Инженю, или В тихом омуте - Ланская Ольга - Страница 22

— Я только сказать хотел, чтобы ты не пугалась — а ты, оказывается, пугаться и не думала. Ты мне скажи, пожалуйста, — ты сама в газету позвонила? Догадаться несложно — откуда у них твоя фотография? А к тому же в статье ничего нового нет — только эмоции. И еще милицию грязью закидали. Кстати, милиция на тебя точно обидится — и даже сильно…

— Это плохо?

Она снова усмехнулся:

— Это как сказать. Сейчас на них начнут оказывать давление сверху — а им придется или доказывать, что это не убийство, что уже очень сложно, или искать убийцу. Не было бы тебя, не было бы и дела — а теперь будут искать. А найти его невозможно — заказные убийства не раскрываются. Значит, будут тебя постоянно вызывать, вызнавать мельчайшие подробности, требовать, чтобы ты дала точное описание второго мужчины, — а ты…

— Не продолжайте, прошу вас! — Она погрозила ему пальцем. Она намеренно была с ним на вы — ей так больше нравилось, потому что больше маневра было для кокетства. А плюс она подчеркивала этим, что он намного старше — хотя, к сожалению, разница была всего в пятнадцать лет, можно было бы и побольше. — Сейчас вы скажете, что я наверняка все забыла, и ничего им толком рассказать не смогу, и мужчину того я тоже не помню, — и будете правы. Но ведь женщина не обязана быть умной — особенно если у нее есть масса других достоинств…

— Согласен. — Он свернул вдруг в образовавшуюся между плотно прилепленными друг к другу домами щель, и они пошли вниз по лестнице, и она только через минут пять догадалась, что они возвращаются на старый Арбат. — Как ты относишься к японской кухне? Тут ресторанчик есть, «Японская лапша» — достаточно экзотично.

— О!.. — Слово «лапша» вызвало неприятные ассоциации, связанные с детством. — Нет, я не голодна. Вы ведь знаете, я вообще очень мало ем. Женщине так сложно жить на свете — все время надо думать о фигуре, и…

Он оглянулся, рассматривая ее сверху вниз и обратно. Спокойным, ровным, совсем не похотливым, не раздевающим ее взглядом.

— По-моему, у тебя с этим все в порядке. Если хочешь — давай посидим в итальянском, там столики на улице под навесом, очень уютно. Бокал вина и чашка кофе — устроит?

Она кивнула автоматически. Повторяя про себя: «У тебя с этим все в порядке». Вроде банальные слова, достаточно Сухие, — но у него они прозвучали как комплимент. Дополненный взглядом — в котором была оценка, давно выставленная и до сих пор очень высокая. Будь на его месте кто-то другой, она бы решила, что оставляет его равнодушным, раз он говорит так, а не восклицает восторженно, что у нее фантастическая фигура, она потрясающе выглядит и все в таком роде. А вот он был безэмоционален и во взглядах, и в словах — но эффект от них был сильнее, чем от любых цветистых восклицаний. Потому что он был другим.

Холодный, уравновешенный, расчетливый, трезвый — безо всяких понтов, без гонора, без дешевой самоуверенности, без показухи. Абсолютно непохожий на многих из тех, кого она знала, — кичащихся дорогими машинами, успехами в бизнесе, яркими костюмами от Версаче и золотыми кольцами, цепями и браслетами. Хотя при этом очень обеспеченный и явно со связями.

Раньше ее всегда привлекали те, кто притягивал к себе внимание. Кто чем-то выделялся, отличался от других. Его бы она просто не заметила. Да и сейчас прошла бы мимо ничем не примечательного мужчины средних лет — интеллигентного, аккуратного, ухоженного, хорошо одетого, приятного внешне, но при этом выглядящего как большинство. Если не знать, то и не догадаешься, что клубный пиджак, который сейчас на нем, стоит долларов шестьсот, — она как-то увидела бирку «Хьюго Босс» на внутреннем кармане, случайно, он не собирался ей ее показывать, он просто положил пиджак на заднее сиденье своей «Вольво-850». Внешне, кстати, тоже самой обычной — но с кожаными сиденьями, автоматической коробкой и прочими наворотами.

И в лице его — если увидеть такое в толпе — тоже ничего не было. А если присмотреться — получался совсем другой эффект. У него очень умное было лицо, жесткое и холодное — на ее взгляд, ничуть не менее опасное, чем у того бандита, который сидел во взорвавшемся джипе. Просто тот притягивал к себе внимание — а этот не высовывался. Более того — словно специально старался не выделяться, мимикрируя, сливаясь с толпой.

— Должен предупредить — милиция будет стараться тебя напугать. — Он обернулся, притормаживая, ожидая, пока она, идущая на шаг позади, поравняется с ним. — Обязательно будет — поскольку им надо, чтобы ты отказалась от своих показаний. Очарованного тобой лейтенанта к тебе больше не подпустят — кто-то посерьезней тобой займется. И все будет строго.-, официально, под запись. Может быть, даже специально будут тебя запутывать — чтобы доказать, что ты либо все придумала, либо была в таком шоке, что твоим показаниям верить нельзя. Так что мой тебе совет — контролируй каждое слово и постарайся, чтобы в твоих рассказах не было разночтений. Есть у тебя своя версия — заучи ее наизусть, так легче. И…

— О, вы слишком высокого мнения обо мне, — вставила игриво, разбавляя серьезность обстановки. — Боюсь, на такое я не способна — мои способности проявляются совсем в другом…

— Марина! — Он посмотрел на нее укоризненно. — Далее. Они даже могут начать намекать, что ты, возможно, соучастница — которая специально к ним пришла, чтобы их сбить со следа. Но, пожалуйста, не забывай, что это пустые угрозы — у них просто нет другого выхода. Так что ничего не бойся. Максимум, что они могут, — это испортить тебе настроение.

Она кивнула, вслушиваясь, но он замолчал, погрузившись в себя.

— Самое главное — не дай им себя сбить. Если будут слишком усердствовать, пообещай, что расскажешь газете. Им огласка не нужна — а против тебя у них все равно ничего нет. Но лучше не доводить до конфликта — лучше веди себя как всегда, и у них просто опустятся руки. Пусть думают, что ты дурочка — ничего не понимающая, наивная, честная. Настолько честная и настолько дурочка, что даже не убежала, когда увидела взрыв, — и теперь хочет донести, несмотря ни на что, всю правду до широкой общественности. Ты ведь идеальная инженю — можешь мне поверить, меня с детского возраста водили по театрам, и до недавних пор я был завзятым театралом…

Ей жутко понравилось это слово, когда она его услышала в первый раз. Именно от него и услышала. И что так называют актрису, которая играет невинных, неопытных, наивных девушек. И это так звучало — инженю, — так необычно, так красиво, так… Так, словно было придумано специально для нее. И она в него буквально влюбилась, в это слово. И обожала его до сих пор.

— О, это ужасно! — вздохнула притворно. — Вы обо мне такого мнения…

— Давай надеяться, что и они о тебе будут такого мнения. — Он опять улыбнулся сдержанно — типичной своей полуулыбкой. — Потому что если нет…

Он посмотрел на нее быстро, словно спохватился, что мог ее испугать. И тут же улыбнулся уже по-другому — широко, весело и ободряюще.

— Ты же знаешь, я все время перестраховываюсь. Кстати, хотел спросить — тебе не хотелось оттуда убежать? Я, признаюсь, был удивлен, когда ты сказал, что осталась. Нет, ты поступила абсолютно правильно — но… В общем, я бы предположил, что ты убежишь, — все-таки тяжелое зрелище. Так что должен выразить восхищение твоим поступком. Очень смело. И очень хитро — в смысле саморекламы. Но все же — неужели не хотелось убежать? Только честно…

На лице его была улыбка, но под ней прятался неподдельный интерес. Словно он видел ее почти насквозь и ему очень важно было до конца понять, какая она на самом деле. Вот прямо совсем понять, заглянув не просто внутрь, но в самую суть.

Она не в первый раз ощущала, что он ее как газету читает — газету, в которой для него не все понятно, потому что некоторые статьи набраны неразборчиво, но в которой с каждым днем разбирает все больше и больше, — и всякий раз испытывала дискомфорт. Может, потому, что он — единственный, кто разглядел что-то за ее игрой, — и так видел в ней больше, чем все остальные. И она с ним мало того что чувствовала себя абсолютно голой — не в физическом смысле, это было бы просто удовольствием, но в смысле моральном, — но и сама не хотела знать, что у нее там внутри. И естественно, не хотела, чтобы знал он.