Мила Рудик и руины Харакса - Вольских Алека - Страница 88

— Нет, слава Древишу, — ответил Гарик. — Иллюзии, уменьшенные копии настоящих. Но, должен предупредить, драконы, какими бы иллюзорными они ни были, большие любители мясных блюд, поэтому будет нелегко их заставить лететь в «салат», в «апельсин» или в «эскимо».

— Я попробую, — с упрямством сказала Мила. — Как выпустить драконов?

Гарик отошел от нее на пару шагов и стал лицом к светящейся мишени.

— Прежде всего, — сказал он, — соблюдай дистанцию. Ближе не подходи.

— Почему? Что будет? — полюбопытствовала Мила.

— А вот что…

Он сделал шаг вперед, и диск в тридцати метрах от него словно отполз по воздуху назад.

— Он сохраняет расстояние, — догадалась Мила.

Гарик кивнул и вытянул перед собой руку с серебряным перстнем. Сжав кисть руки в кулак, он негромко, но отчетливо произнес:

— Оживи.

В глазницах и раскрытой пасти серебряной драконьей головы на его перстне вдруг вспыхнул красный свет. Мгновение — и сияющим вихрем он вырвался наружу, на лету принимая форму полупрозрачного шестидюймового дракона. Раскрыв крылья и вытянув длинную шею, дракон, словно стрела, уже несся к мишени…

Бах!

Голова дракона вошла в оранжевый круг мишени, как нож в масло, и застряла там. Красненькие полупрозрачные крылышки нервно трепыхались, а длинный хвост хлестал по сияющему диску.

— «Апельсин»! — восхищенно воскликнула Мила.

— Твоя очередь, — приглашая ее на свое место, сказал Гарик.

Мила подняла руку и, не мудрствуя лукаво, нацелилась в белый кружочек в самом центре мишени.

— Оживи! — воскликнула она.

Произошло в точности то же самое, что и с перстнем Гарика. Драконья морда на перстне засветилась красным, и через секунду наружу вылетел маленький дракончик. Воинственно выпустив из крохотных ноздрей струи красного дыма, он вытянул шею и рванул к мишени.

Мила точно видела, что ее дракон летит в самый центр мишени, однако на полпути он вдруг изменил траекторию…

Бах!

…и воткнулся головой в крайний круг диска.

— «Говя-я-ядина», — разочарованно протянула Мила.

— Я же говорил, драконы любят мясо, — подойдя к ней ближе, сказал Гарик. — Они же хищники: телят, овец с полей воруют. А вот к эскимо они равнодушны.

— Но если они летят, куда им хочется, то как тогда можно попасть в сильные зоны? — с недоумением спросила Мила.

— Недостаточно просто направлять дракона. Его нужно или заставить, или обхитрить, — сказал Гарик.

Мила нахмурила брови и задумчиво хмыкнула.

— Продолжим?

Они выпускали драконов еще по три раза. Дважды Гарик попал в «апельсин», один раз — в «салат». Мила все три раза угодила в «мясо». По сравнению с ее первым броском прогресс был налицо.

— Хм, по-моему, ты балуешь своих драконов, — сказал Гарик.

— Я просто не знаю, как заставить их лететь, куда мне надо, — поникнув, ответила Мила. — А как ты это делаешь?

Он вскинул брови.

— А разве тебе будет интересно просто повторить за мной? Неужели не хочется самой что-нибудь придумать?

— Хочется, — буркнула Мила. — Выпускай дракона, сейчас твоя очередь.

Гарик снова попал в «апельсин». Теперь у него было четыреста пятьдесят четыре очка. Ему достаточно было один раз попасть в «эскимо», чтобы выиграть. У Милы же было всего двадцать два очка.

Она встала лицом к мишени и подняла руку, раздумывая, как ей обмануть шестидюймового дракончика, большого ценителя мясных блюд. Ей пришло в голову, что будь она Берти или Фимкой Берманом, уже бы легко справилась с этой задачей — вот кто имел склонность к ловкачествам. И вдруг в голове само собой вспыхнуло любимое жульническое заклинание Фимки.

Улыбнувшись, Мила прицелилась и воскликнула:

— Оживи!

Красный дракончик вылетел из серебряной драконьей головы перстня. Наставив на мишень карбункул, она прошептала:

— Фигли Мигли цвет!

И тотчас цвета диска поменялись местами: крайний круг стал белым, а центральный — коричневым. Учуяв, что «говядина» теперь прямо по курсу, дракончик и думать забыл о смене траектории. Когда он был к мишени уже чересчур близко, чтобы в очередной раз проделать свой любимый трюк, Мила буквально в последнюю секунду прошептала:

— Фигли Шали цвет!

Цвета диска мгновенно вернулись на свои места, и красный дракончик воткнулся четко в белый круг по центру.

— Есть! — ликующе воскликнула Мила, запрыгав на месте. — «Эскимо»! Я попала! Попала!

Теперь у нее было двести двадцать пять очков. Она по-прежнему сильно уступала Гарику и уже не надеялась победить, но довольна была и тем, что хоть раз смогла заработать максимальное количество очков. Выпуская дракона следом за ней, Гарик попал в «салат». Игра продолжалась. Следом за первой удачей Милы последовала и вторая. С помощью того же трюка она снова попала в «эскимо». Теперь у Гарика было пятьсот четыре очка, а у нее — четыреста двадцать восемь.

Когда Гарик снова направил перстень в сторону мишени, Мила была уверена, что ей больше не придется выпускать дракона. Ему достаточно было попасть в «апельсин», чтобы выиграть. Однако к ее удивлению, в этот раз дракон Гарика, летящий прямо в «эскимо», на полдороге резко свернул с курса и угодил в «мясо».

— Неудачный бросок, — посетовал Гарик, недовольно качая головой и отходя в сторону. — С кем не бывает…

Мила проводила его подозрительным взглядом, но уже секунду спустя полностью переключилась на свою следующую попытку.

Направив руку в сторону мишени, она в точности повторила прием, сработавший уже дважды. В этот раз ей показалось, что дракончик успел дернуться в сторону, но цвета на диске уже поменялись местами, и шестидюймовая «стрела» вернулась на прежнюю траекторию. За миг до столкновения Мила вернула все, как было, и дракончик благополучно воткнулся в «эскимо».

— Я выиграла! — воскликнула Мила, бросаясь к Гарику.

Он засмеялся и, подхватив ее на руки, закружил на месте. Когда схлынула первая эйфория от победы, Мила вдруг вспомнила последний бросок Гарика.

— Стой! — воскликнула она.

Он послушался, но опускать ее на землю не спешил.

— Ты ведь поддался, — нахмурившись, заявила она. — Ну, признай.

— Клевета! — с видом оскорбленной добродетели заявил он и тоже нахмурился. — Ты честно выиграла.

Мила покачала головой.

— He-а, ты поддался.

И вдруг засмеялась.

— Нет! Ты честно выиграла! — упрямо воскликнул он и снова закружил ее.

— Обманщик! — смеясь, крикнула Мила.

Сейчас, когда Гарик вот так вот кружил ее и они оба хохотали как дети, ей казалось, что это самый счастливый день в ее жизни.

Он вдруг опустил ее на землю.

— Знаешь что, Мила Рудик?.. — оживленно воскликнул Гарик, словно собирался побороться с ней и прямо сейчас взять реванш, но вместо этого вдруг запнулся, посмотрел на нее спокойно, без улыбки, и как-то очень просто, будто ничего естественнее и быть не могло, сказал: — Я люблю тебя — вот что.

Мила подумала, что должна ответить, но она просто смотрела на него и молчала. Ей казалось, что до тех пор, пока она не сказала этих слов, у нее еще есть возможность повернуть назад. Ретироваться и убедить себя в том, что на самом деле ничего и не было, а все это ей только приснилось: время, которое она провела с Гариком; то, как он подшучивал над ней, учил ее, а иногда смотрел на нее таким взглядом, что она забывала дышать, — все это был сон, мираж, фантом.

Она и впрямь была трусихой. Гарик был прав, когда назвал ее так во время их тренировок. Но Мила не могла ничего поделать с собой. Ведь если настанет день, когда он узнает правду о ее предках и вместо «Я люблю тебя» скажет: «Я тебя презираю», она сразу же умрет. Или даже не скажет он ничего подобного — а он, скорее всего, не скажет, он справедливый, он не станет винить ее в том, кем был ее прадед, но в глубине души все равно почувствует брезгливость. И это будет еще хуже, потому что тогда в его глазах она станет жалкой.

Ее прадед убил ее прабабку, а потом принялся истреблять магов, не сделавших никакого зла. Просто за то, кем они были. Без всякой закономерности. Оставляя женщин вдовами, а детей сиротами… Даже все, что совершил Терас Квит, блекло на этом фоне. Терас был сломлен. Его изуродовали, у него отобрали все, и он озлобился. Им двигала обида и отчаяние. Миле страшно было даже представить себе, какие чувства заставили ее прадеда объявить войну волшебному миру. Того, что Асидора скрыла от него свое происхождение, было недостаточно, чтобы оправдать его. Даниил Кровин был чудовищем.