Механическое сердце - Фролов Андрей - Страница 22

– Ой, посмотрите только! После самостоятельного путешествия кто-то возомнил себя настоящим следопытом и матерым знатоком Спасгорода!

– Да ладно тебе, – на помощь покрасневшему брату пришел Виктор. – Я с ним согласен, безопаснее будет техническими коридорами во внешней стене. Лифты перепуганы, ты сама помнишь Компетенцию. А если обратиться к незнакомым кабинам, еще, не ровен час, сдадут нас в руки Смотрителям…

– Значит, решено, – Дима присвистнул.

– Хорошо, согласна. Скажу только – шахтой или техтоннелями, давайте, пожалуйста, ускорим шаг? – девочка с тревогой осмотрелась. – Мы так долго проторчали на этой поляне, что мне уже кажется, будто она стала нашим вторым домом…

И мальчишки, молча согласившиеся с сестрой, зашагали чуть шире.

Зашагали, чтобы в скором времени, как это водится, выйти к внешней стене Спасгорода, мудро отделявшей мегаполис от опасностей внешнего мира. В отличие от границы их родного поселка, эта рисунками испещрена не была, а потому искать на ней люки и прочие лазейки внутрь было намного проще.

– Вот, – довольно усмехнулся Димка. – Скажи теперь, что я не следопыт…

Он потирал шрамы на щеке одной рукой, а другой указывал на утопленный в стене овал и запорный механизм. Взявшись за его выдвижные поручни, мальчики начали отпирать засовы: кряхтели, тужились, тяжело дышали, но все же вынудили заработать стержни, давным-давно заблокировавшие дверь на поляну.

Железные спицы втянулись в толщину створки, она распахнулась, а ее герметичная резиновая окантовка по краю тут же расползлась кусками, падая под ноги.

– А нам точно сюда? – робко поинтересовалась Настя, боязливо заглядывая в открывшийся темный коридор, откуда в лицо дышала влажная затхлость.

– А есть разница? – Дима беззаботно пожал плечами, от чего лямка мешка чуть не соскочила. – Когда не знаешь дороги, одинаково легко идти в любую сторону!

– Философ доморощенный, – с улыбкой хмыкнул Витя. – Ну, вперед, друзья…

И первым шагнул в полумрак, стараясь переставлять ноги медленно и осторожно. Остальные потянулись за ним, и шедший замыкающим Дмитрий закрыл за собой тяжелую овальную дверь, со скрипом вставшую на свое место.

– Фу, как воняет… – сморщила нос девочка. – Как в туалете… нет, еще хуже…

– Терпи, сестренка, – подбодрил ее Витька. – Скоро пройдет.

Через несколько минут они и правда стали привыкать. К неприятным запахам помещений, уже много лет не посещаемых людьми; к полумраку, который с трудом разгоняли редкие аварийные лампы, еще не перегоревшие в своих потолочных клетках из проволоки.

Шум Фабрики-БАП, отрезанный люком и поворотами коридора, стих. Резко ощущаемая на контрасте опутавшая их тишина стала настолько клейкой, что, чудилось, оседает на зубах растаявшей карамелью. Шарканье подошв о бетонный пол и металлические решетки опалубки казалось нестерпимо громким, дыхание походило на гудение ветра в аэродинамической трубе.

Потянулись однообразные коридоры технических прослоек, так часто снившиеся нашим героям в неприятных снах. По стенам заструились десятки кабелей и проводов, как зашитых в специальные кожухи и короба, так и обнаженных, кое-где даже с начисто содранной изоляцией. На углах и перекрестках скрутки исчезали в массивных шкафах, часть которых уже определенно не работала, провоняв горелой пластмассой.

На полу вдоль полых плинтусов скапливалась пыль, сбивавшаяся в пушистый валик – когда дети проходили мимо, потревожив его ветерком, он будто бы порывался уползти, извиваясь и морща пепельную шкурку.

То здесь, то там виднелись скопления медных трубок пневмопочты, внутри которых регулярно что-то бренчало и гремело – это с легким свистом, чуть задевая стенки краями футляров, летели по городу письма, распоряжения, приказы и декларации. Большинство труб было маркировано цветовыми наклейками и надписями. Некоторые (самые секретные и важные) почтовые каналы оковывала настоящая броня, разрезать которую не смогли бы даже инструменты.

А еще отовсюду наползала плесень – самых разных видов, она уже давно стала неизменным (хоть и нежеланным) соседом спасгородцев. Как ни боролись с ее атаками специальные службы, какими растворами и химсоставами ни обрабатывали поляны города, плесень раз за разом возвращалась, крошечными шажочками поглощая трещины, потертости и дыры. И если на жилых ярусах ее можно было встретить лишь в канализации или подвалах зданий, то тут она властвовала безраздельно.

Черная, с неприятным запахом; светлая, колышущаяся под тусклыми лампами, словно миниатюрное пшеничное поле; светящаяся и гадко-зеленая – ее тут было великое множество. Путникам стоило большого труда не наступать на ее плантации или не вляпаться рукой, случайно задев о стену.

Поход казался бесконечным и перемежался лишь короткими разговорами вроде:

– Ой, от родителей влетит… В этот раз не удастся отбрехаться, точно говорю.

– Перестань гундеть, Настюха, уже поздно отступать.

– Верно, сестренка, сейчас переживать бессмысленно. Мы вместе приняли решение. Значит, и ответственность сознаем…

Вновь они замолкали, плутая по однообразным коридорам. Изредка им встречались массивные вентиляционные короба, уводившие куда-то в стены. Иногда попадались брошенные комнаты персонала, до мелочей напоминавшие недавно покинутый модуль на Штамповальне. Оставленные в каморках вещи, уже не способные ничего рассказать о своих хозяевах, обреченно догнивали под ударами легионов вездесущего настенного грибка.

С печалью, перемешанной со страхом (когда-нибудь они сами могут – вот так запросто – кануть в бездну времен), близнецы рассматривали старые потрескавшиеся каски, лежащие на лавках раздевалок. Не рискуя брать в руки, ребята пытались сквозь слой грязно-мучной пелены прочитать названия присыпанных пылью книг; гадали, что за люди изображены на старинных фотографических матрицах, забытых на стенах и рабочих столах. Иногда встречались нагромождения фанерных ящиков (по большей части пустых) или жестяных канистр (по большей части полных). В бочках, о чем красноречиво сообщали едкие запахи, хранились технические химикаты и смазочные материалы, бесцельно испарявшиеся и забивавшие помещения опасной вонью. Такие места наша троица предпочитала обходить стороной, даже если для этого приходилось делать крюк.

От окружавшего однообразия клонило в сон, носы наглухо забились. Пустые коридоры и извивавшиеся вокруг могучих труб проходы шептались с путешественниками на десятках таинственных, никому не известных языков. Они бормотали, гудели, шипели и булькали, всей этой какофонией намекая, что чужаки вторглись на запретную территорию, где и прежним-то работникам-инженерам были не совсем рады…

А вот лестниц, уводящих на соседние поляны, попадалось не так много, как хотелось. Часть их упиралась в запечатанные намертво заслонки, вскрыть которые не представлялось возможным без газовой горелки. Часть вела вниз. И лишь считаные единицы возносились вверх, исчезая в черных провалах люков.

Сначала дети пытались запоминать их месторасположение – если какой-то коридор заводил в тупик, они спускались на прежний уровень, пытая счастье на другом подъеме. Но совсем скоро все трое запутались, чуть не повздорив, и предоставили выбор лестниц судьбе, уже не пытаясь разобраться, куда заманивают их коридоры и каналы для водопроводных труб.

Через четыре (или пять… А может, даже шесть?) подъема отряд решил сделать привал, давая отдых гудящим ногам. Ребята остановились на перекрестке сразу восьми коридоров, сходившихся в просторном холле с высоким потолком. Большую его часть занимала гигантская установка по распределению воды. Темные от конденсата пластиковые трубы шипами диковинной короны расходились от насоса в разные стороны, исчезая в потолке. Было прохладно и влажно, кое-где установка подтекала, от чего на полу регулярно образовывались лужицы. Однако отсутствие уюта компенсировалось хорошим освещением – над распределителем горели сразу четыре уцелевшие лампы.

Опускаясь на сухой кусок пола возле стены, Димка закряхтел.