Парадоксия: дневник хищницы - Ланч Лидия - Страница 12

Мне показалось, мы ехали очень быстро. Темные очертания Манхэттена растворялись в лучах рассвета. Он снял с меня туфли, одну ногу вдавил себе в промежность, а вторую взял в рот и принялся обсасывать пальчики, словно какое-то изысканное лакомство. Я смотрю в окно, усталая и пресыщенная — я еще не возбудилась, как надо. Он надевает на меня туфли, но прежде глубоко вдыхает их кожаный аромат, расплачивается с таксистом и ведет меня к себе. Стильная двухэтажная квартира отделана в мягких пастельных тонах — кремовый, охра и мутно белый. В высоких эркерах — вид на некрополь, откуда мы только что убежали. Мы так до сих пор толком и не поговорили. Но нам с ним и не о чем говорить. Он исчезает на кухне, чтобы приготовить нам выпить. Легкий пунш из шампанского. Возвращается с опаловым подносом, на котором стоят хрустальные бокалы, шейкер и маленькая шкатулка с зеркальной крышкой, доверху полная крэга. Он поднимает бокал в безмолвном тосте, и у меня снова сверкают глаза. Может быть, это всего лишь отблески от зеркальной крышки этой коробочки с сексуальными сказками, которую он открывает. Он зачерпывает порошок крошечной серебряной ложечкой, а свободной рукой берет меня под подбородок, и, не сводя с меня пристальных черных глаз, подставляет ложечку мне под левую ноздрю. Я закрываю глаза и вдыхаю. Ритуал повторяется два-три раза. Он по-прежнему смотрит мне прямо в глаза, завороженный моими расширенными зрачками. Мои голубые глаза теперь полностью — черные. Потом он сам принимает немалую дозу. По три щепотки на каждую ноздрю. Он берет порошок на палец и втирает его мне в губы. Начинает облизывать их. А потом — и кусать. Его клыки пропарывают мне губу. Появляется кровь. Я чувствую, как колотится его сердце. И мое тоже. Он берет мое лицо в ладони и шепчет мне в ухо:

— Повернись, мне нужна твоя задница…

Я встаю коленями на кожаный диван, ложась грудью на спинку. Он медленно задирает мне юбку, медленно приспускает трусики. Потом он на миг оставляет меня в такой позе. Отходит в дальний угол комнаты и смотрит на меня, сам довольный своей игрой. Возвращается с маленькой серебряной соломинкой. Набирает в нее порошка. И делает, что обещал. Вдувает его мне в задницу.

Еще шесть дорожек чуть позже — и кожа звенит. Память рушится. Время исчезает. Зато восприятие обостряется до предела — восприятие заменяет мысли. Каждая молекула тела раскрывается вовне и телепортируется в параллельное измерение. Каждый вдох — глоток чистого кислорода, каждая клеточка тела, каждая пора поет, откликаясь на эти разряды щекочущего электричества.

Восхитительный транс. Но апатия быстро сменяется внутренней дрожью. Я уже не могу просто сидеть на месте. Внутри все горит. Я возбужденно ерзаю. Он отстраняется — смотрит, как я выгибаюсь дугой.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, ты, возбужденная сучка… Чтобы я тебя выебал? Не сейчас… — Он стоит в трех шагах от меня, в центре просторной кремовой утробы своего жилища. Я не помню его лица. Его черты — смазанное пятно, подсвеченное со спины светом солнца. Я в таком мощном улете, что запросто выхожу в астрал. Я парю где-то над потолком и наблюдаю за нами оттуда. Вижу, как он сжимает кулак и методично колотит себя по члену. Как пьяный боксер, который зачем-то калечит себя — ритмичные, равномерные, убийственные удары. Я вижу себя, все еще распростертую на кремовой коже дивана. Вижу, как я отодвигаю трусики, приоткрывая розовую плоть. Мы оба как будто загипнотизированы. Маньячное возбуждение нарастает, поглощая нас целиком. Я сползаю с дивана на четвереньках и ползу к нему. Пытаюсь облизывать его кулаки. Он продолжает бить себя по члену — ритмичные, равномерные, убийственные удары. Он снимает с себя ремень, пару раз шлепает меня по заднице. Спрашивает: тебе нравится? Я киваю и опускаю голову, приподнимая задницу выше. Каждый раз, когда он бьет себя кулаком в член, он хлещет ремнем мне по жопе, отчего у меня все трепещет в интимном месте. Начинаю стонать, как счастливое животное.

Я возвращаюсь в тело. Безумие. Бешенство. Вынимаю из штанов его член. Облизываю. Сосу. Заглатываю целиком. И держу так долго-долго. Уже задыхаюсь, но все равно держу. Не хочу выпускать даже дюйма этого хуя с опьяняющим мускусным вкусом. Держу, пока у меня не начинает темнеть в глазах. Жадно хватаю ртом воздух. Он сжимает свой член в кулаке. Бьет головкой мне по губам, не давая мне засосать его в себя. Он колотит мне по щекам этим сочным, налитым кровью мясом, и, наконец, позволяет мне взять его в рот. Я присасываюсь к головке.

Он делает из ремня петлю. Надевает ее мне на шею, бережно убирая волосы, так чтобы их не прижать. Тянет меня за собой, словно любимого песика на поводке. Я ползу за ним на четвереньках. Он заводит меня на кухню. Снежно белая кафельная плитка, безукоризненный блеск чистоты. Поднимает меня и сажает на стойку — тоже чистую-чистую, без единого пятнышка, — которая располагается на небольшом возвышении в центре. Сажает лицом к себе. Петля свободно болтается у меня на шее. Он лезет под стойку и достает огромную коробку толстой оберточной пленки. Начинает обматывать меня пленкой, начиная с груди. Туго-туго. Потом от пояса и выше. И вот я уже вся — словно мумия в лепящейся к телу пленке. Лишнюю он обрезает маленьким острым ножом для мяса. Облизывает край пленки. Запечатывает меня. Отрезает большой кусок пленки. Оборачивает мне голову, плотно прикладывая к лицу. Мне нечем дышать. Я себя чувствую, как надувная кукла, готовая взорваться. Он прижимается ртом к моему рту и носу, выпивая из меня остатки дыхания. Держит свой рот над моим на пару секунд дольше, чем нужно. Чувствует мою асфиксию. Отрывается ото рта и впивается мне между ног. Сосет, кусает, чуть ли не заглатывает меня там. Я кончаю буквально в один момент, заливая ему все лицо и шею своими обильными секрециями. Он поднимается и медленно разрезает пленку у меня между губами. Держит острое лезвие у меня во рту, пока я не начинаю лизать его и сосать. Он вынимает нож, аккуратно чиркнув по моей нижней губе, где он уже пробовал кровь. Он пьет опять. Всего одну каплю. Срывает пленку с моего лица. Я сползаю со стойки, жадно хватая ртом воздух.

Он подхватывает меня, прижимает к себе. Обнимает, как маленького ребенка. Гладит меня по лицу, по волосам. Убирает упавшие на глаза пряди. Потом хватает меня за волосы и запрокидывает мне голову. Свободной рукой сжимает мне горло. Крепко.

— Пойдем…

Он помогает мне слезть со стойки. Хватает меня за загривок и ведет обратно в гостиную. Подводит к дивану и давит на шею, заставляя меня встать перед ним на колени. Запускает два пальца в зеркальную коробочку. Запихивает их глубоко мне в нос, потом — в рот, до самой глотки, потом — снова в нос. Держит. Потом вынимает и нюхает сам.

Я уже не помню, где я и кто я. Но я знаю, зачем я здесь. Я поворачиваюсь к нему задом, выставляя себя напоказ. Сдираю намокшие трусики. Задираю задницу, подставляя ему свою щель — возбужденная пума подкрадывается к добыче. Он подходит и запускает в меня свои толстые пальцы. У меня уже хлюпает во всех дырках.

— Ты уже больше не можешь терпеть, да… ты не можешь? Хочешь, чтобы я тебя выебал. Ведь хочешь, правда? — дразнится он.

Я шепчу:

— Да, хочу…

Он буквально вбивает в меня свой член. И держит меня нанизанной на него, не давай пошевелиться. Одной рукой он сжимает мне горло и запрокидывает мне голову назад и набок, так чтобы мне было видно его равнодушно спокойное лицо. Равнодушие сменяется яростью, бешенством. Он мотает головой из стороны в сторону, продолжая вколачиваться в меня. Безжалостное, непреклонное нагнетание темпа. Забивает нас обоих в глухое забытье. Кажется, меня просто сейчас разорвет силой его маниакальных ударов. Меняет позы каждые две-три минуты. Сзади, сверху, сбоку, стоя спиной к стене, стоя раком, у него на коленях, я сверху лицом к нему, я сверху спиной к нему — в неистовых поисках самого гладкого и глубокого проникновения. Он снова сажает меня на себя, сжимая мне задницу своими волшебными пальцами, которые ни на секунду не прекращают ласкать, мять, щипать и тянуть. Он раскрывает меня, разрывает на части, выворачивает наизнанку… мне кажется, что прошел уже не один час, и вот, наконец, мы валимся без сил. Оба. Слишком усталые, опустошенные, оцепенелые — мы уже не в состоянии достичь оргазма. Мы разорваны в клочья, мы испиты до дна, мы онемели и отупели.