Лунный нетопырь - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 41

Наблюдательный пункт для них был определен удачно: всего в полуполете стрелы, на гребне местами сохранившейся массивной стены, огораживающей сокровищницу. Юрг настоял на том, чтобы в свои путешествия мона Сэниа выбирала только тех, кто не входил в число троих подозреваемых; она скрепя сердце согласилась, прекрасно понимая, что такое ограничение долго не продержится. Незаподозренных оставалось уж слишком мало.

Так что с ней был Флейж, который сейчас сидел себе на верхней кромке стены, влажной от вечного тумана, и болтал ногами, уже привыкший к тому, что с предводительницей неуязвимой дружины ничего случиться просто органически не может; достославный же Эрромиорг, нагулявший себе изрядный животик за зиму, проведенную в должности сенешаля-рестоврато-ра асмуровского замка, напротив, замер у подножия стены в тревожной стойке, засунув большие пальцы за тесноватый пояс, чтобы руки были поближе к двум десинторам, снятым с предохранителя.

Принцесса помахала своим спутникам — мол, все в порядке, оставайтесь на месте; на всякий случай еще раз глянула на сверкавшую под нею россыпь драгоценностей.

И тут заметила, что они не были свалены как попало — искрящиеся нити, размытые овалы и однозначно распознаваемые многоугольники несомненно образовывали замысловатый узор, раздражающий своей асимметричностью. Внизу таилось изображение, интригующее своей загадочностью — так неужели же улететь, унося в памяти лишь малый его фрагмент, видимый в узкую щель?..

Естественно, в следующий миг она была уже там, внутри. Мелкие камешки, просыпавшиеся вниз, когда она шевельнулась, чтобы перейти через обязательное ничто, еще поклевывали ей макушку, а она уже выхватывала из-за пазухи свой новый свахейский амулет — Ракушку, думая только об одном: только бы успеть, только бы это неразгаданное диво не порушилось прежде, чем его запечатлеет магическая память.

— Как там эти семечки… а, кунжут, то есть сезам, открывайся быстрее, тролль тебя побери! — крикнула она нетерпеливо.

И Ракушка послушно разверзлась с едва уловимым сухим щелчком. Получилось!

Ну и уноси ноги, пока не поздно!

В самый раз.

Потому что над головой затопало, загрохотало, каменные осколки посыпались все крупнее и крупнее, разбиваясь с хрустальным звоном; и вот уже сверху рушилось что-то вовсе громадное и бесформенное, от чего она сумела-таки увернуться, спасаясь через ни разу не изменившее ей ничто.

Флейж поймал ее за плечи и помог удержаться на кромке стены. Вот только Эрма здесь не было.

— А где…

Толстяк появился в тот же миг, едва не сбив ее с ног. Алмазы и изумруды сыпались с него, как блохи с шелудивого пса. Голову потерял, заевшийся жирный каплун, не мог сообразить, что изъеденная временем оболочка не выдержит его тушу!

— Какой тролль понес тебя на этот шар? — Она с трудом подобрала наиболее мягкие выражения. — Ты же прямо на меня рухнул, и как только мне шею не свернул!

И без того осунувшуюся физиономию сенешаля словно сполоснули кислым молоком.

— Но, моя принцесса, ты изволила повелеть нам наблюдать за тобою с безопасного расстояния, так что как только ты исчезла из обозримого пространства…

— Эрм, ты в чужом созвездии, здесь нужно думать, прежде чем выполнять приказы буквально! — вот что, значит, засидеться на диванных подушках, сёкосой ему в задницу!

Она представила себе, что было бы с Эрромиоргом, произнеси она вслух это запоздалое пожелание, и едва не фыркнула; но сейчас он вызывал только жалость, тем более что по его обвисшей щеке стекала алая струйка — как видно, зацепило каким-то шальным самоцветом.

— Прости, дружище, — проговорила она, дотрагиваясь до его плеча. — Просто теперь я понимаю командора, который…

Оглушительный, почти живой треск долетел снизу — казалось, переломился хребет у гигантского дракона; воздух наполнился звенящим гулом.

Это было впечатляющее, но достаточно печальное зрелище: наблюдать, как основательно и даже в какой-то степени величаво рушится один из последних сохранившихся памятников нелепой свахейской архитектуры.

Желтоватый клуб пыли поглотил новоявленные руины, и отовсюду к нему уже спешили разнокалиберные поджарые жужелицы, стервозного вида сколопендры и солидные, словно сенешали, жуки-навозники, не говоря уже о мелкой блошиной шушере. Ничего удивительного — где разразилась катастрофа, там пахло обедом.

— Ну, свое черное дело мы сделали, — усмехнулась принцесса, — можно возвращаться. Желающих подобрать себе сувенир на память не имеется? Тогда — домой!

Она заранее поёжилась, предчувствуя сокрушительный нагоняй со стороны заботливого супруга, и не столько по поводу ущерба, нанесенного культурному наследию Свахи, сколько из-за несоблюдения норм экспедиционной безопасности, которые, к сожалению, чересчур различались у жителей Джаспера и Земли.

Но ожидаемая головомойка так и не состоялась: Юрг утратил дар речи в тот же миг, когда, оживленная родниковой водой, на голубом лугу радужными переливами вспыхнула иллюзорная сфера. Аналогичное впечатление произвела свахейская сокровищница и на всех остальных обитателей Игуаны, собравшихся поглядеть на невиданное диво; исключение составила только Гуен, с алчным уханьем метавшаяся над зрителями в безнадежной попытке забить своим страшенным клювом помстившуюся ей добычу — нацеливалась она исключительно на парные изумруды и цитрины, принимая их, как видно, за глаза прячущихся неизвестно где зверей; продолжалось это безобразие до тех пор, пока разъяренный командор не гаркнул: «Куррра безмозглая, на место!» и разобиженная сова не убралась на свой насест на верхушке шатрового корабля.

Всеобщее безмолвное восхищение могло длиться до бесконечности, но первому надоело, естественно, непоседливому Ю-ю.

— Это для де-ев-цонок! — безапелляционно выпалил он, сползая с отцовских колен.

Паянна, все это время привычно обмывавшая целебным настоем глубокие царапины на холеном лице Эрромиорга, вытерла руки о свою многострадальную юбку.

— Не рачительно было этакое добро оставлять, — заметила она, впрочем, достаточно равнодушно. — За тое богатство тебе, княжна, цельный дворец на этом острову можно б отгрохать. А то еще нашему князю Милосердному на дороге евоной — полстолицы. Ты как мыслишь, певун-молчун?

Менестрель, которого все это время по общему уговору никто не тревожил, дернул головой, точно его ужалил овод. Взгляд его, обычно обращенный как бы в глубину себя, загорелся мрачным огнем.

— Да будь у меня, хотя б чуток от такого клада, — проговорил он глухо, — может, я ее у стражи и откупил бы…

Он снова помотал головой, точно конь на перепутье, и неверным шагом двинулся за ворота.

Мона Сэниа опустила руку в хрустальный сосуд с водой и выудила оттуда амулет. Радужное сияние сразу угасло.

Паянна поднялась и, упрямо пошевеливая бровями, решительным шагом пересекла шелестящий колокольчикам луг и догнала чернокожего соплеменника уже возле сосен, на развилке дорог.

— Постой-ка, горемычный. — Он послушно остановился, не оборачиваясь. — Может… может, еще не поздно откуплять-то? Тутошние на многое горазды. И богаты немеряно, промежду прочим.

— Поздно.

Он снова двинулся прочь, не разбирая дороги.

— Ты, как тебя, лыцарь Харр по-Харрада! Тогда, мне кажется, тебе есть с кем поквитаться!

Он обернулся, и она увидела, что он усмехается. Но лучше бы никому не зреть этой усмешки.

— С кем надо — поквитались. Сполна.

Кажется, говорить было больше не о чем, но Паянна упрямо уперла свои черные ручищи в бока, словно готовилась к нешуточной драке.

Однако тон ее понизился едва ли не до просительного:

— Не городись от меня, бродяжка промеждорожный. Я ведь на своем веку не мене твово горестей повидала, не то, что эти здешние… летуны беззаботные.

— Ежели мы наши печали воедино сольем, так нам от того только вдвое тошнее будет, — с несвойственной ему рассудительностью изрек менестрель.

Но она придвинулась к нему, сочувственно покачивая головой, водрузила ему на плечи свои тяжкие, точно из чугуна отлитые руки, так что он послушно опустился на траву. Присела рядышком: