Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле (и) - Ларни Мартти - Страница 33

— Немножко дрянно это выглядит и с моей стороны, но я ничего не могу поделать. Ты не сердись. Заходи как-нибудь…

— Спасибо, Исаак. Мне очень жаль, что я разогнал твоих больных. Надо надеяться, ты все-таки проживешь как-нибудь.

Выйдя на улицу, Джерри инстинктивно проверил задний карман и убедился, что молоток при нем. Жизнь превращалась в правдивую повесть с плачевно банальным сюжетом: сбежавший муж возвращается домой и решает начать все сначала. Теперь, пожалуй, им надо спать, взявшись за руки, чтобы один не мог неожиданно ударить другого.

В воздухе было уже по-осеннему прохладно, так что дамы могли, не потея, носить свои новые модные меха. Лоточники, торговавшие в подъездах фруктами и сластями, стали расходиться по домам. Постовые полицейские проверяли, все ли двери магазинов надежно заперты. Ночные профессионалы улицы начинали заниматься своим бизнесом. Со всех сторон вырывались на улицу ароматы вареных сосисок и свежеиспеченного хлеба. Моряки торговали швейцарскими часами и биноклями. Какой-то пожилой господин продавал веселые открытки и книжки с картинками для взрослых, изданные в Буэнос-Айресе. Какой-то несчастный, единственным богатством которого было свободное время, пытался торговать большим спасибо и нищенской улыбкой. С приближением полуночи стоимость жизни повышалась, а честность падала.

Одна веселая Магдалина предложила Джерри свое общество, но окостеневший молодой супруг молча отверг ее предложение и направился к дому, на втором этаже которого была дверь с дощечкой: Джоан и Джерри Финн». Их имена еще стояли рядом, на одном уровне, в трогательном согласии… Маленькая семейная вывеска гласила о святом союзе, приметным знаком которого были маленькие круглые кольца: у жены был окольцован безымянный палец левой руки, а у мужа — карман.

Из-за двери слышался обычный голос каждого дома — голос радио. Джоан хотелось тишины, поэтому она включила радио и затихла. Джерри выдержал долгую паузу раздумья: войти или не входить? В конце концов он, точно свидетель, который ничего не помнит, смело отворил дверь и вошел. Чарльза уже не было, ибо он также занимался бизнесом преимущественно по ночам, и Джоан была дома одна. Брошенная жена не заметила прихода своего мужа, так как была поглощена самодеятельной хиропрактикой, требовавшей большой сосредоточенности. Джерри сунул чемодан за кушетку и, войдя в спальню, остановился в дверях, наблюдая за самостоятельными упражнениями своей ученицы. Это было очаровательно дикое зрелище, описать которое невозможно ни на одном языке. Для передачи его потребовался бы по крайней мере саксофон или аккордеон. Джоан лежала на полу; весь костюм ее составляли нейлоновые «трусики-одуванчик»; она разминала спину о маленький мячик, похожий на медный шар — украшение от старинной кровати; ее малюсенькая грудь ритмично вздрагивала-всякий раз, когда мяч попадал на больной позвонок. Удачное сопровождение для этого домашнего балета создавал купленный в рассрочку радиоприемник. Фрэнк Синатра сначала насвистывал известную пастушью мелодию, а потом запел последнюю рекламную новинку: «Любовь горит в груди у нас, как нефть компании „Техас“», слова Уилли Уильямса, мелодия Франца Листа в обработке Боба Смита. Джоан продолжала массировать спину и пела, помогая Фрэнку Синатре:

Джерри бросился к приемнику и свел Франка Синатру на пианиссимо. Его грубый и немузыкальный поступок среди ночи пробудил Джоан к действительности. Женщина вскочила и возмущенно воскликнула:

— Джерри! Почему ты мешаешь петь Фрэнку Синатре? Я хочу выучить слова. Это прелестная песня, Джерри. И-зу-мительная!..

— Оденься, Джоан, — ответил муж бесцветным голосом. — Мне нужно поговорить с тобой.

Джоан надела туфли и жемчужное ожерелье и, перейдя к будничной прозе, начала извергать слова, которые невозможно было ни взвесить, ни сосчитать.

— Милый, моей спине теперь уже гораздо лучше. Я теперь поверила в твое лечение, хотя Чарльз и говорит, что это дрянь и ерунда сплошная. Кстати, Чарльз очень сердился на тебя. Он грозил тебя отделать, но тебе не нужно бояться. Не думаю, чтобы он стал стрелять. Насколько мне известно, он только два раза стрелял в человека и один раз — в полицейского. Но это было уже несколько лет назад. Джерри, ты меня любишь?

— Оденься, Джоан, — сухо ответил муж, отстранив ее.

— Зачем? Мне нисколько не холодно. Ой, кажется, я понимаю! Ты стесняешься. Ах, какая ты прелесть! Джерри, ну сознайся! Разве я не красива? Когда спина моя поправится, я начну заниматься танцами. У меня есть и к этому способности. Но прежде всего мне надо достать очки. Они теперь в моде. Особенно такие, у которых дужки украшены золотом. Все элегантные женщины ходят теперь в очках.

Джерри было совершенно непонятно, зачем он вернулся домой, а Джоан не могла понять, как это муж не начинает готовить ужин, хотя новые сутки начались уже несколько минут назад. Муж с мрачным видом уселся и достал пачку сигарет, об отличных качествах которых высказали свое авторитетное суждение десятки известных специалистов по сердцу и легким. Джоан набросила на плечи халатик, подсела к мужу и зажала его ногу своими голыми коленями. Джерри смотрел в пол, а мимоходом — на колени своей жены, которые были красивы, как яблоки.

— Почему ты такой мрачный? — спросила Джоан и положила ногу на ногу. — Ты сегодня должен быть счастлив.

Джерри оторвал глаза от пола и сказал печально:

— Я теперь безработный…

— Разве ты уже не лечишь людей?

— Нет, у меня пока нет никакой работы.

— Ах, как чудесно! Значит, ты целыми днями будешь со мной. Джерри, милый! Я всю жизнь мечтала об этом!

— Ты мечтала о безработице?

— Ну да. Тут ведь нет ничего плохого. Я однажды читала в какой-то газете, что безработица — это когда люди увольняются с работы. Надо же человеку иногда и отдохнуть и спокойно посмотреть телевизор. Я ненавижу работу, и потому я так счастлива, что ты можешь побыть дома. Теперь нам уже не надо будет отсылать белье в прачечную или нанимать уборщиц. Купим стиральную машину и пылесос — и ты сам сможешь стирать белье и убирать комнаты. Но прежде всего нам необходимо купить автомобиль. Ты должен понять, что элегантная женщина не может садиться в инвалидную коляску, когда ей надо поехать в больницу. Джерри, ты знаешь, что я все-таки леди и знаю жизнь. О боже, как я теперь счастлива!

Джерри схватил жену за руки и, глядя ей прямо в глаза, сказал очень серьезно:

— Джоан, покажи язык и скажи: а-а-а…

Джоан оскорбилась. Она была леди, которая не терпит, чтобы ее чувствами играли, точно на бильярде. Она закрыла свои колени и отодвинулась от мужа на полметра. Тут же она вспомнила, что у них еще оставались кое-какие невыясненные вопросы.

— Почему ты вечером был так груб? — спросила она. — Я никогда бы не поверила, что ты способен ударить женщину. Да еще молотком.

— Я только проверил твои рефлексы, — ответил Джерри сухо.

— Так ты не по-настоящему бил меня? — удивилась Джоан. Она снова пододвинулась ближе к мужу и заговорила очень оживленно: — Значит, опять-таки я была права. Чарльз уверял, что это с твоей стороны подлая грубость, а я сказала, что это просто любовь. Ах, как это прекрасно, когда человек любит и любим. Чарльз — настоящий джентльмен и очень много повидал на свете, но мне кажется, он еще не знает любви. Джерри! Теперь ты должен меня поцеловать! Но постарайся быть джентльменом… И подольше! Как Грегори Пек или Алан Лэдд. Ох, если бы хоть раз поцеловаться с Аланом Лэддом!..

Несносная пассивность Джерри опять испортила все настроение. Ему до сих пор еще очень не хватало тонкой чуткости эстета и отточенной техники киноактера. Может быть, он слишком редко ходил в кино и читал слишком мало двадцатипятицентовых книг? Он не понимал, что между привлекательностью мужчины и пылкой страстью имеется та разница, что привлекательность часто остается еще долго после того, как страсть догорела дотла.