Дольмен - Жамэ Николь - Страница 13

«Ты проклята, убирайся! Проклята!»

В следующую секунду обшлаг широкого рукава рясы взметнулся вверх, выбив из руки Мари «парабеллум» и отбросив его на несколько метров.

Мыслей не было: нереальность происходящего их словно выжгла, остались одни рефлексы. Мари попыталась вернуть оружие и бросилась к нему, но тут же остановилась: перед ней находился второй монах, точная копия первого. Страх парализовал Мари, и она не сумела увернуться от удара, сбившего ее с ног.

«Ты проклята, Мари», – прошептал замогильный голос.

Не вдумываясь в смысл этих слов, Мари сконцентрировала все внимание на слабом блеске валявшегося поблизости пистолета. Она подползла к нему, протянула руку, чтобы его взять, но в этот миг из затененной стороны возникло новое видение, обратившее к ней зиявший капюшон без лица.

Мари сделала перекат, схватила оружие и вскочила. Бледный свет молнии озарил аббатство. Ни души.

В ее голове продолжали звучать безжалостные слова: «проклята… проклята… проклята».

Гроза уже бушевала вовсю, обрушивая на землю тонны воды, и Мари пришлось искать укрытие.

Она почти добежала под хлещущим дождем до портика, как путь ей преградила еще одна фигура в капюшоне. Охваченная злобой, Мари точным ударом сбила ее с ног, и они покатились по земле. Реакция у противника оказалась лучше, он быстрее извлек оружие и, нацелив его на Мари, прорычал:

– Полиция! Не двигайтесь!

Оцепенев от неожиданности, она наконец разглядела того, кто ей угрожал.

– Майор Ферсен, Парижский уголовный розыск.

Кроме клеенчатой накидки, на незнакомце был элегантный костюм, хотя с него струями стекала смешанная с грязью вода. Сморщившись, он потирал живот в области солнечного сплетения.

– Какого дьявола вы на меня напали? Приступ сумасшествия?

Постепенно приходя в себя, Мари выпрямилась и протянула ему удостоверение полицейского.

– Капитан Кермер, региональная служба судебной полиции Бреста. Я первая подверглась нападению!

– И где же агрессор?

– Пойдемте скорее, нужно их найти!

– Кого их?

Вместо ответа Мари увлекла его за собой в центральный пролет аббатства.

Освещая электрическим фонариком самые укромные уголки старинного храма, продрогший Люка Ферсен покорно следовал за своей коллегой, показавшейся ему очень привлекательной – мокрое платье соблазнительно облегало ее безупречные формы, – которая поведала ему невероятную историю об агрессорах-призраках. Ферсен знал одно: окажись она уродиной, не месил бы он сейчас грязь под проливным дождем, а сидел в теплом и сухом автомобиле где-нибудь на полпути в ближайшую психиатрическую клинику.

– Монахи без головы? Притом говорящие?… Да… да…

Задетая насмешливым тоном парижанина, Мари направила на него фонарик: майор полиции беззастенчиво разглядывал ее тело, облепленное мокрой тканью. Она смутилась, проговорив:

– Разве обнаружишь чьи-нибудь следы под таким ливнем?

– Наконец-то слышу разумные речи!

– Вы принимаете меня за сумасшедшую?

– Ничуть! Ночью, в разрушенном аббатстве, под проливным дождем, на вас напали безголовые монахи – что может быть нормальнее?

Когда они вернулись к месту, где состоялось их необычное знакомство, Ферсен поднял с пола плащ-накидку и набросил ей на плечи. Мари рассеянно поблагодарила. Он, не сводя глаз с ее груди, заметил:

– Не благодарите: я делаю это скорее для себя, чем для вас, – мне лучше сохранять голову холодной.

Мари его замечание не понравилось, и когда она задала вопрос, в нем невольно прозвучало раздражение.

– Что вы здесь делали?

– Да так, решил обновить под дождичком костюм и пару башмаков «Вестон», – сердито ответил он, шлепая по грязи.

Кажется, Ферсен начинал нервничать.

– А меня привело сюда совсем другое. Если монахи и существовали лишь в моем воображении, то найденная возле статуи фотография – вполне реальна. Записка жениха оказалась в моем автомобиле гораздо раньше, еще до грозы. Он долго ждал и, огорченный несостоявшейся встречей, отправился на шхуне в море, чтобы развеять тоску.

– Развеять тоску в море? – Чувствуя, что ботинки промокли насквозь и в них хлюпает грязь, он не сдержался: – Уж не в психушке ли вы познакомились? Только полный идиот выйдет в море в такую отвратительную погоду!

– А по-моему, только идиот может ночью, под проливным дождем шататься по развалинам в ботинках «Вестон» и в таком отвратительном костюме!

Ферсен оторопел. Надо же, его еще и обругали! Рассерженный намеком на его пристрастие к модным тряпкам, он с высокомерным видом влез в автомобиль Мари, громко хлопнув дверью.

Она села за руль.

– Вы к нам прямо из Парижа?

– Из Нанта. Заканчивал дело по линии ОРП.

– Что такое ОРП?

– Отдел ритуальных преступлений. В основном занимается убийствами, связанными с… как бы получше выразиться?., явлениями, которые трудно объяснить рациональным путем. Например, истекающие кровью менгиры. Или – почему нет? – монахи без головы…

Мари вздрогнула.

– Убийствами? Значит, брата со скалы сбросили…

– Нет, он был мертв еще до падения.

Увидев, что Мари побледнела, Люка Ферсен предложил себя в качестве шофера, но вместо ответа она нажала педаль газа.

«Тоже мне «отвратительный костюм» – классика от Черрути! Только сидя в такой глуши можно этого не понять…» – с возмущением думал Люка, аккуратно расправляя промокший пиджак перед батареей в жандармерии. Правда, обида скоро прошла: через приоткрытую дверь он увидел переодевавшуюся в соседнем кабинете Мари. Сделав шаг в сторону, чтобы увеличить угол обзора, Ферсен залюбовался чувственной, безукоризненной пластикой ее тела. Хорошее настроение вернулось.

От горячего кофе распространялся знакомый бодрящий запах. Наполнив чашку, Мари поставила ее перед Ферсеном. Тот улыбкой поблагодарил и немедленно перешел к делу:

– Говорю прямо: в сверхъестественные явления я не верю. Любому из них есть объяснение. Мне нужны факты – голые, без домыслов.

С несвойственной ей покорностью Мари посвятила его во все детали дела, имевшиеся к этому времени в ее распоряжении. Пока парижанин изучал вещественные доказательства, она постаралась как следует его разглядеть. Мягко падающие на лоб каштановые волосы Ферсена слегка затеняли пристальный, цепкий взгляд карих глаз. Порой казалось, что они пронзают собеседника насквозь, не выражая при этом ничего личного. Мари раздражало, что слушал он ее невнимательно, сопровождая отдельные детали рассказа ироническими ухмылками. Скользкий, непроницаемый, безразличный к окружающим, как все слишком уверенные в себе люди, он вызывал у нее неприязнь. К примеру, Ферсен перебил ее, заметив, что не видит причин держать в тайне отношения Никола и Шанталь Перек.

Мари возразила:

– Зачем предавать огласке их связь, разрушая сразу две семьи, если этого не требуют интересы следствия?

– Кажется, мне преподносят урок профессиональной этики?

– Легковесность – не лучшее качество полицейского.

Несколько секунд они молча испепеляли друг друга взглядами. Завороженный апломбом, с которым его собеседница произнесла последние слова, и, уж чего греха таить, ее красотой, Ферсен не переставал сомневаться, может ли он доверять Мари. И она настороженно относилась к парижанину, раздражавшему ее своим цинизмом.

Перед прибытием на остров Люка навел справки. На службе Мари считали блестящим специалистом: умная, смелая, уравновешенная. Однако ко всей этой странной истории, вынудившей его застрять в этой дыре, семья офицера полиции Мари Кермер имела самое непосредственное отношение.

– А что думаете вы по поводу менгира? – спросил он.

Вздохнув, Мари призналась, что изучила монолит вдоль и поперек, проверила каждые трещинку или неровность на знаке с изображением птицы, но, не считая следов крови, не нашла ничего подозрительного.

– Менгир начал кровоточить в восемь тридцать утра, много позже, чем наступила смерть Жильдаса.

– И в чем же фокус?

– Не было никакого фокуса!