Охотники за ФАУ - Тушкан Георгий Павлович - Страница 42

Приземляться или Нет, он не может вернуться в штаб. Не может! Как же быть?

Баженов сосчитал костры. Кроме костров в букве Т — еще пятнадцать. Какое же он как командир должен принять решение? Пункт четвертый приказа начинается словами — Я решил… «Я решил», — мысленно начал Баженов, но закончить не мог.

Летчик нетерпеливо оглянулся. Его командир высунул голову за борт и всматривался в огни, уплывавшие назад. Не дождавшись указания, Вася-Василек лег на обратный курс и снова пролетел вдоль костров, но уже с другой стороны. По ним не стреляли. А офицер почему-то не хлопает по плечу. Не решается, что ли?

Баженов тронул его за плечо и показал рукой — пройти пониже над буквой Т.

Самолет прошел бреющим полетом. У крайних костров отчетливо виднелись фигурки людей с запрокинутыми вверх лицами. Баженов поднялся и ударил летчика по плечу. Тот поднял руку: иду на посадку. Но еще дважды он пролетал над поляной, высматривая, как бы сесть так, чтобы не угодить в один из костров. «Вот олухи, — сердился он, — заставь дурака богу молиться…»

Выключен мотор. Костры мчатся на них. Ближе, ближе. Земля — черный провал, ни черта под собой не видно.

Баженов прижал рацию к груди, уперся ногами и локтями, предвосхищая сильный толчок. Его рвануло с места. Удержал ремень-пристяжка. Самолет с треском врезался во что-то и замер, задрав хвост кверху.

Баженова швырнуло лицом о козырек, но невероятным напряжением воли он удержал в объятиях рацию.

Кругом было темно и тихо. Контузия? Боли он не чувствовал, но ничего не слышал и не видел.

Кое-как повернув голову, он вдруг увидел силуэты подбегавших людей, услышал голоса — «опрокидывай обратно», кричал кто-то, — и тут он понял, что козырек не перед ним, а под ним. Удерживая левой рукой рацию, правой он сбросил очки, протянул руку вниз, — автомата рядом не было. Пошарил у ног — нет. Нащупал кобуру, вынул «парабеллум» и сунул его за пазуху. Самолет опрокинулся назад, и Баженов вернулся в нормальное положение.

На крылья вскочили двое. Один выхватил из рук Баженова рацию, второй потянул его за плечи, помогая вылезти.

Баженов стоял возле самолета, окруженный толпой, и держал руку за пазухой.

— Партизаны?! — спросил он. В его вопросе не звучала радость, которую должен бы проявить советский командир.

— А вы что, не к партизанам летели? — раздалось из толпы.

— А на кой черт так много костров развели?

— Возле пеньков жгли, чтобы вы не разбились.

— А вы на яме споткнулись!

— Да вы кто такой? — полюбопытствовал наконец кто-то.

— Кто я такой — об этом знает ваш командир. Где он?

— Чтобы говорить с командиром — отдайте оружие.

— Мой автомат выпал из самолета, когда мы тут кувыркались. Пистолет и финку можете взять, если надо, но кое-что я себе все же оставлю. — Говоря это, Баженов достал из кармана заветную «феньку», быстро выдернул чеку и поднял над головой.

— Вот так, — сказал он, — чека вынута.

Разожму пальцы — граната сработает. Если вы враги — у меня другого выхода нет. Если друзья — партизаны, отойдите, позовите командира.

— Та где же они? Живой? Не раненый? — донесся в это время басистый голос.

— Живой!

— Здесь они, — облегченно загудели партизаны. Толпа раздалась, и перед Баженовым предстал высокий бородач. Именно так выглядел Отто Юльевич Шмидт на фотографиях середины тридцатых годов. Он протянул обе руки, и Баженов должен был вложить в них свои, все еще сжимая в руке гранату.

— Пока еще живой, — впервые улыбнулся он, вставляя чеку на место и опуская гранату в карман.

Теперь они обнялись, и бородач заставил трижды поцеловаться с ним.

— Ну, я рад — так рад, что и передать невозможно, — гудел бородач. — Хлопцы, кричите «ура!»

— Ура-а-а! — прокатилось по поляне.

И не только то обстоятельство, что бородач походил на образ, описанный Соболевым, и не то, что рядом с Льохой стоял тот самый партизан, которого он видел в дивизии Курдюмова, а неподдельная радость на лицах, освещенных бликами костров, убедила Баженова, что он прибыл по назначению.

Он тоже кричал «ура», пожимал руки, тонул в крепких объятиях, кого-то хлопал по плечам, и кто-то его хлопал так, что дух захватывало…

Ему подали его автомат.

— Ну, орлята, — обратился Льоха к партизанам, — загасите костры. Все, кроме боевого охранения, — айда на базу! А вы, — обратился он к группе партизан, — идите не ближе десяти шагов впереди и позади, и чтобы никто к нам не подходил: у нас будет свой разговор.

Ночь была безлунная; «молодых» лишь обозначился узеньким серпом на небе. Баженов шагал рядом с бородачом. Позади них шли еще двое.

— Я Льоха, Кондрат Григорьевич. Опять же «Дед», и опять же «Борода». В прошлом агроном, а сейчас командую этим партизанским отрядом. А кто вы?

— Я Баженов Юрий Николаевич, помощник начальника оперативного отдела штаба армии Королева, прибыл к вам в качестве начштаба на время наступления.

— А звание у вас какое? — ревниво спросил шагавший позади немолодой мужчина с выправкой военного.

Баженов мысленно прикинул: этот не меньше, чем капитан или майор.

— Майор! Майор Баженов. Окончил Высшие Стрелкова тактические — «Выстрел». Слышали о таких? По курсу командиров полков.

— Слышал, — уже с уважением и, как показалось Баженову, с оттенком сожаления отозвался спрашивавший.

— А вы кто? — спросил Баженов.

— Начальник штаба, комбат Киселев. В сорок первом попал в окружение. Был ранен, захватили в плен. Дважды бежал. Второй раз — сюда.

— Товарищ Льоха, вы не возражаете против назначения меня вашим начштаба? Так будет удобнее для организации взаимодействия с армией Королева.

— Приветствуем. Комбат Киселев будет вашим заместителем.

Баженов спросил Льоху, не комиссар ли их четвертый спутник.

— Комиссара похоронили. Позавчера. А это наш боевой комроты Петро Бугаенко.

Бугаенко был невысокий, плотный. Баженов в темноте не мог разглядеть ни его лица, ни выражения глаз, отметил только, что ходит он вперевалку, как на палубе при шторме, — невоенная, в общем, походка. Рукопожатие — железное. Сильный мужчина!

Заговорили о противнике, о действиях партизанского отряда.

Положение отряда было трудным: противник блокировал партизан в лесу. Села вокруг леса — это опорные пункты противника. Партизанам удавались вылазки мелкими группами, но их эффективность была незначительной. Отряд в пятьсот сорок человек фактически бездействовал. Нынешней численности отряд достиг, когда немцы стали выселять местное население. Поэтому не все в отряде воины, есть и простые селяне, без какого-либо боевого опыта. С их приходом создалось тяжелое положение с продовольствием: в ближайших селах не осталось ведь ни населения, ни продуктов. Партизаны охотятся в лесу. Ловят рыбу в озерах. Отбивают у фрицев машины с продуктами. Но в последнее время гитлеровские машины движутся под прикрытием: спереди танк, сзади бронетранспортер. За галеты с таких машин приходится платить кровью.

Оружия тоже мало. Его хватает только на половину отряда. Поэтому оружие — кроме находившегося у разведчиков, пулеметчиков, бывалых солдат — было не закреплено, передавалось из рук в руки.

Около половины партизан так или иначе проходили в свое время военную службу. Некоторые же только здесь научились стрелять из винтовки.

Отряд состоял из двух рот, пулеметного взвода (три пулемета, и те ручные), взвода разведки, взвода связи, хозвзвода и медсестер… Словом, это был почти стретковый батальон, и это «почти» было весьма ощутимо. На исходе были и боеприпасы. У бывалых солдат оставалось по полусотне патронов, у других — по десять-двадцать штук на винтовку.

Чем больше вникал Баженов, тем больше расстраивался. Самым скверным считал он отсутствие противотанковых средств: остались всего три противотанковые гранаты в несколько бутылок с зажигательной смесью.

— Ну и положение, — вслух огорчался Баженов: — командарм рассчитывал на батальон, а здесь, учитывая количество пулеметов и боеприпасов, — только взвод, да я к тому до полного комплекта не хватает пулеметов…