Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле - Ларни Мартти - Страница 37

— Да, вы правы, — ответил Джерри, — Я в Америке всего лишь два месяца. Приехал сюда из Финляндии.

— Ах, вы из Финляндии! — весело воскликнул незнакомец. — Четырехмиллионное население, более шестидесяти тысяч озер, столица Хельсинки и президент республики Паа-паа-пасси…

— Паасикиви, — подсказал Джерри.

— Совершенно верно.

— Вы бывали в Финляндии? — полюбопытствовал Джерри.

— К сожалению, нет. Но я очень люблю географию. Меня зовут Борис Минвеген.

— А меня — Джерри Финн.

— Финн. Очень распространенная фамилия в Шотландии. Приятно познакомиться-с вами, мистер Финн. Кстати, каково ваше занятие?

— В данный момент я безработный…

— И я тоже. Вот уже скоро десять месяцев гуляю без дела. Да, как раз со времени моего развода с женой. А вы женаты? Простите, что я задаю такой интимный вопрос.

— Да что вы, что за церемонии, мистер Минвеген! Я женат, но мы с женою живем врозь… Со вчерашнего дня…

Мистер Минвеген нисколько не удивился тому, что Джерри так недавно расстался с женой. Он лишь одобрительно кивнул, начал листать свою книгу, а потом сказал, как бы себе самому:

— Причина была во мне. Только во мне. Я обманул свою жену… Я оказался очень плохим психологом. Моим уязвимым местом всегда было плохое знание людей. А женщин я совершенно не понимаю.

Мистер Минвеген выдержал короткую паузу, после чего задумчиво продолжал:

— Мы были знакомы дня два, когда поженились. У моей жены это был третий, а у меня — первый брак. Она довольно красивая женщина, увлекалась живописью, немного музыкой, литературой и, насколько мне помнится, балетом. Ее прежние мужья погибли при несчастных случаях…

Джерри вздохнул и спросил:

— Как ее имя?

Мистер Минвеген бросил на Джерри удивленный взгляд и ответил:

— Анни.

Невольный вздох облегчения вырвался у Джерри, и он сказал, чувствуя некоторую неловкость:

— Простите мой глупый вопрос. Я перебил вас…

— Ничего, что вы. Да, я был очень плохим психологом. Я не понимал по-настоящему своей жены. И, когда впоследствии мой обман обнаружился, она потребовала развода.

— Значит, у вас была другая женщина? — брякнул Джерри неделикатно.

— Нет, дорогой мой! Ничего подобного… Да это вовсе и не было бы никаким обманом: по нынешнему времени это такие пустяки… Мое преступление гораздо серьезнее. При нашем знакомстве я убедил Анни в том, что я каменщик. Вы же знаете, мистер Финн, как высоко оплачивается работа каменщика. Но Анни начала подозревать меня, поскольку мои недельные заработки были очень малы. Она наняла частного сыщика, который выследил, чем я занимаюсь, — и вот меня разоблачили. Поскольку я вовсе не был высокооплачиваемым каменщиком, суд сразу же утвердил развод. Да, я действительно был очень плохим психологом и плохо знал людей.

Мистер Минвеген снова начал листать книгу.

— Простите, мистер Минвеген, — сказал Джерри немного погодя. — Мне любопытно было бы узнать вашу настоящую профессию.

Мистер Минвеген поднял глаза и сказал чистосердечно:

— Я профессор университета.

— А что у вас за специальность? — спросил Джерри в некотором замешательстве.

— Психология. Но, несмотря на это, я оказался плохим знатоком людей. Меня сразу же уволили со службы за аморальность.

Снова возникла длительная пауза. Наконец Джерри нарушил молчание:

— Я тоже не хочу обвинять мою жену. Я тоже плохо знал людей. Часто я думал, что жена моя лишь какое-то редкое исключение, но теперь мне кажется, что и ваша жена точно такая же… Странно.

— Ничего странного в этом нет, — добродушно рассмеялся мистер Минвеген.

— Таких исключений на свете имеется не один миллион. Разумнее всего, конечно, остерегаться их. Или же пойти в каменщики.

— Неужели вы не могли бы устроиться преподавателем в другой университет? — спросил Джерри.

— Не думаю. Университеты существуют главным образом не средства частных пожертвователей, и если нет связей с этими меценатами — значит, пути закрыты. А тем более, когда на тебе такое несмываемое пятно: грубый обман. Однако я не огорчаюсь, так как пять месяцев назад я сделался «хобо» и с тех пор веду жизнь, полную разнообразия…

Мистер Минвеген прервал свой рассказ и повернул голову в сторону улицы, где в это время как раз против сквера остановился радиоавтобус. Через несколько мгновений Гарлем узнал, что Гарри Трумэн был единодушно избран Первым улыбающимся Соединенных Штатов и что все сорок восемь штатов послали многочисленные представительства на выборы Национальной королевы улыбки. Диктор радиоавтобуса закончил это сообщение торжественным воззванием:

«Каждый гражданин помнит о своем великом долге — улыбаться во время Национальной недели смеха. Улыбка ничего не стоит, но она оплачивается. Взгляните на портреты наших общественных деятелей: все они улыбаются или смеются. Почему? Потому что они не боятся обнажить свои зубы, сверкающая белизна которых достигнута благодаря зубной пасте „Хлорофилл“. Улыбайтесь и смейтесь! Улыбайтесь всемирно известной „Хлорофилловой“ улыбкой!..»

Мистер Минвеген сдержанно рассмеялся, но Джерри был не в силах даже улыбнуться.

— В этой стране всегда что-нибудь проводится, — проговорил мистер Минвеген задумчиво. — Порою кажется, что люди живут исключительно ради проведения чего-то. Что проводить — это уж не так важно. Лишь бы проводить. Проведение различных месяцев, недель, дней теперь уже глубоко укоренилось в нашей национальной жизни. Проводятся месяцы безопасности и самообороны; недели шелка, хлопка или шерсти; дни консервов, автопокрышек, нефтепродуктов, помощи Пакистану, стиральных машин и даже дни «ешь больше мороженого и сыра». Короче говоря, все месяцы, недели и дни отведены для прославления различных событий, товаров и выдающихся личностей. Поэтому люди вечно так спешат. И за всей этой суетой — хитроумный механизм коммерции: продать как можно больше и увеличить долговое бремя на плечах людей, потому что все покупают в долг. К тому же во время всех этих кампаний от двери к двери ходят сборщики пожертвований — каждый из них собирает на какое-нибудь доброе дело.

Тут, легкая на помине, появилась негритянская девочка с подписным листом. Сначала она протянула листок Джерри (вероятно, потому, что его костюм выглядел лучше и внушал больше почтения, чем изрядно потертый костюм мистера Минвегена) и с улыбкой произнесла:

— Сбор средств по случаю Национальной недели смеха, сэр.

— В пользу кого? — спросил Джерри.

— В пользу бездомных негритянских детей.

— Ничем не могу помочь, милая барышня…

Тогда маленькая мисс предъявила свой листок на другом конце скамейки. Но мистер Минвеген сказал тоном выговора:

— Разве в вашем комитете тебе не говорили, что ты не должна просить у белых?

— Конечно, конечно, говорили. Но я подумала, что вы тоже жители Гарлема. Простите, сэр. Пожалуйста, не говорите никому об этом, сэр.

Девочка оставила в покое сидевших на скамейке и подошла к скале, на которой собралась большая группа чернокожих мужчин и женщин, наслаждавшихся ласковым солнечным днем, возможно, последним в этом году. Джерри проводил девочку взглядом, в мозгу его стали рисоваться сюрреалистические образы.

— Вы очень серьезны, мистер Финн, — сказал его сосед. — Национальная неделя смеха — это вообще неплохая выдумка, если бы сюда не примешивалось так много зубной пасты, искусственных зубов и спиртных напитков. Кстати, темой моей докторской диссертации был смех и его причины. По этому вопросу я опубликовал полдюжины трудов.

— Это должно быть интересно, — заметил Джерри.

Правда, он сказал это лишь из вежливости, но мистер Минвеген, который, по собственному признанию, делал время от времени психологические ошибки, принял восклицание Джерри за чистую монету. Джерри был наказан за свою вежливость, так как профессор психологии отложил теперь своего карманного Шопенгауэра на скамейку, рядом с собою, скрестил руки на груди, устремил взгляд на верхушку ближайшего вяза и начал неторопливо читать лекцию: