Чайная - Шэ Лао - Страница 3

Ван. А, господин Цинь, выбрали наконец-то время к нам заглянуть. Что же вы один?

Цинь. Пришел посмотреть, как молодой хозяин ведет дела.

Ван. Учимся, господин Цинь, учимся! Иначе нельзя. Отца рано лишился. Хорошо еще, что клиенты – друзья покойного. Если и допущу промашку, делают вид, будто не замечают. В нашем деле ладить надо с людьми. Отец, бывало, поприветствует посетителей, поговорит с ними, старается снискать их доброе расположение. Вот и я так. Потому и обходится без особых неприятностей. Присаживайтесь! Чайку заварить?

Цинь. Спасибо, не надо! Недосуг мне рассиживаться.

Ван. Останьтесь, пожалуйста. Окажите честь!

Цинь. Так и быть! (Садится.) Ты только не очень меня обхаживай.

Ван. Ли Сань, завари-ка самого лучшего чая! Как поживают ваши родные, господин Цинь? Как дела? Все ли в порядке?

Цинь. Да не так уж чтоб очень.

Ван. Неужели? Такая большая торговля! Не то что моя!

Тан (приблизившись). У господина лицо предвещает счастье, высокий лоб, округлый подбородок. Хотя он и не министр, но его ждет такая же удача, как Таочжу [3]!

Цинь. Не приставай! Иди себе с миром!

Ван. Выпил чаю, уважаемый, ну и ступай себе на улицу. (Подталкивает Тан Тецзуя к двери.)

Тан. Ладно, ладно! (Уходит, опустив голову.)

Цинь. Послушай, Ван! А не повысить ли мне немного арендную плату? Ведь того, что платил твой отец, теперь и на чай не хватит!

Ван. Это так, господин Цинь! Только зачем же себя утруждать. Пришлите управляющего, мы с ним договоримся. Если надо, буду больше платить. Я не против. Нет, не против!

Цинь. Ты молодец, похитрее отца будешь! Ладно, не к спеху. Дом мой. И рано или поздно я все равно отберу его.

Ван. Зачем же пугать человека? Я ведь знаю, как вы заботитесь обо мне, как близко принимаете к сердцу мои дела. Не вышвырнете же вы меня с моими чайниками на улицу торговать.

Цинь. Поживем – увидим!

Входит женщина, с виду крестьянка, ведет за руку девочку лет десяти. У девочки в волосах соломка – знак того, что она продается. Ли Сань сначала их не впускает, но потом, сжалившись, разрешает войти. Мать с дочерью медленно направляются во двор. Посетители чайной разом замолкают, смотрят на них.

Девочка (дойдя до середины чайной, останавливается). Мама, я есть хочу.

Женщина тупо смотрит на дочь, потом вдруг падает на пол.

Цинь (Вану). Вышвырни их!

Ван. Да-да! Идите, идите! Нечего вам тут делать!

Женщина. Сжальтесь! Кому нужна девочка? Всего за два ляна!

Чан. Ли Сань, две чашки лапши с мясом, я плачу! Пусть поедят за дверью.

Ли. Да-да! (Подходит к женщине.) Вставай! Подожди за дверью. Сейчас я вынесу вам лапшу.

Ван. Живо!

Мать и дочь выходят Ли Сань выносит им две чашки с лапшой.

Ван (подходит к Чан Сые). Добрая вы душа, господин Чан, но послушайте меня: всем не поможешь! Бедняков слишком много! И никому до них нет дела! (К Цинь Чжунъи.) Верно я говорю, господин Цинь?

Чан. (к Сун Эръе). По-моему, уважаемый Эръе, скоро конец Китаю!

Цинь (все еще раздраженно). Не знаю, конец или не конец, но это вовсе не зависит от благодетелей, готовых кормить похлебкой нищих. Слушай, Ван, а я, пожалуй, и в самом деле отберу у тебя дом.

Ван. Вы не сделаете этого, господин Цинь!

Цинь. Я не только это сделаю. Землю в деревне, магазины в городе – все продам!

Ван. Зачем?

Цинь. Подкоплю деньжат, построю завод!

Ван. Завод?

Цинь. Да, завод! Огромный завод! Вот тогда и беднякам можно будет помочь, и иностранным товарам преградить дорогу, и государство спасти! (Глядя на Чан Сые, обращается к Вану.) Э, да что с тобой толковать. Все равно не поймешь!

Ван. Вы все о других печетесь, а о вас кто позаботится, когда имущество ваше из рук уйдет?

Цинь. Ничего ты не смыслишь! Только так и можно сделать нашу страну богатой и сильной! Ну ладно, мне пора. А дела у тебя идут неплохо. Если не наделаешь глупостей, аренду не повышу.

Ван. Погодите, я рикшу позову.

Цинь. Не надо, пройдусь пешком!

Цинь Чжунъи направляется к двери, Ван идет за ним. Входит Пан Тайцзянь, поддерживаемый боем. У боя в руках кальян.

Пан. А, господин Цинь!

Цинь. А, господин Пан! Успокоились за эти два дня?

Пан. Еще бы! В Поднебесной воцарился порядок: пришел высочайший указ. Тань Сытун [4] приговорен к смертной казни. Скажу тебе так: не сносить головы тому, кто осмелится нарушить порядок, установленный предками!

Цинь. Я давно это знал!

Воцаряется тишина, посетители, затаив дыхание, прислушиваются к разговору.

Пан. Вы – человек умный, господин Цинь. Потому и разбогатели!

Цинь. Какое там богатство! Так, пустяки.

Пан. Скромничаете! Кто в Пекине не знает Цинь Чжунъи. Ни один из чиновников не может с вами тягаться. Да, ходят слухи, будто среди богачей появились сторонники реформ.

Цинь. Что-то не верится. Во всяком случае, до вас мне далеко.

Пан. Спасибо на добром слове! Но я вот что скажу – каждый из нас – мастер своего дела.

Смеются.

Цинь. На днях зайду, потолкуем! Всего хорошего! (Уходит.)

Пан. Да-а! Видно, и в самом деле настали другие времена, раз наш новоиспеченный богач смеет со мной зубоскалить. (К Вану.) Лю Мацзы здесь?

Ван. Подождите минутку, уважаемый, сейчас позову.

Лю Мацзы давно заметил Пан Тайцзяня, но не подходил, боясь помешать его беседе с Цинь Чжунъи.

Первый посетитель. А кто такой Тань Сытун?

Второй посетитель. Слышал я, будто он совершил тяжкое преступление. А иначе за что бы его приговаривать к смертной казни?

Третий посетитель. Месяца два или три назад кое-кто из чиновников и ученых замыслил что-то мудреное. Нам этого не помять.

Четвертый посетитель. Ладно! Как бы там ни было, на казенном содержании не пропадешь. А этот Тань да Кан Ювэй хотели распустить императорскую гвардию, чтобы мы сами добывали себе пропитание! Хорошо придумали! Нечего сказать.

Третий посетитель. А что толку от наших денег, если начальство добрую половину себе загребает?

Четвертый посетитель. Лучше жить прокаженным, чем спокойно умереть. Заставь меня зарабатывать себе на пропитание, так я быстро протяну ноги.

Ван. Господа! Господа! Не надо болтать о государственных делах!

Разговор прекращается.

Пан (усаживается за столик). Двести серебряных за деревенскую девчонку? Не много ли?

Лю (стоит навытяжку). Зато какая девчонка! Ее принарядить да манерам обучить – не стыдно будет и в городе показаться. Хороша! И знает, что к чему! Уж вы поверьте. Я для вас больше, чем для отца родного, стараюсь. Не пожалеете!

Появляется Тан Тецзуй.

Ван. Опять пришел?

Тан. На улице черт знает что творится! Полная неразбериха.

Пан. Уж не единомышленников ли Тань Сытуна ищут? Но тебе, Тан Тецзуй, не о чем беспокоиться. Кому ты нужен?

Тан (хмыкнув). Никому, управляющий, но дайте мне немного опиума, и я совсем успокоюсь.

Некоторые, почуяв, что обстановка накаляется, выскальзывают из чайной.

С у н. Пойдем и мы, Чан. Уже поздно!

Чан. Что ж, пошли!

К ним подходят соглядатаи Сунь Эньцзы и У Сянцзы.

Сунь. Погодите. Чан. В чем дело?

Сунь. Ты здесь болтал, что Китаю скоро конец придет!

Чан. Я люблю свою страну и боюсь, что ей грозит гибель.

У (к Сун Эръе). Слыхал?

Сун. Братцы! Мы каждый день тут пьем чай. И хозяин знает, что мы – люди надежные.

У. Отвечай, слыхал или нет, что он сказал? Я тебя спрашиваю…

Сун. Господа, неужели нельзя по-хорошему договориться? Присаживайтесь к нам!

Сунь. Придержи язык, не то и тебе наденем наручники. Раз он сказал, что Китаю скоро конец, значит, он из одной шайки с Тань Сытуном.