Одержимые Зоной - Китаева Анна - Страница 17

— О, Везунчик очухался, — сказал какой-то тип с синячищем на половину морды и с чёрной банданой на голове.

Ага, Везунчика знают — значит, свои. Во всяком случае, знакомые. А где Кайман?

Мышка поморщилась. Почему-то она не помнила, как очутилась в этом тёмном помещении. Ужасно хотелось пить. Чесалась и слегка побаливала щека. Девушка машинально поднесла к ней руку и тотчас отдёрнула. Ах да, комар! С-сука. Кстати о синячищах, она небось выглядит не лучше этого, в бандане. На себя не похожа, это уж точно. Попытаться сойти за Везунчика?

— Пить! — попросила она.

Губы распухли и не слушались. Получилось что-то странное, вроде «фифь», но её поняли. Бандана протянул ей флягу, всмотрелся.

— Э, да ты не Везунчик! Ты кто такой, пацан?

Мышка выхлебала полфляги воды — не могла оторваться. Её замутило. Да где же Кайман, чёрт его побери? Что она должна отвечать незнакомцу?

— Брат, — сказала она первое, что пришло в голову.

Слова по-прежнему выговаривались кое-как, но Бандана оказался понятливым.

— Ты брат Везунчика? — уточнил он. Мышка кивнула.

— Младший.

Кто-то за спиной Банданы неожиданно заржал:

— Младший! Во даёт пацан! Ну не старший же!

Бандана тоже скривился в ухмылке, смеяться ему явно было больно:

— Тебе сколько лет, младший? Пятнадцать? Гля, мужики, скоро к нам в Зону из детского сада будут бегать!

— Фем… Шем…

Трудное слово «семнадцать» не выговаривалось. Мышка бросила попытки и наконец спросила важное:

— Кайман… где?

Бандана разом помрачнел. Он запустил костистую пятерню под свою бандану и яростно поскрёб там, пытаясь найти ответ.

— Такое дело, пацан… Он, ну… Выброс, в общем… Да тихо ты, не дёргайся! Живой он.

— Пока что живой, — уточнил кто-то негромко, но внятно. Сталкеры посторонились, пропуская Мышку к Кайману. Кайман лежал на спине совершенно неподвижно. Кожа лица обтянула надбровья и скулы, рот запал — получилась жуткая маска. От мёртвого черепа её отличал лишь обострившийся нос.

Качнулся фонарь в чьих-то руках, по безжизненному лицу побежали тени.

Присмотревшись, Мышка поняла свою ошибку. Лицо было живым. Под закрытыми веками сталкера быстро-быстро дёргались глазные яблоки — как бывает у спящего человека, только ещё быстрее. Кайману что-то мерещилось, мозг его лихорадочно работал, и почему-то это напугало Мышку даже больше, чем неподвижность его тела.

— Он… что?

— Попал под выброс.

Бандана смотрел в сторону и говорил угрюмо, с непонятной злостью.

— Он меня спас. Столкнул в подвал, когда уже выброс начался. В итоге я-то в порядке, только морда разбита… — он бережно пощупал синяк, скривился, — а напарник твой, сам видишь…

Подвал? Выброс? Последнее, что помнила Мышка, это как Кайман тащит её на плече. Вниз головой.

— Не люблю должником быть, — цедил по словечку Бандана. — Все знают, Корсар долги отдаёт. Ему тоже отдам. Выброс кончится, на базу рванём, к доктору. Только…

— Может не дожить, — произнёс тот же голос, который назвал Каймана «пока что» живым.

Бандана, то есть Корсар, резко обернулся.

— А ты не каркай, Шаман! Достал уже.

Мышка вытянула шею, чтобы рассмотреть неприятного Шамана. Тот оказался высоким, тощим, сутулым типом. Он что-то вертел в пальцах — как видно, принадлежал к тем беспокойным людям, которые не терпят, если руки пустые.

— Мне бы «ледяную сосульку», — Шаман пустил мимо ушей резкий тон Корсара и говорил как бы сам с собой. — А лучше плазменную. Я бы ему поставил блокаду. А потом «душу», или «светляка», или хоть «гантель». Тогда можно откатить назад. А доктор ему всё равно не поможет…

Мышка сперва и не поняла даже, что Шаман перечисляет артефакты — тем более что названий большинства она прежде не слышала. А сталкер продолжал:

— Совсем бы хорошо, если б «ёлочка» была, или тем более «хрустальный вензель», да где их возьмёшь так сразу? А тут чем быстрее, тем больше шансов.

Он вдруг сделал порхающее движение кистями рук, словно шулер, тасующий карточную колоду, и протянул к Мышке раскрытую ладонь.

— Возьми, пацан, положи ему на переносицу. «Монпансье» — это, конечно, мелочь. Но польза будет.

Мышка недоверчиво приняла из рук Шамана странную конструкцию из проволочек, в которой поблескивали не то бусины, не то кусочки оплавившегося шлака. По её ладоням разлилась мелкая, едва уловимая вибрация.

— Не бойся, — сказал Корсар. — Шаман потому и Шаман, что с артами шаманит. Если сказал, что от сборки польза — значит, польза.

Девушку убедили не столько его слова, сколько вид. Корсару явно полегчало на душе. Чуть помедлив, она опустила перепутанную проволочку Кайману на переносицу. Бусины, коснувшиеся кожи, тотчас прилипли. Больше с виду ничего не изменилось.

— Теперь что? — выговорила она.

— Ждём, когда выброс закончится, — Корсар обвёл взглядом сталкеров. — Кстати! Федор, а ну пойди глянь. Может, уже закончился?

Кто-то с дальнего краю, неразличимый в потемках, встал с места и пошёл прочь, подсвечивая себе фонариком. Через пару минут он крикнул издалека, и голос его донёсся неразборчиво, отражённый углами и стенками:

— Щас уже вот-вот стихнет. Можно выходить.

— Ага. — Корсар стал деловито сосредоточен. — Значит, Шаман со мной. Корень, проверишь могильник с юга. Федор с тобой пойдёт. Сухарь, а ты глянь восточный край, только сам не лезь, понял? Будка, сиди пока тут со своей ногой. Ну, пошли.

— Эй, вы чего? — не поняла Мышка. — Каймана же надо к врачу быстрей!

Сталкеры двинулись в ту сторону, куда раньше ушёл Федор. Никто Мышке не ответил. Грузный немолодой Будка заворочался у стены. Кряхтя, он пристроил поудобнее больную ногу с обмотанным тряпкой коленом.

— Ты, пацан, как там тебя… — сипло сказал он.

— Мышонок, — сердито назвалась Мышка. Будка ухмыльнулся.

— Да уж, точно тебя прозвали. Слушай, Мышонок, на старшего нашего не наскакивай — не по чину. Тем более видишь, он злой. Удава и Пулю мы потеряли. Если б не твой напарник, больше бы наших легло, да и сам Корсар того…

Сталкер со значением замолчал.

— Так что? — возмутилась Мышка. — Он же обещал Каймана к врачу, сразу!

— Ну да, — кивнул Будка. — Сразу и двинем. Как только наши хабар возьмут.

— Хабар!

Мышка отвернулась к стене. Её душили слёзы. Дебил этот, Будка, даже не понимал, судя по всему, о чём она говорит! Он просто представить себе не мог, что ради жизни Каймана они могли бы отказаться от хабара. Уроды! Барыги поганые! А она сидит тут и ничегошеньки сделать не может. Чёрт подери… Мышка попыталась взять себя в руки. Нельзя реветь, а то в ней заподозрят девчонку. И… и что тогда? Озвереют, станут насиловать по очереди, сделают секс-рабыней и будут держать на цепи где-нибудь в таком же подвале? Бред какой, нормальные мужики…

Вот только хабар для них превыше всего.

— Ты это… — подал голос Будка. — Ты на доктора не особо надейся. Кайман твой, как видно, правильный был мужик, спасибо ему. Но чудес не бывает. Зоне всё равно, по понятиям ты живёшь или беспредельщик. Сожрёт, только косточки выплюнет.

— Чего-о?!

Мышка вскочила, нависла над сталкером.

— Почему «был»? Ты его зачем хоронишь?

— Сядь, малец, — вздохнул Будка. — Ты ещё жизни не нюхал. И как тебя брат в Зону отпустил? Я думал, он умней. Ладно, ваши дела. Так вот, я тут уже восемь лет, понял? Видел всякое. Сталкеров, выживших после выброса, тоже видел. Выживает тело, но человека в нём нет. В самом лучшем случае, если только краешком самым задело, можно потерей памяти отделаться. Но Каймана по полной программе припечатало. Он, скорее всего, уже овощ. Понял?

— Я сейчас тебе как дам пинка по коленке! — звенящим от злости голосом выкрикнула Мышка. — Сам ты овощ! Причём от рождения!

Будка даже не разозлился, только головой покачал.

— Что с тобой говорить, — уронил он и замолчал, поглаживая ногу.

Мышка села на место. Посмотрела на Каймана. Сталкер лежал покойник покойником. Проволочная загогулина Шамана мешала рассмотреть, движутся ли глазные яблоки под закрытыми веками.