Шерлок Холмс против Дракулы - Ситников Константин Иванович - Страница 3

Будучи врачом, я понимал, что всё это напоминает скорее бред сумасшедшего, перенёсшего мозговую горячку. Кто в наше просвещённое время верит в вампиров! Но чем дальше продолжал я читать, тем меньшей становилась моя уверенность в истинности первого впечатления. Ведь не могли же разом сойти с ума все эти люди! Тем более, что я лично знал доктора Сьюарда, да и имена недавно скончавшегося старого лорда Годалминга и его сына Артура у всех на слуху. Не верить им — значит, не верить никому. А между тем, вся эта история была настолько невозможна, что я не знал, что и думать.

Пока я читал, на улице стемнело, как вечером, хотя, поглядев на часы, я с удивлением обнаружил, что ещё нет и двух. Плотный туман клубился за окном, оседая на стёклах крупными каплями. В гостиной сгустились сумерки, но мне не хотелось вставать и зажигать свет. Возможно, я просто боялся нарушить целостность впечатления от рукописи. Поэтому я продолжал читать, напрягая зрение, пока мог различать строчки на бумаге.

Шерлок Холмс не мешал мне, сидел неподвижно, откинувшись в кресле, закрыв глаза и положив ногу на ногу. Только один раз, когда мне показалось, что он уснул, он нарушил свою неподвижность, чтобы закурить трубку. Он нарочно выбрал трубку подлиннее, чтобы можно было держать её, не поднимая руки с колена. Время от времени, достаточно редко, — так, чтобы только не погасла трубка, — он затягивался, совершенно бесшумно, и так же бесшумно выпускал из ноздрей дым. В каких мирах витал его одурманенный наркотиком разум? Быть может, столь же фантастических, как тот, в который погрузился я. Шторы на окне были не задёрнуты — обращаю на это особое внимание читателя.

Я дошёл до того места в дневнике доктора Сьюарда, где описано, как друзья под руководством профессора Ван Хелзинга проникли в склеп несчастной Люси, мисс Уэстенры, и открыли крышку её гроба. Я содрогался, читая, как они воткнули кол в грудь отвратительного вампира, которым стала невинная девушка, как они отрезали ему голову и набили рот чесноком, как они со стуком положили крышку обратно и начали со скрипом ввинчивать шурупы…

В это время за окном явственно послышались стук, шорох и писк. Я поднял глаза от рукописи и увидел в окне огромную летучую мышь. Она билась крыльями о стекло и издавала громкий писк — точь-в-точь как те стук и скрип, которые родились в моём воображении, когда я читал о завинчивании крышки гроба. Как только я увидел её, мерзкая тварь испустила пронзительный визг, оросила стекло уриной и исчезла в темноте.

Это так подействовало на мои взвинченные нервы, что я вскрикнул и вскочил на ноги, уронив рукопись на пол.

— А, вы тоже её заметили? — промолвил Холмс довольным голосом.

— Как, вы разве не спали? — удивился я.

— Вздремнул немного сразу после укола, — признался он. — У вас забавный вид, когда вы увлеченно читаете. Говорил вам кто-нибудь об этом? Я не мог лишить себя удовольствия наблюдать за вами. Вы же знаете, я вижу в темноте, как кошка. По вашему лицу можно было проследить все перипетии этой, несомненно, увлекательной истории.

— А летучая мышь? — спросил я. — Видели вы её? Или это плод моего воспалённого воображения?

— Я давно за ней наблюдаю. С самого её появления из этого чёртова тумана. Забавно, правда? Стоило нам оказаться вовлечёнными в вампирскую историю, как тут же наш дом начали осаждать рукокрылые. Итак, что вы скажете о рукописи?

Прежде, чем ответить, я подошёл к окну и тщательно задёрнул шторы, после чего на ощупь нашёл спички и зажёг лампу. Вернулся к креслу и неторопливо собрал рассыпанные по ковру листки. Мне нужно было время, чтобы обдумать свой ответ. Мой друг, приспустив веки, терпеливо ждал.

Не знаю, что больше подействовало на меня, сама ли рукопись с её мрачными тайнами или это внезапное и необъяснимое появление огромной летучей мыши в самом центре Лондона, но теперь я был более склонен верить нашей посетительнице, чем прежде. О чём прямо сказал Холмсу:

— Думаю, стоит отнестись к этому серьёзно. Если такие люди, как доктор Сьюард и молодой лорд Годалминг, рискуя всем: репутацией, честью, свободой, — отважились на такие ужасные поступки… — И я подробно пересказал моему другу всё, о чём только что узнал из рукописи.

— Так, вы говорите, они вбили покойной мисс Уэстенре кол в грудь и отрезали ей голову, и всё это лишь потому, что считают, что она и была та самая «касивая леди», которая покусала детей в Хайгейте? — задумчиво проговорил он. — Похоже на коллективное сумасшествие… Ну, хорошо, я, пожалуй, возьмусь за это дело. Что он собой представляет, этот граф Дракула? Мы должны знать своего врага, чтобы иметь возможность рассчитывать на победу.

— Профессор Ван Хелзинг сообщает о нём много интересного, в основном из фольклора. Если верить всему, что о нём говорится, граф Дракула поистине необыкновенное существо. Это вампир, живущий за счёт крови других; он бессмертен, в том смысле, в каком понимаем это мы, смертные; он обладает силой двадцати мужчин; он может исчезать в одном месте и появляться в другом; он управляет стихиями. Помните шторм в Уитби? Это его рук дело. Он повелевает волками, крысами, летучими мышами, пауками и другими животными. Он может окутать себя туманом; он может материализоваться из пыли в лунных лучах; он может проскользнуть в щёлочку толщиной с волосок; он может…

Холмс остановил меня движением руки.

— Что может граф Дракула, понятно: практически всё, — сказал он. — А чего он не может? Есть у него слабые места, недостатки, которыми мы могли бы воспользоваться?

— Он не отбрасывает тени и не отражается в зеркалах; он хиреет без свежей крови; он не может проникнуть в дом, пока его туда не пригласят, хотя бы единожды; он может пересекать проточную воду только во время прилива или отлива; его сверхъестественные способности исчезают с наступлением дня; он боится чеснока и святой воды, с опаской относится к распятию; он не может выйти из гроба, если на него положить ветку шиповника; единственный способ успокоить его — отрезать ему голову…

Холмс преувеличенно вздохнул.

— И этим, Уотсон, мы должны заниматься!

В одиннадцать часов вечера, покидая гостиную, я увидел, как Холмс снова потянулся за своей склянкой и сафьяновым несессером…

Проснувшись на другое утро раньше обычного, часов в семь, я застал Холмса полностью одетым в гостиной.

— Присаживайтесь, Уотсон, — пригласил он, — у нас ещё есть время, чтобы насладиться чашечкой кофе. Я обдумал вчерашнее дело и пришёл к выводу, что оно может оказаться гораздо серьёзней, чем представлялось вначале. По крайней мере, смерть мисс и миссис Вестенры — не шутка. Вы, конечно, знаете моё отношение к сверхъестественному, но… кто знает.

— Там вы думаете, что всё это может быть правдой?

— Ничего не могу об этом сказать, пока лично не изучу все подробности дела. Меня беспокоит другое.

— Что же?

— Вполне ли искренна с нами миссис Харкер. Сдаётся мне, Уотсон, она чего-то недоговаривает.

Его слова удивили меня.

— Почему вы так решили? По-моему, вы излишне подозрительны по отношению к девушке.

Мне не хотелось верить в плохое.

— Или вы слишком доверчивы, — улыбнулся мой друг. — Что ж, не будем забегать вперёд. Подождём, что она скажет нам на этот раз.

Однако часы пробили десять… одиннадцать… а нашей вчерашней гостьи всё не было. В полдень Холмс свернул газету, которую просматривал от нечего делать, и с раздражением швырнул её на пол.

— Ну вот, Уотсон, — разочарованно проговорил он, — похоже, фантастическое приключение, которое было наклюнулось, сорвалось с крючка. Ох уж мне эти женщины!

— Возможно, что-то помешало ей приехать? — предположил я. — Какое-нибудь непредвиденное обстоятельство. Или даже несчастье.

— Скажите ещё, что её покусал вампир. Не хочу даже и слышать об этом!

В тот день я трижды становился свидетелем безобразной интермедии с участием склянки и сафьянового несессера. Порой мой друг просто невыносим.