Мне на плечо сегодня села стрекоза - Вольф Сергей Евгеньевич - Страница 3

Он начал листать учебник, не глядя похлопав меня по плечу (благодарил, что ли?), потом нашел какую-то задачку и стал решать ее, черкая веточкой по земле.

— Как зовут? — мягко спросил он, уставившись в землю.

— Алеша, — сказал я.

— Меня Игорь Николаевич.

Он тихонечко шевелил губами, шепча иксы и игреки. Задачку он начал решать, я заметил, вполне правильно, но потом его поволокло куда-то не в ту степь, и он безнадежно увяз в вариантах.

— Не так, — сказал я ему. — Да не так же! Вот так. Ну!

Он ухватил мою мысль, обрадовался, как маленький, подсказке — буквально вцепился и задачку все-таки решил.

Мимо нас прошли, весело болтая о жизни, две девчушки лет по пяти, и оказалось, что одну из них зовут Наталия Викторовна, а другую — Вера Ивановна. Смех!

— Что ж, — сказал он, помолчав, — эксперимент удался.

Раз уж он говорил это мне, я спросил:

— Какой именно?

— Да шутка, вообще-то. Когда задачка после твоей подсказки стала получаться, а потом и вовсе получилась, я вдруг вспомнил некоторых ребят из моего класса — и лица, и фамилии. Тех, кого позабыл. Я на днях захотел всех вспомнить, так только человек пятнадцать и вспомнил. Жизнь — сложная штука. — И неожиданно спросил: — Кем мечтаешь стать?

Я задумался. Не потому, что не знал, — уж здесь-то я все знал, что к чему, — просто опять подумал, что не люблю я такие вопросы. Сам-то по себе это нормальный вопрос, но уж больно взрослые любят его задавать, будто больше и спрашивать не о чем, а я так даже думаю, что именно потому, что и на самом деле им спрашивать не о чем — просто заполняют паузу от неловкости или чтобы нам подыграть. А чего нам подыгрывать-то? Не маленькие.

— Если не хочешь говорить — не надо: дело деликатное.

— Да нет… — сказал я.

— Я серьезно, — сказал он. — Некоторые мечтают втихомолку, тайно. Правда, я не случайно спросил, я, например, никем не мечтал стать, никем, представляешь? Может быть, тут-то собака…

Я не заметил, как вдруг сказал ему:

— Я тоже. Я никем не мечтаю стать.

— Прости, ты серьезно?

— Вполне. Я только о том и думаю иногда, что, может, это ненормально…

— Во-во! — вставил он.

— Иногда мне кажется, что это ненормально, а иногда — нормально. — Разговорился я вдруг — не остановить. — Мне просто жить нравится: ходить, бегать, смотреть, читать… Ну, сами понимаете. А иногда я вдруг думаю: может, это от лени, может, я просто душевно ленивый человек, вот ведь что настораживает, понимаете?

И чего это меня разнесло откровенничать?!

А он сказал вдруг такое, что просто пристукнуло меня по голове обухом! Он сказал:

— По-моему, тебе следует стать писателем. Все задатки налицо.

— Но… почему?!.

— Не знаю. По ощущению твоего характера. Или показалось.

— Что же получается: будто писатели — это те, кто никем не мечтал стать?! Может быть, просто лентяи?!

— Глупости. Многие из них мечтали стать черт-те кем, а писателями становились потом. Это у них потом проклевывалось. Кстати, скажи-ка, а можно мечтать стать писателем?

— Ну, конечно.

— Да ты не подумав ляпнул! Можно разве мечтать стать другом птиц? По-моему, нельзя. Тут надо не мечтать, а быть. Ну чего, скажи ты мне, мечтать, если просто следует взять в руки молоток, гвозди, дощечки и соорудить кормушки?!

— Верно. Но это просто.

— Ну разумеется. Но все же, вместо того чтобы мечтать стать писателем, лучше сесть и написать рассказ.

— И что же — ба-бах! — и ты уже писатель?!

— Ну конечно нет! Для себя ты, может быть, и писатель, а для людей — нет. Некоторые ведь считают себя инженерами, а не правы: профессия есть, а сути инженерской нет. Понял?

— Это-то ясно, но все равно как бы получается, что писателем стать очень просто.

— Да нет же! Очень трудно. Это я просто коряво объяснил. Станешь ты им или нет — никогда заранее не известно. Вот, например, мечтаешь ты стать судомехаником. Пожалуйста. Мечтай, но учись, долго учись, а жизнь покажет, стал ты им, ну, толковым, или нет.

— Ну да! А писателем быть — учиться не надо?!

— Тьфу ты! Просто мечтать не надо. Надо им стать. Стать и учиться им быть. И мечтать, чтобы быть хорошим писателем. И учиться этому каждый день, каждый час, каждую минуту.

— Да ну, — сказал я. — Совсем вы меня запутали, дядя Игорь.

Оба мы рассмеялись, а он сказал: «Видишь, — говорит, — а имя мое запомнил, приятно. А я, — говорит, — Алеша (и этим он вдруг поломал весь наш разговор), ищу, вернее, пытаюсь встретить одного человека, я его восемь лет не видел — интересно, узнаю я его или нет? И каким он стал?»

— Да, это бывает, — сказал я ерунду, лишь бы что-нибудь сказать.

— Главное, я просто могу зайти к этому человеку, адрес его я знаю, — сказал он. — Но мне хочется его именно встретить. А вдруг я его видел, и не раз, но не узнал, а?!

Этим он меня вовсе сбил с толку; позже я догадался, что это и был тот случай, когда человек хочет чем-то поделиться, но не до конца, стесняется.

Да, пожалуй, и вообще я кое-что здесь поднапутал. Да, точно. Об этом человеке, которого он ищет, он сказал мне уже во вторую нашу случайную встречу в Юсуповом саду. А свой телефон он дал мне уже зимой, в третью встречу.

А летом, когда он задачку решил и мы говорили про то, что я никем не мечтаю стать, он прервал нашу болтовню неожиданно, встал вдруг резко, похлопал меня по плечу и, бросив: «Пока», быстро пошел к выходу из сада.

Шагов через пять он обернулся и сказал:

— Да-а, а рассказ напиши. Чем черт не шутит.

Шагов через пятнадцать он снова остановился и почти прокричал:

— Сразу никому не показывай рассказ. Пусть лежит где-нибудь. Валяется. И забудь о нем на время. Забудь, что ты писатель. Просто живи на свете. Писатель — это посерьезнее, чем просто профессия.

И быстро ушел.

5

— Ловят зимой, — начал дед, — и на жерлицы (щука), и на донки (налим), но эта ловля не для меня, скучновато: заряжаешь снасть, уходишь, ждешь, проверяешь… Вздор!

Итак, ловят (и я ловлю) на блесну — это раз. Длинное зимнее удилище, короче короткого спиннинга, катушка, жилка, ну, леска и блесна. Зимняя. Подымаешь блесну резко, как можно выше, вверх, после она свободно планирует в воде ко дну. Кто надо — ее хватает.

Второй способ. Короткая удочка, катушка, на конце лески — грузик, выше два-три крючка на поводочках, с насадкой (тесто, мотыль, червячок, опарыш). Груз на дно, поплавок чуть погружаешь под воду, чтобы не вмерзал в ледок на морозе. Поплавочек — тюк-тюк-тюк — задергался, или вбок пошел, или вниз — поклевка, подсекай!

Третий способ. Та же удочка-малышка, на конце лески — мормышечка, часто две, вторая поменьше и несколько выше первой. Поплавка нет, есть кивок на конце удочки. Подымаешь медленно мормышку с насадкой ото дна вверх, кивок кивнул — поклевка, подсекай! Понял?

— В общих чертах, — сказал я.

— Иначе и быть не может. Толком поймешь на практике. Давай наладим тебе пару удочек.

Кое-как с его помощью я оснастил для себя удочку с поплавком и удочку с кивком и парой мормышек.

После этого дед сказал:

— Где валидол? Давай две баночки.

Я принес. Он отвинтил обе крышки, высыпал на ладонь все таблетки и вышвырнул их в форточку.

— Зачем, дед? — я удивился.

— Птицам, — сказал дед. — На сердце — тьфу-тьфу — не жалуюсь.

Дальше мы занялись непонятной ерундой. Дед взял себе и дал мне иголку и молоток, и мы искололи наши баночки мелкими дырками, очень маленькими, со всех сторон, и дно и крышечку тоже.

— Теперь смотри, — сказал дед, взял неоснащенную удочку и вдел жилку сначала в дно, насквозь длинной части баночки, потом пропустил жилку через середину крышечки и завинтил ее.

— Понял? Баночка скользит по жилке туда-сюда. Понял, для чего?