Охотники за ФАУ - Тушкан Георгий Павлович - Страница 46

Офицер на вопросы не отвечал и все прикасался пальцами к потемневшей от крови повязке на голове. Зато сержант торопливо сыпал словами, то и дело испуганно поглядывая на своего офицера.

Баженов сказал:

— Говори медленно. Иди! — и показал дулом автомата на землянку.

Справа у окна стоял отличный письменный стол красного дерева с двумя тумбами.

На нем стояла завешенная темным шелком, явно не походная, а городская настольная лампа и бросала яркий кружок света на раскрытую папку. Рядом находился полевой телефон.

— Еще есть свет? — спросил Баженов. Сержант с той же лебезящей угодливостью метнулся к стене и повернул выключатель. Комнату осветила люстра.

Справа у стены — второй стол красного дерева, но с витыми ножками. Прямо — две никелированные кровати с пружинными матрасами. На стенах — ковры. На полу — ковры. Горка с хрусталем и серебром. Не мародерского-родного происхождения были лишь винтовка и пистолет, валявшийся на ковре, два раскрытых железных ящика-сейфа с документами, картами и бутылками и шесть длинных деревянных ящиков, стоявших в два ряда у стены, один на другом. В ящике без крышки Баженов увидел фауст-патроны.

Перепуганный сержант, заметив, как повеселел советский офицер, приободрился и сказал:

— Фауст-патронен! — Он вытянул правую руку вперед, левый кулак прижал у правого плеча и воскликнул: — Бум!

— Покажи мне, как стрелять. Без провокации. Понимаешь? — Баженов выразительно приподнял автомат.

Сержант жестикуляцией и мимикой дал понять, что выполнит любые требования «товарищей партизан» и что с его стороны им никакой провокации не надо опасаться. Он помогал себе отдельными русскими словами и целыми фразами, заученными, видимо, уже давно.

— Я Адольф, абер нихт Хитлер, нева? Я хочу жить. Адольф, — он похлопал себя ладонью по груди, — есть очень хороший человек, нева?

Причем здесь «нева» заканчивавшая каждую фразу немца, да еще в вопросительной интонации, Баженов никак не мог понять. Лишь потом, много позже, на практике ознакомившись с немецкой разговорной речью, он узнал, что этот «Адольф-не-Гитлер» попросту болтал на жаргоне. Литературное «нихт вар» («не правда ли?») в его устах и превращалось в «нева»…

Сержант взял из ящика фауст-патрон, снял и снова надел толстый набалдашник. «Зо, нева?» — пояснил он: набалдашник был съемным. Свободный конец трубки он зажал справа под мышкой, придерживая его левой рукой у плеча, а правой показал, что нажимает на спуск.

Баженов взял трубку, повторил приемы и положил палец на курок. Сержант испуганно крикнул: «Нихт дох!», выбежал и тотчас вернулся с трубкой от использованного фауст-патрона. Он упер ее задний конец в правое плечо, сказал: «Нет-нет, нихт зо!», и жестом показал, что плечо будет разорвано, а солдат (тут он закрыл глаза, склонил голову на плечо и высунул язык) отдаст богу душу, «нева?». Хло-стнув себя по лбу, он воскликнул: «Айн-момент!», снял крышку со второго ящика и протянул Баженову листок.

Это была точная инструкция с рисунками, как пользоваться фауст-патронами. Баженов поднес листок к глазам, начал изучать его, но свет погас.

Баженов мгновенно направил автомат на пленного и вывел сержанта из блиндажа. После яркого света на дворе не было видно ни зги. На зов Баженова подошел Бугаенко

— Ох, и добра! — весело сказал он. — Патронов, гранат, мин — полным-полно. Я уже поставил хлопцев к немецким минометам, к противотанковым орудиям и пулеметам. А что делать с танками? Танкистов у меня нет. Поджечь?

— Погоди. А почему нет света?

— Та наш электрик мудрит, проверяет. Сейчас даст. И когда вспыхнула лампочка в землянке, прожектор не загорелся.

Теперь бы он помогал партизанам, но нашелся, как водится, услужливый дурак. Хлопец, который безуспешно пытался погасить прожектор до боя, теперь дорвался до бронебойных пуль и ими расколол-таки упрямое стекло…

В землянке зазуммерил телефон. Баженов взял трубку, крикнул «алло» и тут же мысленно обругал себя.

После изрядной паузы он наконец услышал напряженный голос, спросивший по-немецки:

— Кто у телефона?

— Казак, — было первое, что пришло на ум.

— Какой казак? Почему? Откуда?

— Казак из роты Клюева, — по-немецки же залопотал Баженов. — Мы искать партизан… Возвращаться дорога. Огонь. Нас огонь. Нам огонь. Ошибка. Сейчас мы здесь. Сейчас все очень хорошо.

— Почему свет не горит?

— Свет?

— Почему не горит прожектор? Позовите к телефону оберста Юнга

— Он… он нет здесь. Он динамо ремонт исправлять. Он скоро будет говорить.

_ Позовите сержанта Гоцке!

— Гоцке?

Пленный ткнул себя пальцем в грудь. Баженов передал ему трубку и погрозил автоматом.

Гоцке сделал жест — не беспокойтесь, я же понимаю обстановку… Баженов прильнул ухом к другой стороне трубки.

Теперь только он понял: свет прожектора обозначал, должно быть, что на опорном пункте все в порядке. Надо будет это учесть…

Гоцке положил трубку и взволнованно сказал по-немецки:

— К нам уже вышли танки. Я сказал, что не надо танков. Возвратят их или они придут сюда, не знаю. Нам надо быстро уходить.

— Зачем? — спросил Баженов, отлично поняв сержанта.

— Варум? — переспросил тот. — Абер… Огонь! Смерть. Нева?

— Нет: смерть — танкам. Понял?

— Яволь! — согласился Гоцке, но поспешно добавил: — оберста Юнга надо паф-паф. Очень, очень плохой человек оберст. Их, Адольф, сам буду паф-паф оберста.

— Нет, — запретил Баженов и приказал сейчас же собрать партизан. Он показал им на уже отработавшей трубке нехитрую премудрость, как стрелять фауст-патронами. В трубке — пороховой заряд, который и выталкивает головку. а она взрывается при ударе по цели. Почему взрывается с такой большой силой, он еще не знает. Но оружие это эффективное. Будем уничтожать гитлеровские танки — гитлеровским же оружием.

Баженов приказал Гоцке выстрелить в сторону. Гоцке Держался, как конферансье на сцене. Он показал, как надо Удерживать левой рукой трубку под мышкой, высовывая ее конец подальше, затем велел задним отойти и прицелился. За его спиной вырвался сноп пламени. «Балбешка», как прозвали партизаны головку, метнулась вперед, ударила ч сосну и взорвалась.

Сосна, перебитая пополам, рухнула на дорогу.

— Устраивайте завалы! — напомнил Баженов, — Ноне этой штуковиной! «Балбешки» используйте только против танков.

Партизаны посмеивались, ахали, но на новое оружие поглядывали с опаской. Тогда выстрелил Бугаенко, и сразу появились охотники овладеть новым оружием.

Отрядили группу партизан с фауст-патронами для усиления тех, которые уже сидели в засаде у обочин дороги на Ключевой и на Герасимовку с противотанковыми гранатами и противотанковыми минами на веревках.

На опорном пункте Баженов и Бугаенко организовали круговую оборону. Баженов начал было показывать партизанам, как для стрельбы прямой наводкой целятся через дуло танковой пушки, но Бугаенко напомнил, что в прошлом он был артиллеристом и сам тут обучит, а Баженову пора «поспешать» к Льохе.

На облюбованный Баженовым бронетранспортер было уже догружено десять ящиков фауст-патронов, ящики с фанатами, патронами, снарядами для противотанковой пушки, которую прицепили к крюку бронетранспортера. Саперы восседали сверху. Они «расстарались и разжились» трофейным съестным и кое-чем в бутылках и фляжках.

— Только не налегайте, — предупредил Баженов, пребывавший по случаю нахождения «эфки» в добродушнейшем настроении.

С собой он взял сумку с немецкими картами и бумагами, захватил Гоцке и оберста.

Когда Баженов садился за руль, его начало лихорадить. Тревожило — сумеет ли, справится ли с задачей? Уж кто-кто, а он-то понимал, какую роль могут сыграть фаустпатроны против танков.

Для включения зажигания ключа не требовалось, надо было повернуть выключатель. Назначение рычагов и педалей, расположение скоростей — все было графически изображено неметаллических табличках перед водителем.

Когда мотор заработал и бронетранспортер, качнувшись, двинулся «со двора», талеры закричали «ура» и так дружно запели «Распрягайте, хлопцы, коней», будто ехали не в бой, а на свадьбу.