно было уже видеть песчаные отмели, прибрежные камни и травяной лес.

— Где будем швартоваться? — спросил деловито Карик.

— Да где хочешь, — ответил Иван Гермогенович, поглядывая на берег, — немножко ближе, немножко дальше — это не так и важно сейчас, ведь нам всё равно придётся пешком тащиться.

Валя вздохнула:

— Неужели опять пешком? Ох, и надоело мне!

— Ничего, Валя, потерпи, — сказал Иван Гермогенович, — когда-нибудь, надеюсь, наше путешествие всё-таки кончится. Мне и самому хотелось бы поскорее домой попасть. Меня же студенты в университете ждут!

Профессор вдруг захохотал:

— Вот если бы мои студенты увидели меня на этом кораблике из дубового листа, под парусами из мушиных крыльев, что бы они сказали?! Ведь меня сейчас любой из них мог бы в жилетный карман посадить, за пояс заткнуть! Ха-ха-ха!

…Был полуденный час.

Царапая днищем о камни, «Карабус» тихо подошёл к берегу и остановился, лениво покачиваясь на лёгкой зыби.

Путешественники вышли на берег.

За ближним лесом торчала чёрная мачта-маяк.

Казалось, она находится совсем рядом, стоит только пройти через этот лесок — и вот она.

Карик оглянулся. Посмотрев грустно на славный «Карабус», он помахал на прощанье рукой и тяжело вздохнул:

— Прощай, «Карабус»! Не забывай своего капитана!

— А я думала, мы до самого маяка доедем! — сказала Валя.

— Напрасно думала! — пожал плечами профессор.

— Тогда зачем же мы нагрузили на корабль столько продуктов?

— Как это зачем? — возмутился Карик. — А если бы началась буря? А если бы нас выбросило на какой-нибудь необитаемый водяной лист? Что бы ты стала есть?

— Верно, — сказал Иван Гермогенович, — надо быть предусмотрительным, когда отправляешься в путь. Лучше потом выбросить лишнее, чем умереть с голоду.

Через два-три часа профессор и ребята расположились на опушке леса и плотно позавтракали.

Иван Гермогенович встал, вытер лепестком усы, бороду, руки и сказал:

— Ну, а сейчас мы с на…

Профессор не договорил. Отбросив прочь лепесток, он проворно, как мальчик, взбежал на ближайший пригорок.

— Так, — сказал он, глядя вверх, — очень хорошо! Прекрасно! Просто замечательно!

Ребята тоже подняли головы.

Над лесом мчались на широких, точно стеклянных, крыльях какие-то тяжёлые мохнатые чудовища.

Не их ли разглядывал Иван Гермогенович?

— Осы! — сказал Карик.

— Не осы, а шмели! — поправил профессор. Тёмные, с золотом, шмели кружились над густыми зарослями травяного леса, кружились и опускались на странные деревья, у которых вместо кроны были огромные лилово-красные шапки. Шмели садились на эти шапки, копошились в них, а потом, взмыв вверх, летели в сторону маяка и там исчезали, — должно быть, садились на землю.

Профессор схватил ребят за руки и, пристально посмотрев на них, сказал:

— Вот что, друзья мои, мне пришёл в голову очень смелый план… Дальше мы полетим на шмелях.

Ребята испуганно попятились.

— На шмелях?… Я… я не хочу на шмелях! — сказала Валя. — Я боюсь.

Профессор обнял Валю за плечи:

— Не бойся, голубчик! Это совсем безопасно. Ведь летают же личинки жука-майки на пчёлах, и пчелы их не трогают.

— Может быть, лучше на пчёлах полететь? — спросил Карик.

Профессор покачал головой:

— Нет, на пчёлах нельзя! Пчелы утащат к себе в улей, и там нам конец будет. А шмели понесут нас прямо к маяку. Наверное, у них там гнезда. Видите, куда они летят? Значит, нам больше подходит шмель, а не пчела.

— Нет, я всё-таки боюсь! — замотала головой Валя. — Я…

— Да ты постой, — перебил её Иван Гермогенович, — я расскажу тебе подробно, как путешествуют на пчёлах личинки жука-майки, и, надеюсь, после этого ты перестанешь бояться.

Профессор сел на пригорок, усадил ребят рядом с собой и начал:

— Очень прошу вас, друзья мои, не смешивать жука-майку с майским жуком. Это далеко не одно и то же. У жука-майки есть одна удивительная особенность… Почти как правило, у всех насекомых бывает три превращения: из яйца выходит личинка, потом личинка становится куколкой и наконец куколка превращается в совершенное насекомое. Ну, а вот у жука-майки целых четыре превращения: яйцо, личинка-триунгулина, потом просто личинка, куколка и наконец взрослый жук-майка. Запомните: триунгулина. Так вот, эта триунгулина питается только пчелиным мёдом… А как найти ей соты?… Кто покажет ей дорогу к пчёлам? Кто отнесёт её в улей?