Подводные мастера - Золотовский Константин Дмитриевич - Страница 11

Якубенко носом ботинка пошевелил кота и сказал:

— Ишь, ведь пятнистый. Надо же, какой хвостище отрастил.

Он нагнулся и хотел потрогать кота за хвост.

— Оставь! — сказал Захаров.

— Давай тащи его без разговоров на набережную.

— Зачем? — удивился Гераськин.

— В бухту его!

Лохань с котом понесли на набережную. Старичок ковылял сзади.

На набережной было не много публики. Лоханку поставили на каменный парапет. Кот забарахтался, словно почувствовал близость воды.

Захаров отошел в сторону, а Якубенко осторожно, двумя руками приподнял кота, но живот у кота был скользкий и мягкий, рука Якубенко скользнула под хвост, к концам малых плавников, и вдруг наткнулась на что-то холодное и твердое.

— Эй, стой, погоди! — сказал Якубенко и перевернул кота на спину.

— Видал?

Гераськин хоть и нагнулся, но ничего интересного не заметил.

— Долго вы там? — закричал Захаров.

— А ну-ка иди сюда, — сказал Якубенко, — посмотри, какое ты чудо поймал.

Захаров подошел, нагнулся, но тоже ничего особенного не разглядел.

— Да посмотри ты хорошенько, — сказал Якубенко и показал пальцем: — Видишь?

У самого основания хвоста, сквозь нижний малый плавник было продето маленькое плоское серебряное колечко.

— Ого! — сказал Гераськин. — Котяга-то с сережкой!

— Н-да, — засмеялся Якубенко, — такую серьгу только старому цыгану впору носить.

— Эх вы, — сказал Захаров, — разве это серьга? Это же маленькому ребенку ясно. Миграционная путевка это!

— Путевка? Ми-миграционная? Это вроде чего же?

Придерживая беспокойного кота, Захаров носовым платком тщательно и торопливо вытирал колечко.

— Так это же, — объяснял он, — вроде паспорта у рыб. Понимаете, выпускают такую зверюшку где-нибудь в Батуми или в Одессе…

— Кто выпускает? — перебил Захарова Гераськин.

— Ну мало ли кто! Ученые… Институт какой-нибудь. Биологическая станция… Выпустят — и до свиданьица. Плыви куда хочешь. Хочешь — в Херсон, хочешь — в Севастополь. А чтобы он не заблудился, не потерялся, ему вот такое кольцо и нацепляют под жабры или под хвост. Ну и, конечно, на колечке пишут. Кто он, откуда, какого возраста…

— Значит, и тут написано? — спросил Гераськин.

— Определенно написано, — сказал Захаров. — А ну, посмотрите.

Все наклонились, но прочитать надпись никому не удалось. Буквы, которые были высечены на маленьком серебряном колечке, им приходилось встречать только на бортах иностранных пароходов в плавании или на затонувших кораблях на дне моря.

— Эге, — засмеялся Гераськин, — да наш кот никак иностранец.

Старичок, который до сих пор стоял в стороне и прислушивался к разговору, подошел ближе и сказал:

— Разрешите, товарищи, я прочитаю. Я знаю французский язык.

Но прочитать и ему не удалось.

— Нет, без очков не могу, — сказал он.

— Давай, Захаров, — сказал Якубенко — неси своего кота в институт.

Строгий швейцар не пропустил в институт ни Гераськина, ни Якубенко. Проскользнуть в ворота с Захаровым удалось только одному старичку. В институтском дворе Захарова встретил высокий человек в белом халате.

Это был известный профессор — ихтиолог, директор института.

Захаров, волнуясь, рассказал ему, в чем дело.

— Отлично сделали, что поймали нам меченого кота, — сказал профессор. Тут он увидел колечко и пальцем даже щелкнул:

— Батюшки, метка-то конца прошлого столетия! Давно уже метят рыб серебряными пластинками на проволочках, а этот кот плавает себе преспокойно со старинным кольцом.

— Ну, товарищ водолаз, — обратился профессор к Захарову, — должен вас поздравить: по колечку мы теперь узнаем возраст кота, неизвестный до сих пор науке. Рыбьи года узнавались обычно по костям, но у морских котов, лисиц и акул вместо костей хрящи, и узнать их лета было невозможно. Несите вашего путешественника в помещение, там мы узнаем, чей он и откуда.

Кота принесли в лабораторию. Профессор вооружился лупой и блестящим острым ланцетом ловко одним ударом отделил колечко от перепонки плавника.

— А паспорт-то у вашего кота русский, — сказал профессор и прочитал на колечке короткую надпись по-латыни: «Владивосток № 547».

Не говоря больше ни слова, он достал с полки старые пожелтевшие газеты и начал их перелистывать, искать что-то.

— Нашел! — сказал он наконец, ткнув пальцем в пожелтевшую страницу. — «Объявление», — прочитал он и, с улыбкой посмотрев на Захарова, стал читать дальше: «Лицо, обнаружившее морского кота № 547, выпущенного биологической станцией, просим сообщить по указанному на кольце адресу в город Владивосток с обозначением времени поимки и прочих данных, указав при этом свой точный адрес, по которому биологическая станция вышлет вознаграждение».

Захаров рассказал профессору все свои злоключения, и как по ошибке он принял этого кота за морскую лисицу.

В эту минуту, уговорив после долгого спора упрямого швейцара, в лабораторию ворвались Якубенко и Гераськин.

— Тише вы! — сказал Захаров и представил профессору своих товарищей.

— Вы что, тоже рыбами интересуетесь? — спросил профессор, пожимая их большие обветренные руки.

— Нет, — сказал Якубенко.

— Это Захаров рыбовед у нас, — сказал Гераськин. — Всё рыбками увлекается, не пьет, не ест, на берег не ходит. А тут вот еще вместо лисицы кота поймал.

— А разве это плохо? — сказал профессор. — Ведь ваш товарищ — самый настоящий энтузиаст. Человек, который увлекается, фантазирует, ошибается, но учится даже на ошибках… Вы знаете, Владимир Ильич говорил, что фантазия есть качество величайшей ценности. Энтузиасты, товарищи, нам нужны. И у нас их, по счастью, немало. А вот за границей это племя, надо прямо сказать, вымирает.

Вот еще пять-шесть лет назад выпустили мы таким же образом несколько опытных рыб, и серебряные пластинки на спинные плавники привязали, и на всех европейских языках надписи сделали. И хоть бы что! Представьте себе: только один-единственный ершик домой вернулся. Да и того выловили где-то возле сардинских берегов моряки с нашего советского угольщика.

Профессор повернулся к Захарову и крепко пожал ему руку.

— Разрешите, товарищ Захаров, горячо поблагодарить вас от имени нашей советской науки. С сегодняшнего дня мы считаем вас нашим постоянным корреспондентом. Продолжайте в том же духе. Изучайте морское дно, ловите всё, что вам покажется интересным, и сачком, и сетями, и голыми руками…

— Вы ему, товарищ профессор, потрудней что-нибудь задавайте, — сказал Гераськин, — в случае чего мы с Якубенко поможем.

Водолаз Зыбков

Была осень — лучшее время для ловли трепангов.

Водолазный баркас зашел в самую глухую бухту моря и бросил якорь.

Двое качальщиков водолазной помпы быстро начали перетаскивать к трапу водолазные принадлежности: шлем, груза, манишку, сигнал. Водолазы Дудыкин и Коваленко с ключами в руках присоединяли к помпе длинный резиновый шланг, а водолаз Зыбков сидел в рубке и готовился к спуску под воду.

Натягивая на себя вязаное шерстяное белье, он всё время поглядывал на вешалку. Там висели старые водолазные костюмы, ободранные, выцветшие, в сплошных заплатах. Но Зыбков глядел не на них. Он любовался новеньким костюмом, который висел с краю. По зеленому тифтику костюма растянулась во всю грудь несмываемая надпись крупными яркокрасными буквами:

Вчера на торжественном собрании директор рыбоконсервного завода вызвал Зыбкова на трибуну и вручил ему этот костюм.

— Довольно, — сказал он, — товарищ Зыбков, ходить тебе под воду в старье. Примерь-ка новый костюм, — как он на тебе сидит.

— Под водой примерю, — ответил Зыбков, поблагодарил и, взяв костюм, сошел с трибуны под громкие аплодисменты.

В старом костюме Зыбков проработал семь лет, — на четыре года больше, чем полагается. Столько проносить костюм мог только очень опытный водолаз. Но теперь со старым костюмом можно было расстаться.