Два мутанта - Тумановский Ежи - Страница 5

Кроме того, во время этих тренировок «ментальное зеркало» внутри, никак себя не проявляло, что заставило Штыка в поисках решения своей проблемы стрелять однажды почти пять часов подряд. Он жутко изранил пальцы и довел мышцы рук и груди до болезненных судорог, а Крот даже начал ворчать, что при такой стрельбе скоро все стрелы придется менять на новые. Зато потом весь вечер Штык наслаждался ощущением полного спокойствия и уверенности, что рецепт лечения найден. Ставшие почти привычными последнее время маленькие черные кляксы, плавающие перед мысленным взором, исчезли без следа, и остаток дня не было ни единого признака, демонстрирующего, что нечто внутри Штыка умеет ловить, трансформировать и отражать чужие идеи, страхи и ожидания. Правда, этой же ночью Буль внезапно проснулся задолго до рассвета и попытался что-то запустить на ноутбуке Крота, мотивируя свой поступок необходимостью доделать какой-то отчет. По задумчивому взгляду старого сталкера, Штык, с трудом отправивший Буля обратно в кровать, догадался, что Крот действительно думал вечером о ночной работе.

Хомяк любил смотреть на стрельбу из лука, поэтому когда убрав со стола после завтрака Штык вышел из дома с луком и стрелами, бывший генерал Решетников, а ныне рядовой Хомяк уже сидел в легком кресле так, чтобы видеть стрелка и мишень. Легкий ветер гнал по озеру мелкую рябь, со стороны горы натягивало легкий туман, а вдалеке справа виднелся чудовищной высоты фонтан, где мощный подводный «трамплин» отправлял в небо ежесекундно не меньше тонны воды.

Крот на охоте носил стрелы в руке. Штыку для стрельбы по мишени это казалось неудобным, поэтому он, провозившись несколько часов, сшил себе из шкуры какого-то животного колчан. И вешал его на пояс, сдвигая за спину. Чуть позже Крот посоветовал, как сделать для него жесткий каркас, и с тех пор извлекать стрелы из колчана стало очень удобно. Стрельба из лука быстро превратилась для Штыка в своего рода искусство, когда на душе становилось легко, а каждый выстрел доставлял настоящее эстетическое удовольствие.

Короткий, немногим больше полуметра, лук удобно лежал в левой руке. Правой Штык медленно вытянул стрелу с коричневым пушистым оперением из длинного меха. Прямо за мишенью небо заслоняла гора. На секунду он замер, впитывая каждое мгновение бездумного счастья ожидания выстрела. Хомяк вытянул шею, стараясь не пропустить ни единого движения. Плавным движением Штык наложил стрелу, поднял лук и натянул тетиву. Глубоко вздохнул. Короткая пауза, щелчок тетивы и глухой звук расщепленной древесины. Стрела торчала на ладонь правее центра мишени. А ей вслед уже летела вторая стрела.

— Здорово! — ахнул Хомяк, провожая глазами третью стрелу, составившую с первыми двумя равнобедренный треугольник.

— Что ж тут здорового? Ни одного точного выстрела, — самокритично сказал Штык, улыбнулся и потянул из колчана сразу две стрелы.

— Мой генерал, — внезапно сказал Хомяк. — Почему Вы хотите от нас уйти?

— С чего ты это взял? — равнодушно спросил Штык и почти без паузы, в одно слитное движение, метнул обе стрелы в мишень. — И сколько раз говорить: на «ты» обращайся.

— Не знаю, — честно признался Хомяк. — Но мне кажется, что вы… ты все время думаешь теперь об этом. Просто идти тебе некуда.

Стрелы вошли в мишень хуже, чем при стрельбе по одной, да и расстояние между ними оказалось слишком велико.

— Не получается двумя стрелами сразу стрелять, — улыбнулся Штык и провел рукой по мягкому «ковру» оперений в колчане.

— Ничего страшного не происходит, — продолжал гнуть свою линию Хомяк. — Ну передаются наши настроения через тебя куда-то еще — ну и что?

— Не передаются, — спокойно поправил его Штык, — а отражаются. Мы все в этом доме давно общаемся как в комнате кривых зеркал: не столько друг с другом, сколько с искаженными отражениями самих себя. И ведь это только начало. С каждой неделей «ментальное зеркало» становится все сильней. Чей страх увидел Буль, когда был абсолютно уверен, что под домом прячется гигантская акула? Свой, отраженный во мне? Твой, отброшенный мной на него? Крота? Он ведь до сих пор уверен, что видел эту акулу собственными глазами!

— Ну почудилось — с кем не бывает? — Хомяк притворно пожал плечами.

— А Кроту, неделю тому назад, «почудилось», что ночью кто-то на горе жег костер. Разумеется, там никого не оказалось.

— И что с того? Мой генерал, вы излишне трагедизируете…

— Нет, рядовой, я рассуждаю холодно и трезво. В один совсем не прекрасный момент, вы начнете стрелять друг в друга. Знаешь, почему? Потому, что один из вас подумает о слепых псах, кровососах или контролере, а все остальные увидят их вокруг себя. Не знаю, что «увидели» «долговцы» Танка, но перестреляли друг друга они именно поэтому.

— Мне кажется, Вы слишком часто думаете об этом и уже нафантазировали себе всякого, — успокаивающе сказал Хомяк. — Все пройдет…

— И все там будем, — в тон ему подхватил Штык. — Я опасен. Это очевидно. Решения найти пока не удалось. И даже у Крота нет идей, что со всем этим делать. Лучше всего мне сейчас оказаться в руках ученых и медиков — там хоть никто из-за меня не пострадает.

— «Я, из-за меня, мне», — передразнил Штыка Хомяк. — А о нас вы подумали?

— Я же сказал: на «ты».

— Никак нет, мой генерал. Если вы не желаете признавать наше право помочь вам в тяжелое время, значит мы будем общаться исключительно на «вы».

— Что ты от меня хочешь? — устало спросил Штык, выдернул стрелу из колчана и наложил ее на тетиву.

— Чтобы вы пообещали, что не сбежите однажды вдруг, куда глаза глядят.

— Да куда ж я побегу, рядовой Хомяк? — сквозь зубы сказал Штык, со всей силы натягивая лук. — Я ведь не дисар. И приборами для определения аномалий пользоваться почти не умею. Мой побег закончится в первой аномалии. Мне бы хотелось избавить вас от своего присутствия, но я не самоубийца.

— Пообещайте.

— Ну хорошо. Обещаю. Доволен?

Лук с такой силой бросил стрелу в мишень, что на миг показалось: между ними — луком и мишенью — легла личная вражда. Легкое костяное острие с треском расщепило доску. Штык хмыкнул и потянул за красное оперение следующую стрелу. Красным Крот помечал стрелы со стальными наконечниками.

— Давай-ка после обеда сгоняем по южному рукаву до заднего склона горы, — примирительно сказал Штык, — Крот говорил, что там охотится иногда на зайцев. А я уже чувствую, что готов бить настоящую дичь. Крот с Булем послезавтра вернутся — а у нас свежая зайчатина на столе.

Отплывая с Булем на три дня, Крот наказывал почаще вытаскивать Хомяка на нетяжелые физические работы, а потом заставлять побольше есть и спать. Да и самому Штыку уже хотелось как следует размяться и ощутить твердую землю под ногами.

— Да разве это зайцы, — рассеянно возразил Хомяк. — Название одно. И жрут не пойми что. А мясо — как резина.

— Ничего, — бодро сказал Штык. — Сплаваем, поохотимся. Ты немножко погребешь, чтоб мышцы поработали, развеешься. Заодно каменной смолы наберем — Крот все равно за ней собирался.

— Не велел Крот без него на берег соваться, — сказал Хомяк, переводя взгляд на Штыка.

— Да брось. Старик перестраховывается во всем. Мы с Булем уже плавали несколько раз, там и аномалий по пути не так много. А после обеда есть пара «окон», когда активность аномалий понижена. Все хорошо будет. Хоть по твердой земле походим.

— Катамаран возьмем? — все так же рассеянно спросил Хомяк, поворачиваясь лицом к далекому берегу южного рукава озера.

— Давай лодку.

9

Несмотря на возможность следить за всем, что происходит в Зоне и даже далеко за ее пределами, чаще всего мое внимание приковано к подковообразному озеру, где в плавучем доме обитают трое людей, не так давно буквально выдернувших меня в мое нынешнее состояние. До того момента, как на Поле Чудес появилась эта троица, я ни о чем не думал, да и вообще походил больше на печального призрака, которому земные страсти не дают упокоиться в могиле.