Замена (СИ) - Бондарь Дмитрий Владимирович - Страница 11

— Пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров….

Еще будучи мальчишкой, вместе с друзьями он как-то забрался на чердак дома старосты Брюннервельде и подслушал интересный разговор с управляющим из баронского поместья. Большая часть сказанного стерлась из памяти, но сумма годового дохода с деревни в двадцать шесть с четвертью лотридоров прочно засела в голове. Хорст честно пытался понять — на что можно потратить названную людьми в черном сумму — и не находил ответа.

Дверь снова распахнулась и Рене проорал:

— Хозяин! Карл и Жаком приехали!

Хорст не обратил на него внимания, продолжая бубнить скороговорку:

— Пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров, пятьдесят три тысячи двести лотридоров….

Рене разочарованно пожал плечами и с независимым видом вышел, а на пороге нарисовались ещё два посетителя. Старший был тощ, высок, благообразен, с чистым, почти детским взглядом глаз бывалого мошенника; младший, лысый, тумбообразный, баюкал левую руку в перевязи, сооруженной из цветастого платка. Оба степенно поклонились, вразнобой поздоровались и, услышав в ответ:

— Пятьдесят три тысячи двести лотридоров! — Недоуменно переглянулись.

— Хозяин! — Настороженно позвал старший.

— А! Кто здесь? — Хорст словно вынырнул из холодной полыньи.

— Мы это. Я — Карл, а это — Жаком, — на всякий случай представился тощий. — Ты велел нам явиться сегодня?

— Пятьдесят три тысячи двести лотридоров! Да! Чего там у вас?

— Ничего страшного, — бодро начал доклад Жаком. — Десяток кобыл ожеребилось. Конюхи говорят — добрые коньки будут! Цыгане табором хотели на дальнем выгоне встать, но я не разрешил. А то еще вздумают лошадей воровать. Кузнец, как и было оговорено, подковы менять начал у коннетаблевских жеребцов. Табун тяжеловозов всю траву вокруг сожрал, я велел его перегнать за реку. Что ещё? — Он задумался, прищурив один глаз и устремив второй — левый — куда-то вверх. — А! Как же это я? Дырявая голова! Пригоняли ещё двадцать голов из восточной марки, Карл брать отказался! Говорит, денег у него больше нет! По двенадцать монет предлагают! Так я договорился, что коногоны лошадок в наш табун пустят, а деньги мы им завтра отдадим. Я правильно сделал? — Он преданно уставился на Хорста.

— Пятьдесят три тысячи двести лотридоров!

Приказчики ещё раз переглянулись, и теперь заговорил Карл:

— На закуп сена я потратил шесть десятков монет и двадцать два гроша. Изготовление ограды на Берёзовском выгоне обошлось в четыре десятка и двенадцать грошей. Лекарю за осмотр последней партии — пять. Овес еще не привезли, но аванс я тоже выплатил — два десятка и сорок шесть грошей. За подковы кузнец обещал скидку, если железо наше будет. Так что я распорядился старые ему отдать. Там на три лотридора меньше платить придется против оговоренного. Еще конюхи оплату требовали. По тому, как срядились с ними — надо было три сотни заплатить, но я им штрафы насчитал, отдал двести десять. Грозились бросить всё и уйти, но остались! Я их породу знаю! Работы-то кроме нас сейчас и не даст никто! Граф Дельи приезжал, требовал убрать табуны от границ его поместья. Пустое — уехал пьяный. Но тридцать монет отдать пришлось. Конюшню для жеребых кобыл возвели под кровлю, завтра уже стойла ставить будем и крышу крыть. Дерево дорожает. В этот раз за каждый воз пришлось на тридцать грошей больше отдавать. — Приказчик достал из поясной сумки табличку и, прочитав её, объявил: — Итого израсходовано две тысячи двенадцать монет и семьдесят один грош.

Он помолчал мгновение и, собравшись с силами, закончил:

— Жаком вот девку ещё в кустах повалял, я не стал разбираться. Вроде всё, — Карл выжидательно замер.

— Пятьдесят три тысячи двести лотридоров! — Всё сказанное прошло мимо Хорста.

В установившейся тишине стало слышно, как жужжит последняя недобитая муха. Этот назойливый звук вырвал Хорста из плена магии больших чисел, и он наконец-то обратил внимание на озадаченных приказчиков:

— Вам я тоже денег должен? — Набычившись, спросил он.

— Ну, за прошлый месяц расчета еще не было, — неосторожно напомнил Карл.

— Пошли вон!!!! — Заорал Хорст и, задрав на стол ногу, принялся стаскивать с неё неподатливый тапок.

Первым за дверь выскочил Жаком, а Карл слегка замешкался и получил-таки тапком по загривку. Хорст заметался по комнате, подобный голодному льву в клетке. После восьмого круга заметил, что шагать в одном тапке неудобно и, прыгая на босой ноге, добрался до двери, под которой валялся второй. Натягивая его на ногу, вспомнил о проворном мальчишке, высунулся в коридор, и крикнул:

— Рене! Рене, поди сюда!!!

Малец не заставил себя долго ждать — он мгновенно появился перед Хорстом, и, глядя на хозяина взглядом затравленного зайца, застыл на пороге.

— Рене, ты умеешь читать?

— Да, господин.

— Писать, считать?

— Да, господин, — не понимая, чего хочет он него Гровель, мальчишка совсем стушевался.

— Иди сюда, — ласково, насколько мог, попросил Хорст, и для пущей убедительности поманил Рене пальцем. — У меня есть для тебя работа. Вот, смотри… Ты же помнишь, что я вчера очень больно ударился головой?

— Да, хозяин, — поняв, что прямо сейчас его никто бить не собирается, мальчишка немного осмелел, а Хорсту показалось, что он даже услышал расслабленный выдох.

— Молодец, Рене! Что бы я без тебя делал?! Что-то с глазами у меня сегодня, и голова болит. Вот, видишь здесь несколько толстых книг? — Он показал на полку бюро. — Где-то здесь должны быть мои записи о торговых делах последнего месяца. Ты, пожалуйста, все это прочти, посчитай, а после обеда я должен услышать от тебя доклад обо всех расходах и доходах за последний месяц. Нет! Лучше — за три! Понятно?

— Понятно, хозяин, — Рене уже сообразил, что заняться своими важными делами: перезахоронить крысу, пойманную дворовым псом Караем; рассказать другу Жаку о том как противному Карлу попало сегодня по шее; сгонять на городской фонтан посмотреть на важных карпов, меденно шевелящих прозрачными плавниками — не получится, и потому принимал поручение с поистине монашеским смирением.

— А я потом дам тебе за это монету, — Хорст достал из кошеля, с которым не рискнул расстаться даже во сне, сверкающий золотом лотридор. Пару мгновений покрутил его в пальцах, прикусил, и, словно задумавшись о чем-то, положил монету обратно. — Не эту. Другую дам. Настоящее серебро!

— Хорошо, господин. Только…

— Что, Рене?

— Я так быстро не управлюсь. Может, лучше Карла позвать?

— Нет, Рене, — Хорст сделал вид, что задумался, но на самом деле ему уже давно стало понятно, что с приказчиками в любом случае придется проститься. Не может же господин быть глупее слуг? А в том, что эти два пройдохи очень быстро разберутся, насколько их хозяин несведущ в своем ремесле, Хорст не сомневался ни капли. — Нет, Рене. Ни Карл, ни, тем более, Жакоб, не должны знать об этом поручении! И Эльзе не говори! Это будет наш с тобой маленький секрет. Ты же хотел стать умелым купцом?

— Нет, хозяин, — честно хлопая глазенками, признался Рене, — я хотел стать королевским лейтенантом!

— Вот как? Ну, все равно, такое упражнение тебе очень пригодится! Поверь моему опыту. А насчет срока не беспокойся — до вечера я тебя трогать не буду. Сейчас сбегай на кухню, прихвати там себе чего поесть на весь день, и возвращайся. Дело спешное. А я пойду, поболею.

Устроив таким образом дела, Хорст поднялся в спальню, не раздеваясь повалился на постель, закрыл глаза и принялся представлять себе кучу из пятидесяти трех тысяч двухсот лотридоров. Когда счел получившуюся сверкающую пирамиду достигшей достаточной высоты, стал пересчитывать каждую монету в ней, но, поскольку более чем до сотни никогда раньше не считал, сломался и уснул на восемьдесят второй дюжине.

Глава 7. Бродерик и Гровель

Дорога в столицу содержалась в очень приличном состоянии и конские подковы, звонко цокая по гладким камням, невольно задавали темп течения беседы. Телохранители следовали в почтенном отдалении и, даже если бы захотели, ничего услышать не могли. Бродерик, бодрый и энергичный, рассказывал Гровелю какую-то давнюю запутанную историю о неочевидных правах на престол правящей династии соседнего королевства Герулии. Ганс, вяло со всем соглашавшийся, вдруг улыбнулся и невпопад сказал: