Развод - Шэ Лао - Страница 10

Лао Ли женился давно. Но жену считал невесткой родителей, матерью его детей, детей – внучатами родителей. Себя же не чувствовал ни мужем, ни отцом. Но он должен заботиться о детях, никто другой этого не сделает. Лао Ли испытывал какое-то удивительное чувство. Уж не во сне ли он видит этот залитый огнями рынок? «Детишкам надо купить какой-нибудь легкой еды, – соображал Лао Ли, сжимая ручки чайников с такой силой, словно они могли дать ему совет. – Может быть, порошкового молока? Они его ни разу не пили!» Тут на глаза ему попался фруктовый магазин – только бы не забыть про земляные орехи. Купил фунт. До чего дешево! Даже как-то неловко. Фунт стоит всего мао и пять фэней! В сверкающем огнями магазине потратить такую мизерную сумму! Он попросил еще две банки яблочного варенья и пошел домой. Очутившись у своего переулка, подумал: орехи и варенье не еда. Повернул обратно, дошел до бакалейной лавки, потом до мясной. Но… постеснялся войти. Конечно, рано или поздно войти придется – не последний же день он живет на свете. При этой мысли у него окончательно отпала охота сделать это сейчас. Как только войдешь в магазин, уподобишься Чжан Дагэ! А не войдешь, кому уподобишься? Вдруг он увидел жареные лепешки и купил двадцать штук. Рядом вынули из печи пирожки на пару с мясом и капустой, до-того белые, что при свете лампы они казались фарфоровыми. Лао Ли купил сразу противень. Торговцы казались ему благодетелями. От радостного волнения у Лао Ли дрожали руки. Оказывается, не так уж это страшно – делать покупки. Он достал деньги – целый юань – и боялся, что вызовет неудовольствие продавца. Ничуть не бывало! Торговец вежливо дал ему сдачи медяками и бумажками, завернул пирожки в бумагу и сказал: «Я дал вам помельче деньги, чтобы удобнее было тратить». Лао Ли стало жарче, чем пирожкам в печи. Оказывается, радость, которую приносит семья, ощущаешь и вне дома. Семья – это широковещательная радиостанция, передающая веселую музыку и добрые вести. Из Пекина они способны долететь до Южной Америки! Не удивительно, что Чжан Дагэ полон оптимизма.

Девочка сидела на коленях у матери и клевала носом, но запах жареных лепешек прогнал сон, глазки ее стали круглыми, и она часто-часто заморгала. А Ин – этот мальчонка сразу запихнул в рот целый пирожок и схватил лепешку. Потом проглотил еще пирожок и стал грызть орех. С такой жадностью, как голодный тигренок.

Никто и не подумал о палочках для еды, пальцы появились на свет значительно раньше, чем палочки. И уж тем более никто не подумал о том, что на свете существуют тарелки.

Не сводя глаз с дочки, госпожа Ли жевала лепешку с таким видом, будто хотела сказать, что сама может не есть, главное, чтобы дочка наелась.

Глаза у Лин как у матери, у Ина – как у отца, а носами, говорят, оба в бабушку. Девочка не красивая, но всем очень нравится. Ее пухленькое продолговатое личико напоминает тыковку. Короткие ножки, большой животик – она ходит, как уточка, переваливается. Крохотные губки, всегда влажные, похожи на цветок. Она ничего не боится и всем смотрит смело в лицо.-

Ин смуглый крепыш, не худой и не толстый, и неуклюжий, как неоперившийся петух, – крылья тонкие и ноги тоже. Ватные штанишки недавно сшили, но они уже коротки. Впрочем, малышу это все равно. Чем теснее штаны, тем веселее он прыгает.

Лао Ли любит этого смуглого крепыша. – Ин, ну-ка, давай наперегонки, кто быстрее съест лепешку? Откусишь раз – получится серп луны, откусишь два раза – выйдет серебряный слиток [22], откусишь в третий раз – от лепешки ничего не останется.

Хорош воспитатель, нечего сказать! Ведь сынишка – не волк и не тигр, чтобы глотать еду с такой жадностью! Вдруг ему захотелось пить, ноон вспомнил, что воды в доме нет. Он налил немного сока от варенья и выпил, однако жажды не утолил, только в горле запершило. В гостинице стоило крикнуть, и слуга тотчас приносил чан и воду. А стал жить с семьей, сколько прибавилось сразу хлопот. Как раз в этот момент старушка хозяйка крикнула и окно:

– Господин, вода вам нужна? Здесь есть чайник кипятка, возьмите.

Лао Ли был ей очень признателен, по от смущения не нашелся, что ответить.

– О госпожа… – Он стал заваривать чай и пока думал, что сказать женщине, она снова заговорила:

– Чайник оставьте у себя, завтра утром отдадите. Вы будете еще выходить на улицу? А то я закрою ворота. Мы рано ложимся, только стемнеет – сразу в постель. Завтра и велю водоносу зайти и к вам. У вас есть бачок? Шесть медяков за два ведра. Можно рассчитываться каждый раз, а можно раз в месяц. Вода хорошая.

Лао Ли старался осмыслить слова женщины с такой поспешностью, с какой верблюд гнался бы за трамваем. Шесть медяков? Спасибо. Бачок есть. Выходить не будем. Можно закрывать ворота Вместо того чтобы сказать: «Вы не беспокойтесь, я сам закрою».

– А детишки у вас премилые и совсем не балованные! – Видимо, перед сном у старухи было бодрое настроение. – Сколько лет старшему? Вы не выпускайте его одного. На улице такое движение – и телеги и машины, – задавят. У меня и то голова кружится. Еще не топите? Одевайте их потеплее. Скоро зима, погода капризная – то холодно, то жарко. Есть у них теплые курточки? А то я могу сшить. Надену очки и как-нибудь справлюсь. Детям все сойдет, До завтра! Смотрите в уборной поосторожнее, не споткнитесь о кирпичи, огня захватите. До завтра!

– До завтра, госпожа… – сказал Лао Ли, хотел что-то добавить, но передумал.

Ему казалось, что жизнь стала намного лучше. В гостинице никто не был к нему так внимателен. Там все решали деньги, а здесь – человеческое отношение. Выпил чашку чаю, съел яблочко из варенья. Вкусно! Нужно рассказать Пну какую-нибудь историю. Но ничего интересного не приходило на ум. Ныла поясница; оно и не удивительно: он с таким рвением выполнял свой долг главы семьи. Вспомнить хотя бы, что он проделал за сегодняшний вечер: в правой руке нес лепешки, в левой – пирожки, в карманах пальто – пакеты с орехами, на среднем пальце – чайники. Ведь у него семья! В гостинице в это время он уже съел бы свою яичницу с рисом и читал газету или, сидя в одиночестве, ковырял в зубах.

Жена у него не так уж плоха, только кланяется как-то странно – будто вот-вот упадет. Он бросил взгляд на жену. Обняв ребенка, она покачивалась взад и вперед и, глядя на пламя свечи, продолжала жевать. Лицо ее ничего не выражало. Лин, не выпуская лепешки из рук, прильнула к матери, глаза у нее слипались.

Лао Ли не мог больше смотреть на жену. Высокие каблуки, красивое гибкое тело, шелковые чулки телесного цвета, полные красные губы, тонкие брови – это был совсем другой мир, не имеющий отношения к его жене. Лао Ли не знал, огорчаться ему или радоваться, и нервно зевнул. В конце концов он сам виноват – не может найти своего места в жизни.

Ин пальчиками водил по ладоням отца, его смуглые ручонки были горячими.

– Ин, пора спать!

– А я еще не доел яблочки, – решительно ответил мальчик.

Лао Ли снова зевнул, хотелось спать, но он крепился. С приездом семьи он надеялся ощутить какую-то теплоту, а чувствовал только отчужденность, ему было неуютно. Комнату освещала единственная свеча, и пламя ее, отражаясь, прыгало в глазах жены.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Лао Ли отправился на службу.

Чжан Дагэ и в самом деле мудрый человек: снял для Лао Ли дом всего в двух ли [23] от работы. Это имело много преимуществ: во-первых, он не тратил денег на дорогу, во-вторых, мог обедать дома, да к тому же еще и прогуляться.

Лао Ли еще не подсчитал, сколько сэкономит в месяц, но у него теплилась надежда, что какая-то сумма останется, только разве сэкономишь с семьей? Лао Ли вспомнил, что говорил Чжан Дагэ, советуя людям жениться: «Расходы будут те же, что и на одного человека». Как будто у женщины нет никаких потребностей, или ей просто заказано их иметь. Ведь, женщина тоже человек. Но его жена… Впрочем, даже курицу без пшена не выкормишь! Лао Ли уже раскаивался, что перевез семью из деревни. Он – глава семьи? Но эта роль совершенно ему не подходит.