Механическое сердце - Фролов Андрей - Страница 27

Скрипнув, замки сдались. Где-то внутри механизма осыпалась ржавчина, его металлические элементы (почти прикипевшие друг к другу на ошметках сухой смазки) пришли в движение. Запорное устройство начало медленно втягивать хромированные стержни, уходившие в стену…

Волна сырости и специфического грибного запаха навалилась из приоткрытой створки так неожиданно, что дети закашлялись. Тут были ароматы влажного чернозема, прелых листьев, характерные резкие нотки удобрений, гнилой древесины и застоявшейся в лужах воды.

Настя красноречиво поморщилась. Но Дима торопливо выкрутил из светильника успевшую пригодиться лампочку, и в наступившем полумраке подтолкнул сестру к проему.

– Мамочка, как же там темно и сыро…

– Выбора все равно нет, помнишь? – он нагнулся, подбирая мешок с провизией.

Стараясь дышать редко и неглубоко, они переступили порог.

– Застегните-ка куртки, – добавил Димка, первым зажужжав «молнией».

На поляне в самом деле было значительно прохладнее, чем внутри стены. Впрочем, такие ощущения могла обострять густая влажность, с первых секунд вызывавшая гадкий озноб.

– Закрывать будем? – задумчиво поинтересовался Виктор, поворачиваясь к круглому проходу.

Его пальцы неосознанно потирали запястье, лишившееся ноши.

– Конечно, – ответил Димка, хватаясь за мокрые рукоятки массивной створки и потянув на себя. – Если Красимира решилась пуститься в погоню, не хочу давать ей ни единого шанса… Помоги, чего встал?!

И мальчики, натужно притянув здоровенный металлический круг на скрипящих пневматических доводчиках, с грохотом захлопнули дверь. Внутри запорного механизма тут же раздался щелчок, что-то лязгнуло, а затем с тонким шипением в стену выдвинулись стержни засова.

– Вот ведь гадина… – озадаченно выругался Димка. – Так она еще и блокируется?

– Что там случилось? – тут же вмешалась сестра, разобрав тревогу в голосе брата.

– А?.. Да ничего, Настенка, – выразительно зыркнув на Витьку – мол, пугать не вздумай! – соврал тот. – Просто петли заело чутка… Можно двигаться дальше!

И все трое повернулись к центру поляны, со смесью любопытства и брезгливости рассматривая уровень Спасгорода, на который их вывел чертеж Подметки.

– Вот те раз… – протянул Витя, и в этой фразе заключалось сто процентов впечатлений от увиденного.

Во-первых, поляна оказалась очень темной и необычно низкой. Кое-где под опасно нависавшим потолком (так мерещилось из-за его близости) еще брезжили лучи Светоча, больше похожие на одинокие паутинки. Но даже поверхностного осмотра хватало, чтобы понять – система зеркал здесь или выведена из строя, или очень давно не используется.

Во-вторых, очертаниями рельефа это место больше напоминало искусственную Казарму (где нашим героям в свое время не повезло побывать), чем плоский Заботинск или другие жилые этажи. Повсюду громоздились холмы, между которыми доживали свой век приземистые бараки со стеклянными крышами. А при внимательном рассмотрении выяснилось, что холмы – это и есть бывшие бараки, только распухшие, сгнившие и превратившиеся в настоящие горы. Складывалось впечатление, что нечто, набухавшее внутри большинства построек, давило на стены до тех пор, пока не разламывало конструкцию. Затем это нечто продолжало дрожжевым тестом подниматься уже поверх обломков, наращивая слой за слоем, зубами сырости и коррозии мерно пережевывая доски, металл и даже стекло.

– Похоже, тут давненько не было никого из городских служб, – прокомментировал Димка, хихикнув натянуто и нервно. – А бараки похожи на интернатовские… Прямо до дрожи…

– Точно, – кивнула Настя. – Это же фермерские постройки!

Они нерешительно зашагали между ближайших холмов, вертя головами и постепенно привыкая к окружавшему полумраку. Некоторые сопки только начинали свой рост, некоторые вымахали до пятнадцати метров и даже обваливались под собственным весом, образуя овраги и настоящие ущелья.

– Теперь понятно, почему Подметка назвал эту поляну Грибницей, – негромко продолжала девочка. – Это такое фермерское хозяйство по выращиванию грибов. На маминой работе грибницы тоже есть, там выращивают невкусные сорта на корм коровам…

– Ага, – поддакнул Дима. – Только тут не пара теплиц, а целая поляна… Интересно, давно ее забросили?

Постепенно пришло понимание, что на Грибнице вовсе не так темно, как представилось сначала. Со всех сторон, не имея к Светочу и его испорченной системе зеркал никакого отношения, лился призрачный, наполненный волшебством свет. Приглядевшись и охнув от восторга, близнецы обнаружили, что его испускают небольшие разноцветные грибы, коврами покрывавшие склоны холмов.

Тут были нежно-фиолетовые и сочно-зеленые лужайки. Цветов потухающего уголька, молочно-белесые и мерцающе-желтые – настоящие плантации крохотных мясистых зонтиков виднелись повсюду. Они излучали слабый, но очень милый свет. Из-за его призрачного характера глаз будто специально не желал фокусироваться на многочисленных источниках освещения, а все детали виделись как сквозь запотевшее стекло. Все это придавало Грибнице ореол мрачной сказочности, как бывает, когда несколько ночей в году Светоч не выключают вовсе, а приглушают до едва различимого накала (этот режим по старинке назывался непонятным для большинства спасгородцев словом «Полнолуние»).

Влажность, как вскоре выяснили странники, вызывало огромное количество луж (в некоторых местах таких здоровенных, что им больше подошло бы определение «пруд»). Туда, монотонно пополняясь капелью из пробитых и проточенных ржой потолочных труб, стекало множество ручьев. Вода казалась вонючей, холодной, а в большинстве луж покрылась темно-зеленым налетом незнакомого растения или плесени.

Поляна вообще производила впечатление догнивающей – отпечаток упадка и разложения лежал на всем: от развалин фермерских построек до потолочных коммуникаций и обшивки внешней стены.

Петляя между сопками (взобраться хоть на одну не хватило решимости, до того густо росли грибы на склонах и таким жирным и пачкающим казался слой почвы), троица путешественников медленно приближалась к центру яруса.

– Смотрите, это ведь живая иллюстрация к учебникам! Грибы разлагают любые органические материалы, – неустанно вертя головой, зашептала Настя, разглядывая сырое царство светящихся покровов. – Даже из канализации… Я читала в справочниках по биологии для старшеклассников. Все, что попадает на поляну из прорванных труб, они превращают в плодородные почвы, на которых потом растут новые плантации.

– Очень интересно, – саркастически хмыкнул Димка, обходя лужу на дороге и с неприязнью посматривая вверх, вдоль тонкой струйки с потолка. – И что в них любопытного? Воняет, как из мусорки, да еще вода прямо на головы…

– Ага, не нравится? Но грибочки соленые со сметанкой ты на Новый год пожевать любишь, – усмехнулась сестра. – Природа иногда требует и руки испачкать, неженка ты наша…

– Вовсе я не неженка! – насупился Дима. – Но тут гадко и мокро… А половина этих грибов вообще может зараженными оказаться, тут санитарных служб уже сто лет не бывало. Давайте быстрее пойдем, а? Подметка говорил, что дверь где-то там, напротив.

Они продолжили путь, дивясь на светящиеся холмы вокруг.

Иногда казалось, что живые, пульсирующие красками ковры колышутся, словно по поляне пробегает ветерок. Некоторые при приближении людей целыми сотнями втягивались в землю, потухая и маскируя шляпки. Другие колонии наоборот – тянулись к путникам, напоминая орды крохотных человечков, жаждущих прикоснуться к гостям своей нежной шкуркой.

Время от времени боковое зрение детей выхватывало движение на вершинах холмов. Но стоило обернуться, концентрируя взгляд, как иллюзия исчезала. А приблизительно через полчаса (точнее они теперь определить не могли, не правда ли?) блужданий меж бугров ребята вышли в центр поляны, где когда-то располагался компактный поселок биологов и агрономов.

Увы, большая часть жилых строений тоже покосилась и готовилась рухнуть. Над улицами довлела атмосфера уныния, запустения и безграничной тоски. Но центральное здание – будто вышка, поднятый на четырех опорах одноэтажный дом, – выглядело еще вполне надежным. От крыши оперативного биологического центра (а это был он) в потолок поляны убегали густые пучки проводов. Половина их оказалась порванной, поникнув прядями грязных волос. А вторая все еще исчезала в «небосклоне», тяжко провисая и блестя бусинами конденсата.