Дольмен - Жамэ Николь - Страница 62

– Пока нет, но я прошу вас никуда не отлучаться, при необходимости с вами свяжутся. Кстати, это и вас касается, – уточнил Люка, кивнув в сторону Керсена-младшего.

– По какой причине?

– Гвен исчезла, – сказала Мари. Брови Пьера-Мари поползли вверх, на губах промелькнуло подобие улыбки.

– Не может быть! Скажите, ведь вы это говорите не из желания меня порадовать? – спросил он, мгновенно преобразившись.

Мари взглянула на него с неприязнью:

– Лучше бы ее нашли живой, Пи Эм. Для нее – само собой, но и для вас – тоже.

Лодочный ангар задней стороной примыкал к скалам, окаймлявшим частный пляж Керсенов. Солнце взошло полчаса назад, и прилив стал спадать, обнажив рельсы, по которым яхту в любое время можно было спускать на воду.

Опершись на трость, Артюс де Керсен наблюдал за непрекращающимся движением моря, которое постепенно отступало. Он думал, что море – символ самой жизни и она мало-помалу от него уходит. С мыса, где он стоял, старику открывалась большая часть острова, который когда-то целиком принадлежал его роду, и Артюс попросил Всевышнего дать ему еще немного времени, чтобы он смог выполнить то, о чем всегда мечтал. Теперь он был почти у цели.

Волны пятились, словно втягиваемые вечностью, оставляя на песке, как слишком тяжелый груз, десятки медуз. В детстве он любил протыкать их желатиноподобные, скользкие тела концом палки.

Вдруг Артюс увидел, что по его пляжу шныряют жандармы. Самый молоденький с отвращением тыкал палкой в студенистую массу одной из медуз. По водной глади эхом пронесся вопль ужаса. Из песка показалось бледное лицо с голубыми глазами, уставившимися в небо, которое они уже не могли видеть.

Гвен. Дочь Ивонны. Его дочь.

Тогда Артюс поверил, что Всевышний услышал его молитву. Он пошел обратно, не оглядываясь и не испытывая никаких чувств.

Солнечные лучи ластиком прошлись по песчаной равнине и пляжу, очистив их от последних следов тумана. При ясном свете дня четче выделялись желтые ленточки, которыми было огорожено место преступления. Белый песок, как промокашка, продолжал медленно всасывать выброшенных морем медуз. В середине лежало тело Гвен, которое выкопали жандармы.

Присев на колени рядом с Ферсеном, Мари вглядывалась в еще испачканное мокрым песком лицо Гвен. Смерть заострила мягкость черт, опущенные веки скрыли лучистую ясность глаз. Сходство этой мертвенной маски с Ивонной просто ошеломляло.

Люка первым заметил следы от уколов.

– Смотри…

На кончиках пальцев виднелись красные точки. Записка на бретонском нашлась позже, наполовину приклеившаяся к медузе, в которую ткнул полицейский.

«За Мари. Всевышний вынесет приговор. Из каменного сердца брызнет кровь и прольется свет».

– Кошмар продолжается, – тихо произнесла Мари.

Она была вынуждена признать, что ошиблась в расчетах: ей так хотелось поверить в виновность Гвен, надеясь, что весь этот ужас наконец прекратится.

– Филипп… – шепнул ей Люка, увидев, что к ним приближается муж Гвен.

Мари сделала несколько шагов ему навстречу, но Филипп ее даже не заметил, упав на колени рядом с телом жены. Его поведение озадачило Мари. Она положила руку ему на плечо, он потерянно взглянул на нее, не сразу сообразив, кто перед ним находится. Но вдруг его лицо исказилось от ненависти, он вскочил на ноги и вцепился в нее с неожиданной силой.

– Ты знала, что он ее убьет! Знала, что Пи Эм ее всегда ненавидел! Вы все об этом знали и ничего не сделали, чтобы ему помешать! Он угрожал ей смертью, ударил в присутствии жандармов, а вы его не остановили! Гвен убита по вашей вине!

Люка был вынужден вмешаться, хотя и испытывая чувство неловкости. Он закричал так громко, что Филипп его услышал.

– Гвен охраняли четверо! Она сама подписала свой смертный приговор! Напиток, который она передала им через Ронана, был отравлен!

Но Филипп не успокоился, его ярость возросла вдвое.

– Неужели вы не поняли, что ваших людей отравил Пи Эм? Он выманил Гвен из дома, а она ничего не боялась, считала себя самой сильной и думала, что он собирается поговорить о детях, о наследстве, бог знает о чем еще, а он ее убил!

– Филипп… – сделала попытку остановить его Мари.

Тот даже не услышал ее в своем негодовании.

– Я ее предупреждал, что нужно остерегаться Керсенов! Отчего она никогда не принимала меня всерьез? Гвен, ах, Гвен, почему ты всегда мной пренебрегала?

Филипп снова упал возле трупа жены, горе одержало верх над бунтом, подумала Мари, хорошо знавшая все поведенческие стадии.

Но внезапно раздавшийся голос заставил отвлечься Филиппа от его боли: на пляже появился Пи Эм, до которого дошла новость, и он с высокомерием расспрашивал жандармов. Муж Гвен, точно его зарядили током, прыгнул на него и вцепился ему в глотку.

– Убийца! Ты ее убил!

Ферсену пришлось позвать двух жандармов, чтобы его успокоить, и тот действительно немного пришел в себя, услышав приказ:

– Отведите Пьера-Мари де Керсена в полицейский участок!

– За что? В чем дело? На меня напали, а вы меня сажаете? – возмутился Пи Эм.

Люка остался неумолим, и два жандарма с нескрываемым удовольствием затолкали бурно жестикулирующего Керсена-младшего в фургончик.

Вскоре Ферсену позвонили. Неизбежное произошло. В Ти Керне еще на одном менгире показалась кровь. На том, где, как и на конверте, найденном в машине Гвен, был знак медузы. Морино неистовствовал на другом конце провода: два жандарма, дежурившие в Ти Керне, были атакованы неизвестными преступниками и находились без сознания.

Когда Мари и Люка добрались до менгиров, жандармы уже пришли в себя и могли объясняться. Их сообщение было кратким, как и в предыдущих случаях: они ничего не видели, не слышали, почувствовали сильный удар по голове сзади, хотя на территорию никто не проникал. Первой реакцией Ферсена была проверка видеокамер – они оказались невредимы, а значит, появлялся шанс узнать, каким образом менгирам удается кровоточить.

Взгляды Ферсена и Мари были прикованы к экранам, они включили режим быстрого просмотра.

Изображение первой камеры показывало пространство Ти Керна и две движущиеся фигуры жандармов. Другая камера демонстрировала крупным планом менгир с выгравированным знаком медузы. Внизу каждого экрана мелькали цифры, обозначающие время съемки.

– Гвенаэль ушла из дома после восьми часов, – голос Ферсена выдавал его волнение, – фокус с менгирами должен был произойти между восемью вечера и девятью утра.

– Четыре часа, – комментировала Мари, читая цифры на экране. – Ничего.

Их взгляды беспрестанно пробегали с экрана на экран, а нервозность возрастала по мере того, как мелькали часы, но ничего не происходило.

– Шесть часов, солнце взошло, сейчас мы что-нибудь увидим! Так, наши стражи на местах… Семь часов… Восемь часов… Боже ты мой!

Оба не удержались от возгласа: на их глазах первый жандарм вдруг упал на колени, потом нагнулся вперед и рухнул лицом на землю. Почти сразу же вслед за ним упал и второй.

– Никто их не касался!

– Вот смотри, кровь!

Весь дрожа, Люка перемотал пленку и включил режим обычного просмотра. То, что они увидели, было невероятно: оба мужчины рухнули на землю словно сами по себе, а мгновением позже из менгира потекла кровь без всякого внешнего воздействия. Нет, это было попросту невозможно.

– Этот трюк сводит меня с ума! У меня крыша едет! Я отказываюсь верить в привидения!

– Пленка фальсифицирована, нет никакого сомнения.

Люка поблагодарил Мари взглядом, вынул жесткий диск и сунул в конверт. «Пошлите в лабораторию», – приказал он Анник по внутренней связи.

Он присоединился к Мари, стоявшей у доски, где она фломастерами рисовала шесть менгиров с их символами. Люка взял еще один фломастер и под каждым менгиром написал имя жертвы.

– Жильдас – птица… Ив – краб… Лойк – рыба… Гвен – медуза. Остаются еще два: один для Кристиана, второй… скажем, для «X».

Увидев, что Мари смотрит на символ волны, Люка понял, что она думает об исчезнувшем в море шкипере. И хотя менгир, помеченный волной, не кровоточил, совпадение было по меньшей мере странным. Она всеми силами старалась изгнать из памяти образ Кристиана, забыть его голос, транслированный по телевизионному каналу, когда он, терпя кораблекрушение, обращался к ней с прощальным словом.