Кровь дракона - Чекалов Денис Александрович - Страница 45

— Твой противник — темный колдун, поэтому белая магия будет против него особенно эффективна. Конечно, не обязательно становиться доброй навсегда. Да и вряд ли тебе это понравится. Только пока Велигор не будет повержен.

Девушка взяла его руки в свои, потом положила их на свои груди.

— Я очень-очень плохая, — сказала она и рассмеялась. — Не думаю, что мне удастся стать хорошей. Даже на короткое время.

Глава 25

Когда Потап согрелся и пришел в себя, Петр отвел его домой. Сам Потап ничего не помнил ни о Хорсе, ни о нимфе. Петр оставил его, убедившись, что друг его спать лег, и серьезный учинил расспрос Спиридону. Тот признался, что и вправду ходил к старушке, а потом и к дракону. Только дракон лишь посмеялся над ним, дары слопал, а ничем не помог.

Петр тоже рассказывал свою историю — о встрече с Хорсом и нимфой. Не похож новый его знакомец ни на боярина, ни на мастерового. Носит имя древнего славянского бога, хотя таковым явно не является. Ведет себя слишком дерзко для простолюдина, и нет в нем рассудительности и благонравия, как у честного горожанина.

— По повадкам его, да по уверткам решил я, что передо мной разбойник. Но разбойник не простой, наверное, атаман. На поясе меч, тоже необычный, волшебный. Но главное — было в нем что-то нечеловеческое, колдовское, хотя не бесовское. Далеко не святое тоже.

Спиридон, по юности да от волнения сильного, плохо разницу понимал. Однако поддакнул охотно:

— Так вот и у старушки-травницы: сила волшебная, но не темная.

Поздно спохватился Петр, что проявил некоторую неосторожность, вызванную прямотой его. Он так спешил узнать у Спиридона, правду ли ему Хорс рассказал, да не подумал о последствиях слов своих. Теперь юноша тоже загорелся идеей идти вместе с ним, добывать у боярина Воротынского амулет волшебный. Как тут отделаться от парня? Нечего ему жизнью рисковать, с боярами бесовскими сталкиваться.

Ничего покудова не ответив, Петр поведал о своем затруднении Аграфене. Сказал, что настрого запретит Спирьке идти с ним. Она подумала немного, да ответила:

— Спиридон все равно тебя не послушается. Пойдет сам, без спросу, а от этого только больше беды будет.

Понял Петр, что жена права. Да и всегда так бывало, подумал он. Если бы заранее обсудил с ней свой поход к царю, дал бы ей время поразмыслить, а не сказал, как отрезал — пойду, и все — наверняка присоветовала бы что-нибудь мудрое, и поход его к царским палатам не закончился так плачевно. Но о прошлом сетовать смысла нет, другое дело настоящее.

Посоветовала Аграфена Петру послать Спиридона на другой конец города, и там вахту нести. А самому тем временем раздобыть амулет. Так Спирька будет думать, что во всем участвует, а на самом деле окажется далеко от места событий. На том и порешили.

С облегчением вздохнул Петр, когда увидел, что Спиридон скрылся в конце улицы.

«Не дело такому молодому парню вступать в бой с нечистой силой. Это у меня с Воротынским свои счеты, негоже мальца сюда путать. Что бы там ни случилось, все ж будет безопаснее, чем в логове зверя».

Подумав немного, Петр решил, что зря оскорбил честных зверей сравнением с тварью паскудною, боярином Воротынским.

Выждав, когда совсем потемнело, Петр вышел на улицу Путь был знакомый, много раз кожевенник ходил в центр Москвы, чтобы заказ взять, или наоборот, готовое изделие отнести. Люди, которые по пути попадались, проходили быстро, не останавливались, все хотели скорее очутиться под защитой родных стен.

Те, кто побогаче, часто шли с охраною. На высокого рослого Петра кое-кто косился с опаской. Кто его знает, что у такого детины на уме. Может разбоем промышляет. А Петру и лучше, что мимо быстрее проходят, не мешают думать, думать было о чем. Иногда Петру становилось как бы стыдно, что быстро сменяющиеся события оттеснили на второй план его думы и мысли о погибшем мальчике.

Хотя все, что им совершалось, было во имя сына, точил его черный червь сомнения. Все эти разговоры о нечистых боярах, разгуле колдунов и оборотней, — существовали где-то в другом мире. Несчастья, которые происходили с другими людьми, до него не имели касательства. Ни до него, ни до его семьи. Даже трагический случай с женой Потапа оказался совсем не обычной смертью, как предполагалось всеми раньше.

Что-то черное и мерзкое вошло в жизнь и заполонило своей злобной сутью все вокруг. Так и сейчас спешит он по поручению странного существа и девицы его неправедной.

«Куда я иду, зачем, вместо того, чтобы сидеть рядом с женой своей Аграфеной и оплакивать мальчика нашего».

Не знал, кто такой Хорс, чего он ищет в этом мире. Знал только, что одному ему боярина Воротынского не победить. Смущал рассказ о старухе-травнице, уж не колдунья ли она, которая решила воспользоваться его горем, чтобы завлечь в сети темные. Одно знал Петр точно, смерть сына малолетного в корне его жизнь изменила. Да и сам он меняться начал. Может и девицу Хорсову жизнь била и ломала, вот и стала она такой, какой стала.

Возле хором боярских всегда рыскали слуги вида странного и неприятного. Казались они все на одно лицо, а присмотришься, как бы и разные. Вот их-то опасался Петр, говорили, что у них свойства есть необыкновенные, а чутье, как у собак. Но это все враки, небось сам боярин придумал, чтобы воров и грабителей отпугнуть. Небось, богачества у него видимо-невидимо.

Странный народ, думал Петр. У самого боярина нет детей, наследников, казалось, живи в свое удовольствие, так нет, все гадости людям честным чинит, пакости да препоны.

У широкого входа ярко горели факелы. Наверное, самого хозяина дома не было, так он велел свет не гасить, пока он не приедет. У богатых свои причуды. Хорошо это или плохо для него — вот вопрос. Ну, он бы так через парадный вход и не стал ломиться. Петр сторожко оглянулся, но никого не увидел. Подошел ближе. Окна все затворены, свет внутри не горит. Попробовал толкнуть одну створку — не поддается.

Кожевенник пошел дальше, обошел палаты со всех сторон. Потом вспомнил, как рассказывали ему друг, что привозил с товарищами одному боярину еду для кухни. Так вот, повели его не через господский ход, кто же крестьянину позволит там ходить, а прямиком в глубокие подвалы. Тогда еще все удивлялись, что подвал имеет ход прямо на кухню. Аграфена говорила, до чего удобно. Если что нужно из продуктов достать, прямо пошел в погребок и взял.

Может, и у этого супостата так же все обустроено. Поспешая чуть не рысью, Петр прошел еще раз возле боярских хором, заприметил, где кухня находится, сориентировался, отошел немного и стал по сторонам озираться, благо ночь не светлая, но и не темная. Наконец ему повезло. Может удача улыбнулась, а может чья-то рука его вела. Уж не Алешечка ли с неба смотрит и отцу помогает, екнуло сердце у Петра.

В подвал вели крепкие окованные железом двери.

«Не может быть, чтоб такие крепкие воротца и были отперты», — разочарованно подумал Петр.

Он толкнул легонько дверь она тихо, без скрипа отворилась. Мелькнула мысль о засаде, боярине, который сидит в темноте, зубы скалит и злорадствует, что вот мол сейчас попадется ему в руки мастер кожевенник. Дескать, сына его убил, а теперь очередь до отца дошла. Так эта мысль разозлила его, такая злоба крутая навалилась на сердце, что он уже никого не боялся. Готов был драться, хоть с боярином, хоть со слугами его нечистыми. Голыми руками бы их убил, зубами шею перегрыз.

«Что ж со мной творится такое? Чем же я от них отличаюсь? Вот бы Хорс надо мной посмеялся, прочти он мои мысли. Сдается мне, ему человека убить, что стакан воды выпить».

Так переходя от радости, что столь удачно складываются обстоятельства, к грустным размышлениям, что с ним самим происходят такие перемены, Петр дошел до главных боярских покоев. Большие двери вели в опочивальню. Петр прислушался, — кругом тишина. Он решительно, но соблюдая осторожность толкнул створки и вошел в комнату. У кровати на широкой лавке лежал ларец, видать боярин хранил в нем свои драгоценности.