Лунный нетопырь - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 11

— Разумеется, — он почесал в затылке, хотя мона Сэниа не раз пыталась отучить его от этой отнюдь не светской привычки. — Вероятно, он недоволен кем-то из Шамшиеневой парочки… Уж слишком они не похожи друг на дружку. В принципе такие случаи наблюдаются, когда у двойняшек разные отцы. Теоретически это возможно.

— Но не практически же! — возразила жена. — Старшие сестрички с их комплексом королевского достоинства…

С их бабской спесью, если точнее, — подхватил Юрг. — Да, эти гусыни и на полет стрелы не подпустили бы к своей постели претендента на их благосклонность, лишенного как минимум полуведра королевской крови в жилах. Да и папенька у них — типичный домостроевец, только с уклоном в троеженство. Между прочим, у нас на Руси до принятия христианства некоторые князья…

Она сняла свой аметистовый обруч, и вместе с разом угаснувшим закатным светом голос мужа отдалился, приглушенный ее хронической неприязнью к его воспоминаниям о Земле. Единственное, чего она сейчас желала — это свернуться калачиком и забыться без сновидений, на крайний случай — увидеть сон из далекой юности, когда она из королевской ложи следила за рыцарским турниром, где позабытый теперь всеми эрл Асмур одерживал победы в ее честь, или из ее горестных странствий по планетам созвездия Костлявого Кентавра, когда, потеряв своего первого супруга и сочтя, что жизнь на этом кончена, она искала достойной смерти, лишь бы не возвращаться в одиночестве на родной Джаспер…

Но когда ей, наконец, удалось-таки свернуться калачиком, сон не пришел.

Вернулось ощущение странной тревоги, которое она испытала, взглянув на новорожденную дочурку Шамшиени. Что-то подобное она почувствовала еще раньше, взяв на руки первого внука Алэла — мягкий толчок изнутри, от которого бешено забилось сердце. Тогда ей показалось, что она видит крохотного Юхани, которому от роду день или два. Алэл, горделиво и как-то снисходительно наблюдавший за этой сценой, тогда благодушно обронил: «Не правда ли — у всех наследников престола есть что-то общее?»

И она тогда успокоилась — хотя с чего бы ей вообще волноваться? Ну, похож Алэлов внучок на ее Юхани — тем больше для него чести. Она на своем веку видела не так уж много новорожденных, но слыхала, что они схожи, как листочки на одном дереве.

Но вот она увидала дочь второй царевны, и необъяснимое предчувствие беды захлестнуло ее с удесятеренной силой. Она с трудом подняла глаза на Ардиньку, качавшую на руках малышку — и замерла в изумлении: на бледном личике девушки, застывшей в растерянности при нежданном появлении принцессы, отразилось точно такое же смятение, неподвластное ни трезвому рассудку, ни умению владеть собой.

И то, и другое вернулись к обеим через мгновение, но этого мига ей было достаточно.

4. Брунгильда преклонных лет

Раздался упругий хлопок, словно парус развернулся — это пузырилось на ветру громадное четырехцветное знамя, расстеленное на земле подле громоздкого, но уже порядком потрепанного шатра тихрианского правителя Лронга.

— Боюсь, ты никогда не достроишь свой дворец, — невесело усмехнулась мона Сэниа, оглядывая разноцветную россыпь малых шатров и палаточек, окружавших княжеское жилище, многие из которых были крыты куда как более дорогими тканями и коврами, чем позволил себе Лронг.

— Руки не доходят, — как-то по-юношески робея, пробасил он. — Да и не надобны мне хоромы. Забросил я строительство столицы, все равно приходится больше по караванным стойбищам кочевать, порядок наводить. Когда на следующем солнечном круге придет сюда мой народ, новому князю легче будет столицу достраивать. Добрым словом меня помянут.

Принцесса незаметно вздохнула — в интонациях благородного рыцаря Лроногирэхихауда, уже прозванного на всей своей дороге Справедливым, проскальзывали чуть ли не старческие потки, и она знала, что есть в этом доля и ее вины, пусть невольной.

Вот и сейчас он стоял перед нею, переминаясь с ноги на ногу и смущенно наматывая на палец косичку, плетеную из стебельков заповедного бессмертника, совсем как в ту пору, когда он был еще презираемым всеми Травяным Рыцарем, врачевавшим убогих и переносящим тела умерших в мрачные анделахаллы, места последнего приюта тихриан.

— Почти мое жилище, госпожа моя, — спохватился он, откидывая перед нею полог шатра.

— Почту, почту, милый Лронг. — Она легко коснулась его руки. — Я прибыла сюда для беседы, потому что в сумрачную пору, когда одолевают тревожные мысли, лучше всего побыть рядом с истинным другом.

Серые с легкой прозеленью глаза, казавшиеся еще светлее на черном, как у всех тихриан, лице дрогнули — мона Сэниа поняла, что еще год назад у него вырвалось бы пылкое: «Я готов день и ночь быть подле тебя, прекраснейшая из женщин, чтобы рассеивать твои тревоги!» — но за этот год он научился управлять не только своими подданными, но и собственными страстями.

Она подошла к груде подушек, громоздящейся в глубине шатра. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить многочисленные шерстинки, точно кто-то вытряхивал здесь изъеденную молью шубу.

— Сибилло? — с невольной усмешкой осведомилась принцесса. — Похоже, оно здесь ночевало.

— И едало, и пивало, — с такой же беззлобной улыбкой подтвердил Лронг. — Оно мне не слишком мешает, а отцу — в радость.

— Прости меня, я не спросила тебя сразу, как он? — Угасает, — просто ответил князь, не умевший кривить душой, но не смевший обременять своей скорбью ту, которую любил больше жизни. — Если бы не Паянна, его бы, наверное, уже не было с нами.

— Она что же, смыслит в тайнах врачевания? — недоверчиво спросила принцесса, знавшая по своему вынужденному пребыванию на Тихри, что сие искусство находится здесь едва ли не на пещерном уровне.

— Она ведь пыталась выходить собственного мужа и всех сыновей, — напомнил Лронг. — Было время научиться.

— Ну, если они с сибиллой дополняют друг друга…

— Как дикий кот с гуки-кукой: до смертоубийства пока не доходит, так и то хорошо. Но перепалки меж них забавные, отец от души веселится… — Он внимательно вгляделся в ее узкое, с пленительно очерченными скулами, лицо. — Но ты ведь пришла не для того, чтобы спрашивать о моем отце?

— Вы оба дороги моему сердцу и всегда в моей памяти, — проговорила она, и голос ее был теплее, чем она обычно себе позволяла. — Но кривить душой я не буду: сегодня у меня другая забота.

Она выбрала из груды большую подушку, стряхнула с нее линялую шерсть и уселась так, чтобы бездымные лиловые (не иначе как в ее честь!) светильники оказались у нее за спиной.

— С этой своей печалью, — продолжала она, — обращалась я к королю-кудеснику, повелителю пяти стихий, которому принадлежат все Первозданные острова, на одном из которых мы сейчас приютились. С его милостивого позволения, разумеется. Но он ответил мне, что для того, чтобы ответить на мой вопрос, его могущества недостаточно… А может быть, недоставало желания — уж слишком поспешен был его отказ.

Лронг уловил потаенную горечь в ее словах — было время, когда она и помыслить не могла, что к го-то возымеет дерзость не откликнуться на ее приказ или просьбу. Но врожденная чуткость подсказала ему, что с сочувствием надо повременить.

— В прошлый раз, помнится, я рассказала тебе, что мы нашли затерянную среди черных небес планету… чужой мир, все люди которого погибли много сотен лет назад. Но среди них попадались маги и колдуны, сибиллы, то есть, умевшие изготовлять чудодейственные талисманы. Один из них ты видишь на мне — эта хрустальная цепь с колокольцем позволяет мне понимать все людские языки, а моим собеседникам — внимать моей речи без толмача. Порой мне даже кажется, что меня понимают даже звери и птицы… Но я не о том. Она вздохнула и опустила голову.

— Я о Светлячке.

— Я это понял, прекрасная госпожа моя.

Да, верно, в прошлый свой прилет она уже рассказывала ему о своих поисках, но он ничем не мог помочь ей. Невеликодушно, наверное, заставлять его еще раз признаваться в своем бессилии.