Дольмен - Жамэ Николь - Страница 59

– Что ты собираешься делать?

Освободив Гвен от наручников, Ферсен без всяких церемоний прижал ее к машине и стал обыскивать, ощупывая с ног до головы.

– Люка! Что на тебя нашло? Немедленно прекрати! – воскликнула Мари.

– Мне нужен ее телефон.

– У меня вчера его украли. – пробормотала Гвен. – Я заявила в полицию о краже. – Она кивнула в сторону Морино: – Старший сержант подтвердит.

– Это лишь доказывает, что вы все просчитали, – заметил Ферсен. – Добавим слово «преднамеренно».

– Не она тебя вызывала, Люка, – твердо произнесла Мари, положив руку ему на плечо.

– И ты ей веришь? – прорычал тот.

– Когда ты получил вызов, Гвен находилась со мной, я гарантирую, что она не звонила.

Специалист по ритуальным преступлениям посмотрел в сторону зыбучих песков, поглотивших мобильник Мари, а заодно и тайну странного вызова, и невольно вздрогнул.

* * *

Поздней ночью в опустевшей жандармерии окно светилось только в кабинете майора Ферсена. Но его там не было. После долгих уговоров Люка разрешил Мари самой, без его участия, допросить Гвен. Если та и заговорит, то уж никак не В присутствии чужака.

Прошло полчаса, и Мари уже серьезно сомневалась, что ей удастся вырвать у Гвен признание.

– Надоела ты мне со своими поисками истины, Мари! Ты никогда мне не нравилась. Избалованный ребенок – родителями, братьями, природой, маленькая королева Ланд, вернувшаяся, чтобы восстановить на острове справедливость, со звездой шерифа на груди. Не знаешь жизни, а лезешь в чужую! Чем дольше ты пытаешься докопаться до пресловутой истины, тем больше вокруг гробов и несчастий! Не по плечам тебе этот груз – Истина! Вернись-ка лучше в Брест и играй там в свои полицейские игры, а нас оставь в покое.

В ясном взгляде голубых глаз Гвенаэль было что-то внушающее страх. Мари без труда представляла, какое влияние он оказывал на Лойка и Жильдаса, когда те были детьми. Но ее из колеи не выбьешь.

– Вспомни, Гвен: тогда тебе было всего десять лет, в мае тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, ночью, разразилась буря, и маяк погас.

Никакой реакции.

– Все условия для игры в береговых разбойников, но для полного правдоподобия требовалось, чтобы их было шестеро. Ты, Жильдас, Лойк, Ив… Кто еще двое?

Молчание.

– Волны достигли пятиметровой высоты, они с ревом бились о прибрежные скалы бухты. Той ночью где-то вблизи Ланд затерялся корабль, и когда на берегу зажглись огни… Скажи, Гвен, вы добились полного сходства с легендой? Привязывали фонарики к рогам коров или просто раскачивали их руками?

Она даже не моргнула. Непробиваемая скала. Но и в самой твердой скале всегда найдется трещинка. Мари знала, где у дочери Ивонны слабое место.

– Потрясающее сходство – та же смесь презрительности и высокомерия!

– Оставь мать в покое!

– Я говорю о твоем отце – Артюсе.

Побагровев, Гвен вскочила:

– Ты без колебаний поворачиваешь в ране нож, чтобы скорее достичь цели, не правда ли? Ну допустим, познаешь ты ее, эту чертову истину! Да, я действительно была тогда на берегу вместе с твоими братьями, Ивом, а также… с Кристианом.

Мари была готова услышать имя жениха, но невольно вздрогнула. Гвен, заметив это, продолжила:

– Что, получила? То-то же! Твой герой виновен не меньше других, а может, и больше.

Взгляд Гвен заволокло пеленой: перед ней встали образы той далекой ночи, полностью изменившей ее жизнь.

– Мы зигзагами носились по берегу над бухтой, покачивая лампами, как это делали наши предки за несколько веков до нас. В ту пору мы были просто детьми и не осознавали опасности. Когда заметили корабль, было уже слишком поздно: он шел прямо на подводные скалы. Раздался страшный треск, и судно раскололось пополам, послышались крики.

Она подошла к окну, посмотрев в сторону Ти Керна.

– Ночь выдалась темная, как чернила. Мы ничего не видели, и от этого было еще страшнее. Как они кричали! Стоит мне закрыть глаза, и я вновь слышу их крики. Нас сковал ужас, мы были не способны двинуться с места, а уж тем более прийти на помощь. Потом крики смолкли. Мы захотели спуститься в бухту, но путь нам преградили волны начинающегося прилива. Мы убежали, но самое худшее… – она обратила на Мари затуманенный взор, – что я ничего никому не сказала. Когда я вернулась домой и мать отругала меня за испачканную одежду, я ничего не стала объяснять. И каждый из нас так поступил – мы дали клятву.

Мари ее разубедила, и лицо Гвен исказилось, показалось, что Гвен вот-вот разрыдается. Ей тяжело было узнать, что Жильдас, Лойк и Ив все рассказали родителям.

Не лгала ли она, утверждая, что никогда не слышала о слитках?

Залитые слезами голубые глаза поневоле внушали Мари доверие.

– В легенде говорится о шести береговых разбойниках, кто же шестой? Пьер-Мари де Керсен?

– Пи Эм? – Гвен презрительно рассмеялась. – Маленькому принцу не разрешали смешиваться с народом из страха, что бедность заразна. Как ты думаешь? Конечно же, Пьеррик. Ему исполнилось всего шесть, и он уже тогда таскался за нами как хвостик. В панике я о нем совершенно забыла. Его нашли на следующий день, обезумевшего от страха, скорчившегося возле могильного холма, откуда он наблюдал за разыгрывавшейся трагедией… С того дня он больше не произнec ни слова. Впрочем, и для остальных тоже все изменилось.

Она низко склонила голову под тяжестью воспоминаний.

– Мы с Лойком любили друг друга с детства и еще тогда решили пожениться. Но после той ночи все пошло наперекосяк. Между нами стояла ужасная тайна. Сначала мы думали, что со временем все забудется. Я уехала учиться на континент, а когда вернулась, твой брат уже был женат на Катерине. Потом я встретила Филиппа, он мне понравился, и я решила, что мне удастся забыть твоего брата. Ничего не вышло. Три года спустя мы из-за непогоды застряли в Бресте и в гу же ночь стали любовниками. Я надеялась развестись, когда подрастет Ронан.

Она заплакала. На этот раз Мари не аплодировала.

21

Вдруг неведомо откуда – с неба или из моря – появилось солнце: в эти редкие часы одно сливалось с другим. Легкий ветерок дышал терпкими ароматами и водяной пылью, возбуждая мечты о неведомых горизонтах. Спокойствие этого мирного и безмятежного дня нарушали лишь крики носившихся над траулером чаек. «Меня, меня, меня!» – галдели они, совсем как Мари в детстве, когда она, топая ногами, приставала к отцу, чтобы он взял ее с собой проверить верши.

Прошлой ночью Мари не сомкнула глаз. Все, во что она верила многие годы, разлеталось в щепу, вплоть до последнего «удара милосердия», который накануне во время допроса нанесла ей Гвен. Ей вспомнилось: «…а может, и больше». Почему Гвен добавила это, говоря о Кристиане и его ответственности за кораблекрушение?

Тогда дочь Ивонны ее не пощадила.

– Все просто. Кристиан удрал первым, не заботясь об остальных, потому что уже тогда был трусом.

Дизельный мотор затарахтел и смолк. Они вышли в открытое море. Можно начинать.

Мари помогла отцу столкнуть в воду два гроба, находившихся на борту траулера.

Они исполнили волю Лойка. Он хотел, чтобы его тело похоронили в море. Такой, без сомнения, оказалась бы и воля Никола, если бы судьба оставила ему время об этом подумать. Из любви к ним офицер полиции Мари Кермер готова была нарушить закон.

Держа за руку отца, вполголоса произносившего на бретонском молитву моряков, она смотрела, как гробы с привязанным к ним грузом медленно погружались в морские глубины. На поверхности показались пузырьки воздуха, их становилось все меньше, потом они исчезли совсем. Море приняло то, что принадлежало ему по праву.

Вернувшись на остров, Мари узнала, что Кристиан Бреа официально признан без вести пропавшим, и увидела в этом знак судьбы, настигшей шкипера с тридцатипятилетним опозданием. Береговой разбойник, в свою очередь, потерпел кораблекрушение. Круг замкнулся.