Злая война - Навара Надежда - Страница 42

— Понятия не имею, — пожал плечами Ангел. — Я этого замка не видел.

— И не увидишь. — Капрал подвигал полено, устанавливая его параллельно грелке. — Бикок сейчас район Милана, университетский городок с небоскребами. А наемник обязан влезать всюду и уметь спать везде, куда положат.

— Или поставят, — добавил Ангел. — Так вот, сюда Колонна установил орудия. — Он положил на переднюю чурку камешек. — За артиллерией стрелки с аркебузами. А следом выстроились ландскнехты того самого фон Фрундсберга и испанская пехота. Сторожить мостик через ров он поставил кавалерию, их там было всего ничего.

— Я так понимаю, мостик тоже был неслабый, — хмыкнул сержант.

— Я думаю, да. Французы выстроились так, как привыкли воевать на открытой местности: справа колонна, слева колонна.

— Точно, хороший мостик, — буркнул себе под нос Дайс.

— Швейцарских кнехтов возглавляли генералы Арнольд Винкельрид и Альбрехт фон Штейн из Берна. Впрочем, эти фамилии тебе ничего не скажут. А вот французами и наемниками, прозванными «Черным отрядом» за вороненый цвет доспехов и черные одежды, чтобы воевать ночью, командовало лицо довольно известное — Джованни де Медичи.

— Слушай, а про кого Дюма в «Двух Дианах» так презрительно отзывался: «При Бикоке, стоя во главе швейцарского полка, он дал перебить почти весь свой полк»? — спросил Капрал.

— Какой-то Монморанси. Вполне приличный маршал, не знаю, за что Дюма создал ему «своего рода омерзительную известность». Хотя Дюма имел привычку обращаться с историей довольно вольно. Так вот. Всей же французской армией командовал маршал Лоутрек, весьма осторожный и нерешительный вояка. Швейцарцы называли его Лаутердрек. По-ихнему — «настоящая дрянь». Он бы вообще в замок не полез, но швейцарцы настояли. Их генералы заявили, что в прошлом году упустили врага из рук, а в этом году они такого не допустят.

— Тс-с-с. Тихо, мужики, — насторожился Капрал. Сам поднялся и на цыпочках подошел к неплотно запертой двери.

Ангел с Дайсом замерли. Только чуть слышно чиркнули стволы по бетону. Капрал постоял, прислушиваясь. Потом смущенно прикрыл дверь и вернулся на место.

— Что там? — прошептал Дайс.

— Отбой тревоги, мужики. Давайте дальше.

Ангел с недоумением посмотрел на своего друга. Не в обычае у того просто так с места вскакивать.

— Да там к нашему командиру гости пришли. Да сиди уже. — Капрал придержал друга за плечо. — Шухову уже без разницы.

Ангел тут же расслабился. И прикурил по новой.

— Кому? — Дайс недоуменно переводил взгляд с одного на другого.

— Да ходит тут по Зоне бывший сталкер. Он когда-то с друзьями до четвертого блока дошел. Те добрыми оказались и Шухова в стене замуровали. Вот с тех пор иногда Черный Сталкер к кому-нибудь в гости на огонек заглядывает. Когда просто лясы со скуки поточить, когда предупредить о чем. В общем, это опасно только для запаса сигарет, — Капрал хохотнул. — Так на чем остановились-то?

— Короче, — продолжил Ангел, — план у французов был такой: швейцарцы стоят на месте, удерживая врага на фронте и отвлекая его внимание на себя; другая половина войска, французы и венецианцы, должна была обойти замок с фланга и атаковать его в более удобном месте. По сигналу, лишь после того как начнется бой на задворках, швейцарцы должны были начать штурм.

— Ага! Хрена вам! — довольно вставил Капрал, потирая руки. — Будут эти берсерки спокойно стоять, когда их товарищи-конкуренты забрались в замок и грабят. Или того хуже — набили немцев и уже шарят по карманам у свежих трупов.

— Фу, — скривился Дайс, — говорил же — мародеры.

— Это жизнь, сержант, — заметил Ангел. — А мы когда вчера щенков упокоили, тоже все карманы вывернули. Кое-что и к рукам прибрали. Вот я одного типа знаю, так он в комбезе с трупа напротив меня сидит.

— Так это ж другое дело. Это необходимость была такая. А грабить трупы…

— Не нам судить. Может, у них тоже необходимость. Вот только не говори мне, солдат, что ты никогда у трупов карманы не выворачивал. Да, да, да. Исключительно при необходимости. А вот кто другой посмотрит — может мародером обозвать. Тогда к этому вообще по-другому относились. Все, что на трупе поверженного врага, победителю принадлежало по закону.

Отвлеклись. Так вот. Вскоре швейцарцам стало не до грабежа. Не знаю уж, почему швейцарские командиры не смогли поддержать дисциплину, но в рядах наемников случилось что-то вроде бунта. Рядовые швейцарцы начали волноваться и кричать, чтобы капитаны, юнкера и солдаты двойного-тройного оклада встали во главе отрядов, а не командовали из задних рядов. Потом, не дожидаясь сигнала, все рванули на приступ, перешли с тяжелыми потерями рвы и атаковали валы. Первым делом их побили снарядами. Коробка-то цель очень удобная. Грех было не воспользоваться. Потом в бой вступили аркебузы: испанцы били залпами, причем первые две шеренги, выстрелив, падали на землю, чтобы дать возможность дать залп третьей и четвертой, и затем вставали снова. Пока землю нюхали, заодно оружие перезаряжали.

— Им даже не надо было прицеливаться, — встрял Капрал. — По традиционным сомкнутым рядам швейцарцев даже из аркебузы практически невозможно было промазать!

— В общем, да, — согласился Ангел. — Короче, те группки, которые добрались до бруствера, увидели перед собой густой лес копий немецких ландскнехтов. Те науку хорошо усвоили. Да и испанские стрелки заканчивать свою потеху и не думали. Ландскнехты и испанцы располагались, как того требовал замысел имперских командиров, не у самого края оврага, а несколько позади. Сам батяня Фрундсберг стоял с алебардой в руке в первой шеренге своих войск.

— «По полю была пищальная стрельба, тут швейцарцам и досталась могила», — процитировал Капрал. — Некий бард Освальд, автор баллады об этой битве. Судя по тексту песни, во время артиллерийской перестрелки ландскнехты опустились на колени, чтобы прочитать молитву. Зачем? Пушки наверняка грохотали так, что Господь при всем желании не мог их услышать.

— Не, думаю, молитва тут ни при чем, — задумчиво вставил Дайс. — Уж очень они вовремя помолиться решили. Заодно и видимость хорошую вражеских рядов обеспечили.

— Та-актик! — Капрал похлопал его по плечу. — Как голова-то? Отпускает?

— А, гильотины все равно нет, — отмахнулся Дайс. Увлеченный рассказом, он забыл на какое-то время о головной боли. — Терпимо.

— Швейцарцы тоже уповали на Бога, но он от них на этот раз отвернулся. — Пожал плечами Ангел. — Один из швейцарских генералов, увидев батяню Фрундсберга, закричал: «А, старый товарищ! Вот где мы встретились вновь — и ты умрешь от моей руки!» Дальше показания расходятся: то ли батяня его убил, а сам был ранен, то ли наплевал, и того просто убили в свалке.

— Вообще-то бой на копьях — это страшное дело! — перебил его Капрал. — Ну да Ангел вчера рассказывал. Все равно мураши по коже, как представлю.

— Лучше издали, из пистолетика. Пых — и бобик сдох, — поддержал Дайс товарища и потянулся за головешкой. Прикурил, глубоко затянулся и с наслаждением выпустил дым.

— Так или иначе, — продолжил Ангел, — но и Винкельрид и фон Штейн, и еще 22 швейцарских капитана пали, пронзенные пиками ландскнехтов, а презренный Монморанси, формально командовавший швейцарцами, чудом уцелел и был взят в плен. 3000 убитых, не считая раненых, остались на поле сражения. А кто у нас в первых рядах оказался, кого выбили гарантированно и в первую очередь? Правильно — элиту швейцарских наемников. Ветераны-райслойферы полегли практически все. Ландскнехты три дня с песнями обирали их трупы.

— «Как шли к Милану, там дали им награду. Ландскнехты их нашли, им подойник завязали. И выбили из страны. Это их большой срам», — пробасил Капрал. Дайс поморщился. Пел Капрал по принципу — «мотив не важен». — Черт, лезет в голову всякая ерунда. А вот еще шедевр барда Освальда: «Так они бежали, и мертвых швейцарцев каждый посетил».

— В смысле, карманы обшарил, что ли? — догадался Дайс.

— Карманы, карманы. А не то, что ты подумал в первую очередь, — подтвердил его догадку Ангел. Капрал закашлялся. Вспомнилась сценка в депо и излом, «уестествляющий» контролера. — Но, по чести говоря, Бикок показал пример полного паралича хваленой швейцарской дисциплины. Когда на первое место становятся деньги, а не работа, за которую эти деньги платят, все разваливается. Разница, казалось бы, небольшая, но очень существенная.