Железный маршал - Ламур Луис - Страница 3

Около двенадцати лет Том прожил в Нью-Йорке, там ему с самого начала приходилось трудно. Почти каждый день он дрался со сверстниками, а они — крепкие уличные мальчишки — были так же привычны к дракам, как и он, однако у них отсутствовали его врожденная быстрота и сила, приобретенная в работе с кузнечным молотом и тяжким фермерским трудом. Шанаги отколошматил их всех.

Всех, кроме Пегана Раиса, парнишки постарше, который избил его четыре раза. Но Тома били не напрасно, он учился уличной драке. Пеган имел привычку опускать левую руку после удара. Она-то и сослужила ему плохую службу. Однажды Том во время драки улучил такой момент и ответил правой. Удар пришелся Пегану в подбородок. Расчет оказался верным: противник рухнул как подкошенный. Райс встал, Том сделал ложный замах, Пеган обманулся и ударил левой, а Шанаги снова пробил его оборону и попал в лицо. После этого Пегана Раиса он больше не видел.

Шанаги стал посыльным у Джона Моррисси, разнося приказы игрокам и игорным домам, уличным женщинам и букмекерским конторам, где тратил деньги народ попроще.

И все же два-три раза в неделю час или два, а иногда и целый день, ему удавалось поработать с Маккарти. Несмотря на тяжесть труда, а может благодаря этому, в кузнице ему нравилось. И нравился Маккарти. Старого ирландца, честного и прямого, не коснулось разложение нравов, царившее в городе.

Когда Том не работал с Маккарти, он посещал салуны и притоны.

Такие люди, как Моррисси, который контролировал голоса избирателей, считались важными персонами в Таммани-Холле, а Моррисси, обладая врожденной хитростью, старался стать самой важной персоной среди них. Он был вызывавшим восхищение кулачным бойцом и политиком, занимавшимся делами ирландских эмигрантов: находил им работу, улаживал проблемы. Его головорезы, или, как их называли, «толкачи», наводили страх на сторонников оппозиции, охраняли «своих» избирателей, подделывали бюллетени и занимались разными темными делишками.

Все решала личная популярность Моррисси.

Шанаги исполнилось тринадцать, когда совершенно неожиданно он повстречал старую знакомую. Он шагал по Файв-Пойнтс, как и положено хозяину района, по середине мостовой, когда увидел Мейд О'Килларни. Кобыла тащила повозку мясника.

Подойдя поближе и стараясь не обращать на себя внимания, Том внимательно осмотрел лошадь. Тот же шрам над копытом, та же масть. Это она.

Спокойно стоявшая у обочины лошадь вдруг переступила и потянулась мордой к нему. Том погладил ее, а когда из дома вышел посыльный, развозивший мясо, прокомментировал:

— Хорошая лошадка.

— Проворная, — согласился посыльный. — Слишком проворная.

Шанаги запомнил название фирмы, написанное на борту повозки, помахал на прощание рукой и сделал вид, что спокойно отправился дальше. Но завернув за угол, бросился бежать. Он знал, что Моррисси сидит в своем игорном доме, и поспешил именно туда.

Том вошел в комнату и сразу увидел Моррисси за столиком в компании незнакомых людей, перед ним стояла кружка пива, в кулаке, как всегда, зажата сигара.

— Сэр? Мистер Моррисси?

Старик Джон не любил, когда его прерывали. Он резко обернулся, однако, увидев Тома, смягчился:

— В чем дело? Что-нибудь случилось?

— Мне надо поговорить с вами, сэр. Как можно скорее.

Моррисси изумленно уставился на Тома. На протяжении полутора лет с тех пор, как он впервые увидел мальчишку, тот никогда не осмеливался заговорить первым, не путался под ногами, делал, что велено, и держал язык за зубами.

— Что такое?

— Наедине, сэр. Я должен поговорить с вами один на один.

Моррисси отодвинулся от стола.

— Надеюсь, джентльмены извинят меня.

С кружкой пива в одной руке и сигарой в другой, Джон проводил Тома к уединенному столику, уселся и знаком показал, чтобы тот занял место напротив.

— Так в чем же дело, малыш? Ты знаешь, я человек занятой…

— Сэр, я только что видел Мейд О'Килларни.

— Кого? Что за Мейд? Или кто это?

— Лошадь, сэр. Скаковая лошадь. Она развозит мясо по Файв-Пойнтс.

Моррисси взял сигару в рот.

— Скаковая лошадь тянет мясную повозку? Должно быть, она не так уж хороша. Может, сломала что-нибудь?

— Не думаю, сэр. Она выглядит прекрасно, только неухоженная. Я хорошо ее знаю. Она необычайно резвая, и, даже если сейчас не в лучшей форме, от нее можно иметь жеребят, сэр.

— Ладно, парень. Не торопись и расскажи мне все подробно.

Как давно это было? Подложив руки под голову, Шанаги смотрел на шелестящую вверху листву. Десять лет назад? Давно, очень давно.

Медленно и подробно он рассказал Моррисси о Мейд, как присутствовал при ее рождении, как объезжал ее на тренировках и участвовал в первых скачках.

— Мейд выиграла, — объяснял он, — потом опять выиграла. Она победила еще дважды с другим жокеем, затем ее владелец проигрался в карты. Он потерял Мейд, и ее продали какому-то американцу.

Моррисси стряхнул пепел.

— Ты не ошибся?

— Уверен. Первые подковы ей выковал мой отец. Я играл с ней мальчишкой. Нет, не ошибаюсь, да и она меня вспомнила.

— Сколько ей сейчас?

— Пять лет… чуть больше.

Через два дня Моррисси его вызвал:

— Том, мой мальчик, как тебе понравится ездить на мясной повозке?

— Как скажете.

— Тогда считай, что у тебя новая работа. Будешь развозить мясо и проверишь лошадь. Как я понимаю, доставка заказов заканчивается к полудню. Когда освободишься, отведешь лошадь к Фенвею. Завтра воскресенье. Утром выведи ее на дорожку и немного поработай. Легонько. Понаблюдай, как она двигается, не случилось ли с ней чего. Там будет Локлин, он хорошо разбирается в лошадях, присмотрит за вами. Сейчас никаких рекордов, потому что жила Мейд в плохих условиях, и обращаться с ней надо заботливо. Но не вздумай ее вычесывать и скрести. И ни слова никому, ты понял? Ни слова!

Холодным воскресным утром с привкусом тумана в воздухе он вывел Мейд на дорожку, и Локлин ободряюще махнул рукой:

— Один круг, парень. Посмотрим, как она пойдет. Может, мы что-то имеем, а может, нет.

Когда они выехали на дорожку, Мейд вспомнила. Голова ее вздернулась, она закусила удила.

— Не сейчас, малышка. Успокойся… Успокойся! — уговаривал ее Том.

Мейд пустилась галопом и прошла один круг. Когда Шанаги натянул поводья возле ворот, его уже ждал Локлин:

— Хорошо идет. Немного застоялась, вот и все.

Том сделал еще один круг, на этот раз чуть быстрее. Мейд натягивала поводья, стремясь пуститься вскачь, и ему приходилось сдерживать кобылу.

— Как она себя вела? — спросил Локлин, когда они вернулись к началу дорожки.

— Она боец, мистер Локлин, любит выходить из-за спины, и если в ней что-то осталось от прежних времен, она сможет мчаться как вихрь.

С неделю он развозил мясо на повозке, запряженной другой лошадью, очень похожей на Мейд, а после полудня работал на ипподроме. У Мейд была врожденная страсть к соперничеству, она любила скачки и любила побеждать. Шанаги не знал, что задумал Моррисси, но догадывался, что тот рассчитывает заработать на этой лошади кучу денег.

— Том, — однажды позвал его Моррисси, — несколько дней подряд утром приезжай на своей красавице на Барклай-стрит. — Он прикурил новую сигару. — Туда приходит играть один человек, который мнит себя знатоком лошадей. У него есть кобыла. Он хвастается, что она лучшая в мире, а мой друг хочет поймать его на слове.

Мальчик выполнил распоряжение. И вот как-то остановился на Барклай-стрит, чтобы взять пакеты с мясом из повозки и разнести заказчикам. И вдруг в окружении нескольких человек появился Моррисси. Том услышал, как один из них высокомерно заявил:

— Что? Да моя кобыла выиграет у любой из них. Повторяю: у любой!

Шанаги очень хотелось посмотреть на хвастуна, но он сдержался и не обернулся.

— Боб, — произнес другой голос, — ты все время болтаешь о своей драгоценной кобыле. Мы слышим от тебя много, но ничего не видим. По-моему, ты просто треплешься.