В дебрях Борнео - Сальгари Эмилио - Страница 5

— Прибавь ходу! — отрывисто сказал Сандакан. Но и без этого приказания пароход его, готовый каждое мгновение взлететь на воздух от взрыва котлов, несся с головокружительной быстротой. Поворот руля изменил направление движения судна. Оно скользнуло параллельно песчаной отмели, обогнуло ее и помчалось по узкому каналу, образовавшему вход в напоминавшую огромное озеро бухту, где шло сражение. С первыми лучами солнца спешащим на помощь были уже ясно видны все перипетии происходившего.

Казалось, близка трагическая развязка, близка гибель стоявшего неподвижно у небольшого островка парохода: на его палубе находилось только около тридцати человек, а нападающих было несколько сотен.

Суда стаей кружились около парохода, налетали, отступали. И уносились обратно лишь после того, как выпускали по корпусу парохода, чуть ли не в упор, ядро мирима и тучу стрел и град пуль на палубу.

Но защитники парохода держались твердо. И что поражало — это удивительное самообладание, полное спокойствие командовавшего ими человека. То был, несомненно, европеец, одетый в белое платье полуевропейского, полуиндийского покроя, с великолепным пышным тюрбаном на голове. Он был высок, несколько полон, но эта полнота шла ему, придавала его великолепной, могучей фигуре особую важность. У него было точно выточенное из светлой-светлой бронзы лицо с крупными чертами, сверкающие глаза, и прекрасная, чуть тронутая сединой борода. Стоя на капитанском мостике яхты, ежеминутно подвергающейся отчаянному штурму даяков, он безмятежно курил большую сигару, как будто находился не в самой сумятице сражения, а сидел на веранде коттеджа где-нибудь в сельской местности.

Время от времени, не вынимая сигары изо рта, он брал пару пистолетов, которые ему подавал стоявший за ним слута-малаец, и, почти не целясь, разряжал их. И было видно, как вслед за каждым его выстрелом в толпе осаждавших судно даяков происходило некоторое смятение, словно пули этого любителя сигар поражали не простых воинов, а их вождей.

— Янес! Мой брат! — воскликнул Сандакан. И скомандовал: — В атаку! Наши в опасности!

Пароход Сандакана ринулся на даяков. Против ожидания, суда их не обратились в бегство. Даже небольшое смятение, возникшее в их рядах при появлении нового парохода, улеглось, словно по мановению волшебного жезла, и воцарился полный порядок. Оставив восемь или десять прао осаждать неподвижно стоявшую у острова яхту, даяки на остальных пятнадцати или двадцати судах повернули навстречу пароходу, ураганом надвигавшемуся на них.

— Митральезу! — скомандовал Сандакан, не оставляя крепко сжатого цепкими пальцами роскошного чубука индийской трубки.

В ответ послышался треск выстрелов многоствольного оружия, без перерыва выпускавшего град крупных пуль или, вернее, картечи. Три раза прао даяков приближались к пароходу, казалось, им вот-вот удастся сцепиться бортами, и тогда дикари возьмут паровое судно на абордаж. Но огонь митральезы, направляемый с ювелирной точностью, а также ливень пуль из карабинов команды делал свое дело, и три раза эскадра прао в беспорядке отходила назад. После третьей успешно отбитой атаки Сандакан, видя, что сильно пострадавшие прао случайно оставили открытым почти прямой проход к яхте, дал команду, и его пароход ринулся по направлению к ней, прорываясь сквозь ряды вражеских судов. Одно из небольших прао, переполненное воинами, стало на пути парохода, пытаясь, очевидно, загородить собой дорогу.

— Таранить! — отрывисто скомандовал Сандакан. — И пароход, мчась с огромной скоростью, ударил стальным носом в середину корпуса парусного судна даяков, разрезал его, словно ножом, и прошел дальше, оставляя позади груду обломков и человеческих тел в волнах, порозовевших от крови. Минуту спустя пароход уже приблизился к яхте и стал бок о бок с нею.

— Доброе утро, Сандакан! — крикнул ему с капитанского мостика стоявший там европеец в тюрбане, вынимая на мгновение сигару изо рта.

— Доброе утро, Янес! И тебе привет, Тремаль-Наик! — откликнулся Сандакан, глядя на неисправимого курильщика и на стоявшего теперь рядом с ним пожилого красавца-индуса в богатых одеждах, по роскоши не уступавших одеждам любого набоба или раджи Индостана. — Что с вами? Напоролись на камень?

— О нет, пустяки! — хладнокровно отозвался Янес. — Просто прижались при отливе к песчаной отмели. Как только вода поднимется, прекрасно сойдем. Но… надоедают комары. Их здесь чертовски много. Они не боятся даже дыма сигары.

— И немного надоедают даяки? — смеясь, откликнулся Сандакан.

— Да, пожалуй, надоедают и они! — спокойно согласился Янес. С помощью парохода Сандакана яхта без особого труда сошла с мели и получила возможность свободно двигаться, что значительно упрощало и облегчало защиту. Однако даяки еще не считали свое дело проигранным и через некоторое время возобновили атаку. По-видимому, они напрягали все силы, чтобы победить. Но эти усилия не привели ни к чему. В самый разгар сражения позади нападающих послышались частые выстрелы, и у входа в бухту показалось несколько парусников, но с них стреляли не по судам Сандакана и Янеса, а по прао даяков.

— Браво! Мои молодцы вовремя пришли на помощь! — сказал Сандакан.

— Да, от даяков мы, конечно, избавимся! — отозвался Янес.

— Ты этим недоволен, брат? — удивился Сандакан.

— Нет, дело не в том. Видишь ли, когда нет даяков и мы перестаем стрелять, на меня набрасываются комары. И я, право, не знаю, что хуже…

Сандакан засмеялся.

Второе сражение за этот день было закончено. Потерпевшие полное поражение прао даяков поспешно уходили от выстрелов противника.

III. Возвращение к берегу

— Привет вам, друзья мои! — сказал Сандакан, взойдя по спущенному трапу на палубу яхты, когда сражение с даяками было окончено и на судах флотилии Сандакана водворился полный порядок. — И тебе, друг! — отвечали ему находившиеся на яхте Янес, Тремаль-Наик и его верный спутник Каммамури, индус, испещренное рубцами бронзовое лицо которого показывало, в каком количестве кровавых боев участвовал этот человек и сколько опасностей пережил.

Первым, кого дружески обнял Сандакан, был Янес.

— Здравствуй, раджа Ассама! — повторил он свое приветствие. — Ты ради меня покинул с таким трудом и с такими опасностями завоеванное нами для прелестной Сурамы, твоей жены, королевство…

— Мог ли я оставаться в Ассаме, когда моя рука нужна другу? — отозвался Янес, отвечая на привет Сандакана. — И потом, в Ассаме все спокойно. Сурама правит нашим маленьким народом, как будто весь свой век сидела на троне, англичане еще далеко от Ассама… А мне хотелось узнать, что и как курят на острове Борнео. Может быть, найдутся какие-нибудь особенные сигары… Право, я не жалею, что отправился в поход!

— Давно на вас напали даяки? — продолжал спрашивать Сандакан.

— Порядочно! — ответил Тремаль-Наик, видя, что Янес занялся важным делом — раскуривает новую сигару исполинского размера. — Мы еще с полуночи были вынуждены время от времени выдавать пару выстрелов, чтобы держать даяков на почтительном расстоянии. И это, как видишь, не помогло.

— И под утро, — вставил между двумя затяжками Янес, — даяки стали столь же назойливыми, как и комары!

— А ты, друг, как поживаешь? — обратился к Тремаль-НаикуСандакан.

Индус пожал плечами.

— Если говорить правду, скучно, друг! В Ассаме так спокойно, как» как не знаю где! Никто не нападает, никто не нуждается в защите. Янес назначил меня главнокомандующим своих войск, а Каммамури — начальником артиллерии. Но нам обоим буквально нечего делать. И все трое, да, все мы трое тоскуем. Ты знаешь, о чем?

— Скажи, старый друг и соратник! — ласково произнес Сандакан, кладя руку на плечо индуса.

— О Мопрачеме! О твоем орлином гнезде, где находили себе пристанище морские орлы. О Мопрачеме, имя которого было пугалом для тысяч островов океана! — страстно сказал индус.

По лицу Сандакана пробежала тень. Взор его потух, рука, казалось, дрогнула.