Лабиринт для троглодитов - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 27

— Какие, к чертям, вахты, — отмахнулась Варвара. — Спать. Всем спать. Люк я задраила.

Ох, и какое же это счастье — отоспаться на жесткой коечке, и проснуться с сознанием того, что никому и ничего не должна, и некуда торопиться, и ничего не потеряно, и полететь, едва касаясь босыми ступнями шершавого пола, в легкий прохладный душ, когда воды вдоволь и никто не топчется под дверью, и кто-то другой готовит завтрак, и, судя по запаху, делает это вполне и весьма, и с порога душевой двинуться прямо-прямо-прямо — ах, сколько последовательности! — прямо на запах, а на камбузе незнакомый чародей, гибкий и ловкий, как чартар, творит амброзию из постылых экспедиционных концентратов. Отчего он так изменился? Помолодел лет на десять… Хороша бы она была, если бы вчера его поцеловала, как намеревалась! От ужаса она встряхнулась, и сверкающие росинки с мокрых волос полетели по всей кухне.

— Вуковуд, доброе вам утро!

— Доброе утро, царевна-лягушка!

— А вы уже выглядывали — утро действительно доброе?

— А возьмем по кусочку сыра и выглянем.

— А сыр зачем?

— А хочется…

Полетели — уже вдвоем — навстречу распахнутому люку, и одинаково поежились от пронзительной утренней свежести, и разом замерли, ослепленные серебряно-сиреневыми лучами, пробивающими насквозь кустарник на лесистой восточной гряде, и одним дыханием задохнулись при виде тающего тумана, который не растекался по траве, как на Земле, а витыми призрачными струями взмывал вверх, в пепельно-лиловое небо…

И синхронно вздохнули — незаметно, едва-едва, — когда опустили глаза и увидели Гюрга, стоявшего у подножия трапа с горделивым видом конкистадора, обозревающего покоренную землю. Варвара вспомнила, что ему еще предстоит выслушать повествование о всех ее подвигах за минувшую ночь, и вздохнула во второй раз. И была услышана. Командор стратегов поднял голову.

— Прелестное утро, Варенька! Не желаете ли совершить прогулку по росе? Коллега, я вас приветствую! — соизволил он наконец обратить внимание на Вуковуда.

— Зябко, — сказала Варвара. — Я попозже и верхом. А пока… Вафель! Сбегай-ка за десинтором, который так и торчит в иллюминаторе. По краям оконца там оплавленный металл, так возьми пробу на анализ, а в трюме подберешь что-нибудь подходящее… Вук, у вас имеются воспламеняющиеся сплавы?

— Несколько марок. Собираетесь чинить поломанную игрушку?

— Только так. Вафель, иди, как ночью, строго по центру! Она нарочно говорила таким образом, чтобы не выдать собственное участие в ночных прогулках — очень уж не хотелось тратить эти утренние часы на. подробный доклад своему — на такой короткий миг! — бывшему командору.

Но он понял ее по-своему: .

— Вам так не нравится Чартарума? Хотите сбежать отсюда побыстрее?

Лиловато-розовое солнце, отравная светло-изумрудная зелень… Она припомнила шоколадные тучи и слоистую глубину ониксовых каньонов, пурпурный кустарник и янтарную накипь на воде, искрящиеся трехметровые снежинки и шатер Майского Дуба…

— Нет, не нравится мне Чартарума, — сказала Варвара, морщась от какого-то пронзительного рыбьего запаха, накатывающего со стороны лабиринта. — Она чем-то напоминает тощую женщину с визгливым голосом.

Мужчины дружно рассмеялись.

— Варенька, — сказал вдруг утративший прежнюю надменность Гюрг, — а ведь скоч чего-то недопонял — он возвращается.

По сверкающей росе галопом мчался Вафель. Варвара внезапно почувствовала металлический привкус во рту, словно она увидела жестяную банку с остатками лимонного сока.

— Что ты, Вафель?

— Пройти прежним путем невозможно. Ландшафтные изменения. Силовой барьер.

— Быстро, скафандры! — вырвалось у Варвары, хотя она тут же подумала: а почему — быстро? Времени вдоволь. — Вафель — слева, Туфель — справа, Фофель — замыкающий. Гюрг, вы предлагали прогулку? Тогда двигаемся.

Странно, как они умудрились не заметить этого еще сверху, когда стояли на выходной площадке корабля? Теперь, когда они подходили все ближе к черной громаде лабиринта, не отражающей даже утренних лучей, им отчетливо стала видна широкая полоса земли, опускавшейся, подобно естественному пандусу, куда-то в глубину, где должен был находится фундамент этого циклопического сооружения. Там, где начинался этот спуск, земля была разломана, как пирог, и крошево почвы и корневищ посыпалось в узкую трещину разлома, когда люди приблизились и стали, не решаясь переступить эту черту. Дальше трава была почти не повреждена и ковровой фисташковой дорожкой пятиметровой ширины скатывалась вниз, к загадочно поблескивающей вертикальной плоскости, до которой было добрых пятьдесят метров. Стенки этой наклонной траншеи были облицованы тусклыми серыми блоками, и неяркое солнце, лучи которого еще только-только коснулись долины, не могло осветить того, что скрывалось в конце этого наклонного пути.

Варвара сняла перчатки и подняла руки, подставляя лицо и ладони упругому мощному потоку, который, как воздушная река, несся из подземелья. Она ощущала его спокойную незлую силу и прикрыла глаза, безошибочно предчувствуя, что подсознание вылепит точный образ, соответствующий этому ощущению.

И в глубине сомкнутых век тяжело распахнулась огромная, непомерной тяжести металлическая книга с литыми негнущимися страницами.

И тогда она быстро, чтобы не успели остановить, сделала шаг вперед, переступая неширокий разлом. Сзади скрипнуло, зашелестело, как и следовало ожидать, поскольку мужчины не должны были отпускать ее одну, но привычных шагов не прозвучало, и девушка изумленно обернулась. Зрелище было почти комическое: три скоча перебирали манипуляторами, как сороконожки поднятые в воздух, а люди конвульсивно дергались, словно кто-то удерживал их за комбинезоны — и никто не мог сдвинуться с места!

Она вернулась, осторожно подходя и ощупывая воздух руками, чтобы определить границу так странно не замеченного ею барьера; ничего не обнаруживалось, и она сделала знак своим спутникам не шевелиться. Оттянутые назад пояса с десинторными кобурами навели ее на правильную догадку — ведь она-то сама забыла оружие на корабле, потому и прошла здесь.

— А ну-ка, бросьте десинторы скочам, — велела она. Туфель подхватил брошенное ему оружие и принял боевую стойку, продолжая упираться рецепторным бурдюком в невидимую стенку. Люди, освободившиеся от этой тяжести, неуверенно переступили магическую черту. И ничего.

— Значит, так, — продолжала Варвара, — Туфель остается наверху и держит весь этот металлолом. Через барьер ему не пройти, а почему, не будем сейчас ломать голову. Фофель двигается одновременно с нами по левому краю больше для порядка, потому как и там, совершенно очевидно, силовой заслон. Вафель, обойдя этот провал, пусть отправляется на починку лабиринта, — учти, дружок, там не меньше пятидесяти заслонок восстановить придется. По дороге снимай все, что сможешь, слева, справа, вверху и внизу. Любую органику — в багажный бурдюк. Все усвоил? Ну, пошли.

— Какого лабиринта? — ошеломленно проговорил Гюрг. — Там одни камни — при чем же воспламеняющиеся сплавы, заслонки?

— То, что вы считали лабиринтом, — мягко проговорил Вуковуд, — это так, парк для прогулок. Тренажер для малышей. А настоящий лабиринт — вот он, перед нами. Черненький.

— Этот-то зачем?-возопил командор так возмущенно, словно ему предлагали это сооружение в личное пользование. — Ну, с наземным-то ясно, хотя мы пришли к выводу, что его функции гораздо сложнее и оправданнее, чем вы сейчас изволили предположить.

— А мы готовы выслушать, — сказала Варвара, присаживаясь на откос. — Мы суемся в темную воду, и неплохо рассмотреть все предположения относительно открывшегося нам брода. Итак?..

Командор склонил голову, как бы соглашаясь с девушкой, но она-то поняла, что сделал он это скорее затем, чтобы скрыть неуемное подергивание лица, с которым он никак не мог справиться после ее коротенького, естественного «мы».

Вуковуд то ли ничего не понял, то ли понял абсолютно все — непринужденно уселся рядом и оперся локтем на колено, искоса поглядывая на Варвару: а вдруг что не так? Все было так, и глаза его, ночью казавшиеся совершенно угольными, сейчас отливали золотом, как у черного козла. Гюрг остался стоять в позе античного оратора.