Шерлок Холмс и дело о фруктах - Биггл Ллойд, младший - Страница 1

Ллойд Биггл-младший

Шерлок Холмс и дело о фруктах

ГЛАВА ПЕРВАЯ

При крещении меня нарекли Эдвардом Портером Джонсом. Первое имя мне дали в честь Эдварда, принца Уэльского, позже ставшего королём Эдвардом VII. Портером же звали моего отца. Второе имя я получил на тот случай, если соответствовать первому окажется мне не по плечу. Все зовут меня только Портером.

С Шерлоком Холмсом я встретился случайно, оказавшись среди тех мальчишек, которых доктор Уотсон прославил в своих сочинениях как «нерегулярные полицейские части с Бейкер-стрит». Однажды Шерлок Холмс даже удостоил меня похвалы, назвав самым регулярным из этих своих помощников. Он весьма великодушно выделил меня среди прочих и давал особые поручения.

Получаемые от него несколько шиллингов были очень важны для меня, поскольку мне приходилось содержать больную мать и двух младших сестёр. Согласитесь, что для подростка это было тяжёлой ношей, вот почему я так благодарен Шерлоку Холмсу за доброту и возможность работать на него.

Предполагаемая смерть Холмса в 1891 году потрясла всех нас. Зато его поразительное воскрешение спустя три года стало самым радостным событием в моей жизни. Я продолжал выполнять его особые задания до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать.

Конечно, я восхищался Шерлоком Холмсом и почти боготворил его, что было вполне естественно для юноши моего возраста. И только в день своего шестнадцатилетия я наконец собрался с духом и попросил Шерлока Холмса сделать меня своим помощником.

Вначале моё предложение удивило и даже позабавило Холмса. Он никогда не задумывался о том, чтобы передать кому бы то ни было навыки, которые составляли часть его необычайного таланта. Он вообще сомневался в возможности этого.

Однако, поразмыслив и восстановив в памяти историю наших взаимоотношений, он понял, что практически уже начал меня обучать, постепенно развивая мои способности. Кроме того, Холмс часто попадал в такие ситуации, когда помощь ему была настолько необходима, что приходилось обращаться к услугам случайных людей. Раньше ему ассистировал доктор Уотсон, но он скорее был близким другом и свидетелем, чем сотрудником.

Вот так я и стал его помощником. Подобно доктору Уотсону, я поселился на Бейкер-стрит, 221-b, где пользовался гостеприимством Холмса и одновременно служил ему. После смерти Холмса я основал собственное сыскное бюро, работа в котором и стала делом всей моей жизни.

Доктор Уотсон был необыкновенно добросердечным человеком, одним из тех, на кого всегда можно положиться в трудную минуту. Всегда вежливый, доброжелательный, он был джентльменом до мозга костей. Правда, подозреваю, что он немного ревновал ко мне Шерлока Холмса. Например, он ни разу не обмолвился обо мне в своих отчётах, даже описывая те дела, в которых я принимал непосредственное участие. Правда, он признавал, что иногда великий детектив прибегал к помощи посторонних. Так, он упоминал Джонсона, который помогал Холмсу как осведомитель, поскольку был связан с преступным миром. Позже Джонсон оказывал подобные услуги и мне. Уотсон называл и Чарли Мерсера, тот руководил собственным детективным агентством и по просьбе Холмса проводил расследования по конкретным вопросам.

В своих рассказах Уотсон даже менял даты, и получалось, будто дело происходило раньше, чем я начал работать на Холмса. Но это, возможно, следует приписать его рассеянности. Доктор Уотсон часто допускал в своих рассказах и другие фактические ошибки. Я рассматривал его отношение ко мне просто как забавную слабость истинного джентльмена. Однако, независимо от тех чувств, которые он питал ко мне, он всегда был неизменно вежлив и ни разу не сказал мне ни одного худого слова.

История, о которой я собираюсь рассказать, произошла в конце лета 1900 года. Мне только что исполнилось двадцать, и я с честью выдержал испытание ученичества у Холмса. Он не только обучал меня ремеслу сыщика, но и дал мне образование, равного которому я не смог бы получить ни в одном университете. Ведь в программах учебных заведений не было ни одной из тех дисциплин, которыми занимался он.

Мы хорошо сработались, и наши совместные усилия позволили ему расширить практику. Хотя мистер Холмс никогда не заботился о величине материального вознаграждения, его доходы значительно возросли. Он видел во мне преданного помощника, и по тем временам я получал неплохое жалованье. Я мог обеспечить приличное существование матери и сёстрам, а большего мне тогда и не требовалось.

В своих записках я называю моего наставника «Шерлок Холмс». Но обычное моё обращение к нему было «мистер Холмс» или «сэр». Я был достаточно хорошо воспитан и никогда не называл его «Холмс» или «Шерлок», как это мог позволить себе доктор Уотсон.

В то время мы только что закончили дело Дарблера. Шерлок Холмс блестяще разрешил загадку местонахождения пропавшего завещания. Для этого ему потребовалось всего-навсего изучить расположение монет в коллекции умершего наследодателя.

В конце августа, в тот понедельник, когда началась эта история, мистер Холмс за завтраком с напускной суровостью велел мне взять выходной и как следует повеселиться. Я воспользовался предоставленной возможностью и вместе с сёстрами отправился на лодке вниз по реке по направлению к Ричмонду.

Уже совсем стемнело, когда я вернулся на Бейкер-стрит. Там я застал доктора Уотсона. Друзья спорили о политике. Правда, доктор Уотсон настаивал на том, что они просто обсуждали некоторые вопросы. Они так надымили своими трубками, что в комнате было нечем дышать.

Доктор Уотсон приветствовал меня со своей обычной добросердечностью, хотя вид его свидетельствовал об уязвлённом самолюбии — обычном следствии неспособности доктора противостоять железной логике моего патрона.

Шерлок Холмс нервно ходил из угла в угол. Его мрачность и беспокойство говорили сами за себя: ему не к чему было приложить свой удивительный ум. Высокая худощавая фигура знаменитого сыщика производила впечатление туго сжатой пружины, готовой вот-вот сокрушить самое себя, если ей немедленно не найдут полезного применения.

К повседневным проблемам, и в частности к политике, он обращался только тогда, когда больше было нечем заняться. Политические вопросы Шерлок Холмс исследовал так же пристально, как и свидетельские показания. Естественно, что при этом он всегда выходил победителем, полностью опровергая доводы доктора Уотсона.

Наконец Холмс перестал ходить и сдвинул в сторону груду лежавших на кушетке газет, освобождая для меня место. Он надеялся, что я принёс ему какую-нибудь головоломку, которая отвлекла бы его от безделья.

К сожалению, я смог лишь рассказать ему о случившемся с нами забавном происшествии. Моя сестра Берта наблюдала на Темзе за двумя лодочниками, которые ругались друг с другом, употребляя выражения, совершенно неподходящие для нежных девичьих ушей. «Какое счастье, что богохульствуют не в воскресенье!» — воскликнула Берта.

Холмс от души посмеялся; доктор Уотсон только озадаченно пожал плечами. Я поднялся в комнату, которую раньше занимал Уотсон, намереваясь немного почитать перед сном. Однако вскоре ко мне постучался Холмс.

— Пришёл Рэдберт! — радостно объявил он. — Вы не могли бы спуститься?

Рэдберт, которого все, кроме Холмса, называли Рэбби, был уличным мальчишкой. Он принадлежал к новому поколению «нерегулярных с Бейкер-стрит», которых нанимал мистер Холмс, когда нуждался в их помощи. Заметив природные способности Рэдберта, он находил им всё большее применение, используя его так же, как и меня в своё время.

Должно быть, мы казались этому мальчишке довольно забавной троицей. Когда он вошёл, доктор Уотсон восседал в «своём» кресле. Это место осталось за ним ещё с тех пор, как он жил с Шерлоком Холмсом. Я бы никогда не осмелился занять это кресло. По мнению же Шерлока Холмса, своим необычайным удобством оно мешало сосредоточенным размышлениям. Поэтому кресло и предназначалось для посетителей или доктора Уотсона. Это был типичный образец старинной массивной мебели, специально сконструированный для послеобеденного отдыха. Однако доктор Уотсон не занял удобное положение, к которому располагала форма кресла, а сидел совершенно прямо, и его поза и официальная одежда — он явился прямо после вечернего обхода пациентов — делали его похожим на человека, неожиданно для себя оказавшегося на королевском балу. Видно было, что он ни за какие деньги не согласится расстегнуть ни одной пуговицы.