Запах Зла - Ларк Гленда - Страница 18

– Хорошо, – согласился я, уверенный в том, что смогу разоблачить любой их трюк. – Флейм, закрой глаза и сиди абсолютно неподвижно. Ты тоже, Блейз. – Флейм пожала плечами и выполнила мои указания, Блейз с усмешкой сделала то же самое. Потом я сказал:

– Руарт, сядь мне на руку и пять раз меня клюнь.

Руарт не стал медлить. И стесняться не стал тоже: изо всех сил клюнул пять раз мою руку, лежавшую на колене. Взлетев на плечо Флейм, он с довольным видом посмотрел на меня. А я почувствовал, как мой разумный и упорядоченный мир разваливается у меня на глазах второй раз за два дня.

– Ах, боже, – раздраженно бросила Флейм, открыв глаза и увидев кровь у меня на руке. – Руарт, как тебе не стыдно! – Она виновато мне улыбнулась, а Блейз от всей души расхохоталась.

ГЛАВА 5

По правде говоря, я старался совсем не думать о Руарте. А также о силв-магии. И о дун-магии тоже. Спал я плохо, а на следующее утро, когда мы снова двинулись в путь, решительно пошел вперед, ведя в поводу Скандора, не дожидаясь постоянно отстававших женщин. Блейз, конечно, с легкостью могла бы идти со мной наравне, но предпочитала не оставлять Флейм. Меня это вполне устраивало: мне было лучше одному. Иногда меня догонял пес Блейз, Следопыт – сплошные лапы и высунутый язык, – чтобы проверить, не потерялся ли я, но в остальном мне не мешали предаваться печальным размышлениям. О Джастрии. О том ее последнем взгляде.

К середине утра я добрался до конца тропы. В воздухе все еще висел туман, как это обычно и бывало на Небесной равнине; он не рассеялся и к тому времени, когда меня догнали Блейз и Флейм.

– Подождем, пока прояснится? – спросила Блейз, вглядываясь в мутную белизну. Эта полукровка даже не запыхалась после подъема.

– Дожидаться такого можно несколько дней. Нет, мы пойдем дальше.

– Но я что-то не вижу ни одной тропинки…

– А их и нет. На Небесной равнине нет ни дорог, ни троп, ни даже самых маленьких тропинок.

– Ни одной?

– Ни одной. Только в каждом тарне между домами лежат камни, чтобы можно было ходить, не замочив ног и не вытаптывая траву. Вот что: пока вы здесь, вы должны соблюдать обычные для нас правила. Нельзя идти по следам того, кто идет впереди: иначе можно протоптать дорожку.

Флейм широко раскрыла глаза.

– А чем вам не угодили дорожки?

– Я уже говорил: природе Небесной равнины легко причинить вред. Здесь растут только луговые травы и камыши, а дожди идут часто и бывают сильными. Если не будет травы, почва окажется размыта. Эрозия – самый страшный враг Небесной равнины. Поэтому мы не прокладываем троп. Вы должны идти не за мной, а рядом, и следить за тем, чтобы не нарушить слой почвы.

Флейм с беспокойством посмотрела на пелену тумана.

– Все это очень хорошо, но как мы найдем дорогу?

Я показал на юг.

– Мой тарн в пяти часах езды отсюда рысью. Даже в самом густом тумане я не заблужусь, потому что чую дом.

– Неужели он так сильно воняет? – с невинным видом спросила Флейм.

Я не смог определить, говорит ли она серьезно или просто дразнит меня.

– Он совсем не воняет. Мой тарн пахнет свежеиспеченным хлебом, дымом очагов, сухими цветами, из которых наш сосед-ткач делает краску для шерсти. Еще он пахнет лепешками, которые моя невестка только что сняла с плиты.

– И ты все это чуешь, несмотря на туман?

– Я шучу. Тарн Вин слишком далеко отсюда. До него день пути, потому что идти мы будем шагом, хоть по очереди и можно ехать на Скандоре. У жителей Небесной равнины хороший нюх, но все-таки не настолько. – На самом деле я, конечно, чуял все, о чем сказал, и запах лепешек заставлял меня глотать слюнки: есть хотелось ужасно. Только выдавать чужакам слишком много наших секретов я не собирался.

– Так как же ты найдешь дорогу в таком тумане? – настаивала Блейз.

– Я знаю каждую травинку на пути домой, не беспокойся. Флейм, ты можешь немного поехать на Скандоре.

Она поморщилась и выразительно потерла бедра.

– Предпочитаю идти пешком. Я могу исцелить себя, но это довольно утомительно.

Мне совсем не нравились голубые тени, окружившие ее глаза.

– Садись в седло, – сказал я. – Теперь, когда на селвере будет ехать всего один человек, а не три, тебе будет гораздо удобнее.

Флейм открыла уже рот, чтобы начать спорить, но Блейз поддержала меня, и Флейм подчинилась. Блейз пошла со мной рядом.

– Жители Небесной равнины в самом деле обладают лучшим нюхом, чем другие люди?

Я небрежно пожал плечами.

– Откуда мне знать? Я знаком только со своим собственным носом.

Однако Блейз не отставала.

– Скажи, чем пахнет Флейм?

– Чем-то сладким. Только сегодня она не пользовалась своими благовониями, и за эту милость я ей весьма благодарен.

– Это не благовония, – сказала Блейз, – это силв-магия. Ты ее не чуешь сейчас, потому что Флейм перестала создавать иллюзию, будто у нее есть левая рука.

Я поморщился.

– Прошу тебя! С меня достаточно этой чепухи!

– Очень многие люди верят в магию, Гилфитер.

– Однако это не делает ее истиной. Очень многие люди верят во владыку Фелли, верят, будто его порадовала смерть Джастрии. Вера – не доказательство.

– А каковы религиозные взгляды жителей Небесной равнины?

– На самом деле у нас их вовсе нет. Мы верим в то, что являемся частью мира, и верим, что должны передать его своим потомкам таким, каким получили сами. Когда мы умираем, нас хоронят, и постепенно мы становимся частью земли. Именно так, как часть земли, мы поручаем себя заботе следующих поколений. И будучи частью земли, которая их кормит, мы в свою очередь заботимся о них.

– Никакого небесного блаженства, никакого ада? И вы не верите в то, что творцом мира, создавшим и вас, был бог?

– Нет. Зачем тут нужен бог или другое существо? Мы просто есть. Мы живем, мы умираем, и цикл начинается заново. Мы с радостью ждем времени, когда станем землей. Мы видим в этом не столько смерть, сколько постепенное перерождение в ту самую землю, что вскормила нас, и тем самым участие во всех тех жизнях, что наступят после нас. Мы верим в то, что земля обладает сознанием, которое недоступно нам при жизни. Смерть – не конец, она просто другое состояние, настолько отличное от того, что нам известно, что даже и размышлять о нем бессмысленно.

– Вы верите, что ваши предки стали частью вас?

– В определенном смысле.

– Ни обрядов, ни богов, ни храмов, ни патриархов?

– Ничего такого у нас нет.

– Похоже на то, что это – религия для меня. – Говоря, Блейз улыбнулась мне, но в ее улыбке проскользнуло что-печальное, почти трагическое. Пожав плечами, она перемела тему. – Ты все еще отрицаешь, что Руарт понимает нас?

Я покачал головой.

– Нет, я же не слепой. Я убедился, что понимает. Только вот даже старина Скандор прибегает ко мне, стоит свистнуть, и магия тут ни при чем. Может быть, порода Руарта отличается от других птиц. Значит, существуют разумные птицы. Не сомневаюсь, что в мире множество чудес, а я просто недостаточно путешествовал, чтобы их увидеть; может быть, в некоторые из них мне было бы так же трудно поверить, как и в это.

– Упрямый ты человек, Келвин Гилфитер.

– Я врач, человек, изучающий науку исцеления. Я предпочитаю ознакомиться с фактами, прежде чем прописать лекарство.

Блейз оглянулась, чтобы убедиться: Флейм на Скандоре не потерялась в тумане, потом сказала:

– Ты и впрямь недостаточно путешествовал, пастух, совершенно недостаточно.

Я только хмыкнул и положил конец разговору, накинув на голову угол тагарда, чтобы защититься от сырости. Существует множество вещей, которые можно выразить с помощью тагарда.

Солнце пробилось сквозь туман как раз к тому моменту, когда около полудня на следующий день мы добрались до Вина.

Представившаяся мне возможность показать своим спутницам, что Небесная равнина – одно из самых красивых мест на Райских островах, доставила мне какое-то извращенное удовольствие. Не знаю, почему мне хотелось, чтобы им понравилась моя родина, однако это было так. Может быть, все заключалось просто в желании убедить Блейз в том, что мне не требуется далеко путешествовать, чтобы увидеть красоты мира.