Шерлок Холмс и уэльские тайны - Биггл Ллойд, младший - Страница 24

Мы сели на пони и поехали к священнику. Дорогой я поведал о своём визите в Тиневидд.

Отдав мокрые плащи служанке, мы прошли в гостиную, где нас приветствовал преподобный Изикел Браун, высокий представительный господин с пушистыми баками. Кроме нас на чай были приглашены ещё несколько гостей. Барышник ничем особенным среди них не выделялся. К моему глубокому сожалению, борода у него оказалась чёрной и аккуратно подстриженной, и он совершенно не походил на спутника светловолосого юноши.

Священник познакомил нас, сообщив, что он учился вместе с Хаггартом Баттом в Оксфорде. Последний стал вспоминать молодость и рассказал о какой-то их проделке со свиньёй, чем заставил преподобного Брауна густо покраснеть.

Я сел рядом с мистером Баттом, решив всё же прощупать его.

— Вы давно живёте в Уэльсе? — задал я первый вопрос.

— Никогда не жил в Уэльсе, — ответил он каким-то гнусавым голосом. — Я бываю тут наездами. К сожалению, хорошие лошади — в Уэльсе большая редкость.

— Я только вчера видел хорошую лошадь, — сказал я. — На ней ездит Эмерик Тромблей.

— На неё приятно смотреть, — отозвался Хаггарт Батт, — но только идиот может думать, будто она способна работать на пашне. Такие красивые лошади, как и красивые женщины, нужны лишь богатым людям.

— Каких лошадей вы предпочитаете? — продолжал я расспросы.

— Таких, которые могут долго и хорошо трудиться, — ответил он. — В Уэльсе их почти не встретишь. Чтобы их купить, надо ехать в Лайдсдейл или в Ланаркшир.

— Ланаркшир? — повторил я задумчиво. — Не там ли Роберт Оуэн начинал свой социальный эксперимент?

— Роберт Оуэн — это кто? — спросил мистер Батт. И вдруг подмигнул мне.

Это был Шерлок Холмс. Я узнал его.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Поздно вечером он явился ко мне на сеновал. Я зажёг свечу и предложил ему трёхногий стул. Шерлок Холмс сел и, осмотревшись, заметил, что я очень хорошо и удобно устроился.

Вытянув ноги, он посвятил меня в подробности того, как подготовил своё появление под видом барышника, торгующего лошадьми. Прежде всего он заручился рекомендательным письмом настоятеля собора Святого Павла к преподобному Брауну. Затем купил на ярмарке несколько лошадей и перегнал их в Пентредервидд. Здесь он арендовал пастбище у дяди Томоса и тётки Хафины уже как «старый друг» священника, чтобы не вызвать никаких подозрений. Я видел, что лицо его осунулось. Очевидно, ремесло барышника давалось ему нелегко.

Пришёл и мой черёд рассказать о проделанной работе. Я начал, естественно, со встречи с Бентоном Тромблеем, упомянул о лекции, на которой присутствовали юноша и его рыжебородый спутник, о Лиге по изучению и распространению идей Роберта Оуэна. Затем описал посещение места убийства Глина Хьюса, внешность Мелери Хьюс, найденные мной отпечатки следов и ночную поездку за всадниками, встречу с юношей-блондином и, наконец, свой визит к Кайлу Коннору.

Внимательно выслушав меня, Шерлок Холмс насмешливо улыбнулся.

— Мне кажется, Портер, — произнёс он, — на вас неизгладимое впечатление произвёл местный колорит: древние кельтские легенды и святые, водяные лошади, сказочные коровы и «огоньки смерти». Оставим их в покое и попробуем исключить из расследования тех, кто не вызывает никакого подозрения. Имеет ли какое-нибудь отношение к делу Кайл Коннор?

— Имеет, — твёрдо ответил я.

— Почему вы так полагаете?

— Потому что он потратил довольно много времени, чтобы убедиться, тот ли я человек, за которого себя выдаю.

— Значит, если человек подозрителен по отношению к кому-либо, то он, по-вашему, сам вовлечён в какие-то тёмные дела? Это хитроумная теория, но из неё существует огромное количество исключений. Теория не работает, Портер, если число исключений из неё превышает число случаев, подтверждающих её правильность.

— Но я имел в виду не только его подозрительность. Всадники и юноша следили за его домом сегодня ночью, и, поскольку сам он, будучи калекой, вряд ли мог выйти к ним, значит, они ждали какого-то его ночного гостя.

— Весьма возможно, — сказал задумчиво Холмс. — Пока что в нашем расследовании растёт число фактов и подозреваемых, но мы не можем связать их друг с другом. Найденные вами отпечатки ног предполагаемых убийц не дают ничего, потому что такую обувь носят все жители Уэльса. А что вы скажете о Бентоне Тромблее?

— Он искренен и наивен, как ребёнок.

— Примерно то же говорили о Роберте Оуэне.

— Мадрин считает, что он со временем станет таким же, как его отец. Я этому не верю. По-моему, он всегда будет бороться с теми жизненными принципами, которыми руководствуется его отец.

— Ну, мне пора уходить. — При этих словах Холмс поднялся. — Завтра мы поедем в Ллангелин, и я осмотрю место преступления. Потом я нанесу визит Кайлу Коннору. Какое впечатление произвёл на вас Эмерик Тромблей? Вы уверены, что он воплощение злого начала?

— Мне показалось, что он может причинить массу бед, даже не сознавая этого.

— Это можно отнести ко всем богатым людям. Жизнь наиболее испорченных из них — какая-то дикая смесь добрых и отвратительных поступков.

— Вы правы, сэр. Один из таких испорченных богачей положил букет цветов на могилу убитой им жены.

Шерлок Холмс задумчиво кивнул:

— Он мог так поступить… Вы в какое время завтракаете?

— Могу рано, могу поздно.

— К несчастью, священник встаёт очень поздно. Но я постараюсь прийти пораньше.

— Мы возьмём с собой Мадрина?

— Разумеется. Он нам очень нужен.

Я проводил гостя. Когда высокая фигура Холмса скрылась в дождевой мгле, я пошёл в дом, чтобы обсудить с Мадрином план на завтра.

— Под каким предлогом Шерлок Холмс явится в Тиневидд? — спросил он.

— Он барышник, торгующий лошадьми. У Коннора ферма, ему, конечно, нужны хорошие лошади.

Когда я проснулся утром, снаружи стояла тишина. Значит, дождь перестал, решил я. Я подошёл к окну. Всё вокруг было застлано густым туманом — уже в полутора метрах ничего не было видно. На Пентредервидд и окрестности опустился знаменитый туман, о котором в книге Джорджа Борроу я прочёл стихи великого валлийского поэта четырнадцатого века Дафидда ап Гвилима:

Как писал этот поэт, туман подобен «океану неизвестности», — впрочем, он же назвал его «раем для воров», когда под покровом тумана происходят «несчастья, безумства и преступления». Глядя на эту белёсую мглу, я подумал, что Мадрин, наверное, имел в виду такую погоду, когда говорил, что в иные минуты древние кельтские божества вновь спускаются на землю и живут с нами рядом.

Я оделся, прошёл на конюшню и подбросил сена нашим милым пони. В хлеву Даффи доил одну из коров. Сегодня животные останутся дома. В такую погоду коров не выгоняют на пастбище. Из тумана вдруг вынырнула какая-то фигура. Это оказался Мадрин, пришедший узнать, встал ли я.

На кухне в печи горел огонь. Мервин расставляла посуду. На лицах детей сияли улыбки, словно никакого тумана не было и в помине. Когда мы позавтракали, появился Шерлок Холмс. Он уже успел заглянуть на ферму к дядюшке Томосу и привёл трёх лошадей, на которых мы должны были отправиться в путь. Моя лошадь была под седлом, Шерлок Холмс и Мадрин ехали без сёдел. Мы обогнули деревню, совершенно не видную в тумане, и я вспомнил валлийскую легенду о затонувшем селении, в котором вечно продолжал звонить колокол. Первым двигался Мадрин, за ним Холмс, последним — я.

Выбравшись на дорогу, мы поехали быстрее. Впереди нас в тумане послышался топот копыт. Потом показались размытые очертания всадника. Он, как призрак, скользнул мимо. Мадрин крикнул, обернувшись: «Привет, Уэйн!», и тот откликнулся: «Привет, Дафидд». Я понял, что Уэйн Веллинг и в такую погоду трудится, выполняя приказы хозяина.