Земля Сэкеттов - Ламур Луис - Страница 30

Всю ночь мы курсировали вдоль побережья и по очереди стояли у румпеля, ветер был достаточно сильным. С наступлением рассвета порывы ветра стихли, и наш вельбот слегка покачивался на волнах, а скрытая дымкой узкая полоса рассвета на северо-востоке становилась все светлее и светлее.

Видимость была скверной, и, как мы ни напрягали зрение, корабля нигде не заметили. Взошло солнце, через некоторое время мы поймали легкий бриз и направили наш вельбот в сторону побережья, выискивая удобную бухту или закрытое место в скалах на морском берегу, где можно было укрыться.

Подойдя ближе, мы увидели, что это отлогий морской берег, вокруг которого простиралась болотистая местность, но все же и здесь мы смогли найти приличное укрытие. Саким сноровисто бросил утяжеленный линь в сторону берега, и тот обмотался вокруг ствола дерева, затем мы подгребли ближе к берегу. Увязая в грязи, выбрались на берег и пришвартовались скользящим узлом, сознавая, с какой быстротой нам придется действовать в случае опасности.

Мы разожгли костер, слегка подкрепились, и я занялся изготовлением стрел для своего большого лука.

Присутствия дикарей мы не заметили. Над нами время от времени пролетали дикие утки и гуси, одного гуся я все же поразил стрелой из своего лука. Двое из нас заночевали на берегу, а третий — на вельботе. Мы решили отдохнуть, перекусили и снова продолжали бездельничать, а ближе к вечеру, когда я отправился в сторону моря, чтобы познакомиться с окрестностями, то заметил оленя, которого и подстрелил.

Мы сразу же его освежевали и сняли шкуру, а мясо развесили над огнем, чтобы подвялить его.

Через некоторое время мы перенесли свои вещи на вельбот, забрав с собой все, кроме мяса. Саким вскоре начал выбирать линь, ожидая моего с Руфиско возвращения.

И тут, обернувшись, я увидел несчастного Руфиско. Его тело пронзили четыре стрелы. Более дюжины дикарей бежали в нашу сторону. Саким выстрелил.

Один из нападавших совершил замысловатый пируэт и рухнул на землю, однако гром выстрела не испугал остальных, и они продолжали стремительно приближаться к нам. Я выхватил шпагу и начал посылать колющие удары во все стороны. Ударом сплеча я отсек одному из дикарей занесенную над моей головой руку, в которой тот сжимал томагавк. Саким отбросил в сторону пистолет и, схватив дробовик, заряженный картечью, снова выстрелил.

Дикари бросились в разные стороны, а я помчался к вельботу. Я бежал, держа в одной руке готовую к бою шпагу, и волоком тащил Руфиско, ухватившись за ворот его рубашки. Саким тем временем вывел вельбот на воду. На нас обрушивался град стрел.

Одна из них слегка царапнула меня, другая застряла в одежде, но это было уже не важно, поскольку Руфиско находился уже на дне вельбота. Когда же дикари опомнились и решили вновь броситься на нас, мы были уже далеко за пределами досягаемости их стрел. Ветер наполнил наш парус.

Руфиско смотрел на меня, не в силах вымолвить ни слова, и лишь натужно дышал, а на губах у него выступила кровавая пена.

— Опоздал! — с трудом произнес он. — Теперь уже не будет ни вина, ни девочек, я не буду больше сидеть на солнышке.

Этому человеку не нужно было лгать для успокоения, да он и сам знал не хуже меня, что две стрелы, застрявшие в легких, не оставляют шанса на спасение. Он коснулся обеими руками моей ладони, попытался ее сжать. Быть может, единственное, в чем он нуждался в данный момент, и было дружеское рукопожатие.

Он сплюнул сгусток крови и прошептал:

— Похороните меня в таком месте, куда будет доноситься запах моря.

— Мы можем попытаться вытащить стрелы, — сказал я.

Одна из стрел прошила ему бедро, и из раны вовсю хлестала кровь.

— Пусть все остается как есть. Я давно понял, что не жилец на этом свете. — Он снова сплюнул и продолжил: — Но по крайней мере умру на руках друзей.

Он лежал на боку в вельботе, и я не мог ничем ему помочь, не причинив дополнительной боли. Он так и лежал, закрыв глаза, тяжело дыша, а с его губ не сходила кровавая пена. Я вытер ему губы.

Руфиско снова открыл глаза, лицо его выражало безграничную печаль.

— И день-то какой выдался пасмурный, так жаль, что итальянцу суждено умереть в такой пасмурный день!

— Мы, может, еще успеем добраться до прибрежных островов, — сказал Саким. — И там непременно найдем надежное убежище.

Я продолжал держать его руку своей левой рукой, а правой управлял румпелем. Путь до ближайшей гряды островов оказался довольно долгим, и в какой-то момент во время перехода Руфиско перестал дышать… Не знаю, когда это произошло и в каком именно месте. И лишь только его пальцы разжались, я осторожно опустил его руку ему на грудь. Саким молча смотрел на меня, не в силах проронить ни слова.

Мы потеряли товарища, который был нам очень дорог.

Луна уже давно взошла, когда мы снова добрались до взморья. Это была длинная песчаная полоса, по которой мягко перекатывались волны залива.

Для высадки мы подошли вплотную к берегу, а линь выбросили прямо на песок, чтобы пришвартоваться к какому-нибудь невысокому крепкому дереву. После этого мы перенесли тело Руфиско на берег, выкопали ему могилу выше линии прилива и похоронили именно там, где гуляет ветер и плещется море. Я подумал, что это место чем-то очень похоже на его любимое Средиземноморье, поскольку здесь тоже было внутреннее море, и с такой же теплой водой.

На дереве я сделал зарубку и для верности пометил место захоронения, а утром, когда уже совсем рассвело, выцарапал его имя на большом куске скалы и положил плиту на могилу друга. Даты его рождения я не знал, но высек дату кончины. Я также указал на плите его имя, хотя нужно сказать, что местом пребывания умерших после их смерти станут сердца тех, кого они покидают, память да совершенные ими добрые дела, а не каменные плиты.

И снова — уже в который раз! — мы возвратились на вельбот, отвалили от берега, подняли парус и решительно направили наше суденышко на север. На протяжении целого дня мы не заметили ни единого паруса, не увидели его также и на второй, и на третий, и на четвертый день.

Мы снова высадились на взморье, однако на этот раз с северной стороны прилива. Там я удачным выстрелом убил оленя с расстояния в девяносто шагов и всего лишь одной стрелой. Мы хорошо подкрепились. После этого занялись сбором листьев одного из растений, которое было хорошо известно Сакиму, затем мы вскипятили воду, и у нас получился совсем неплохой напиток.

Отдыхали лежа на песке. Саким с пафосом в голосе сказал:

— Это прекрасная страна, да к тому же такая богатая.

Он вдруг внезапно приподнялся и сел.

— Ты должен остаться на этой земле, здесь должен быть твой дом.

— Здесь? — Я вовсе не был удивлен этим предложением, поскольку подобная мысль не раз возникала и у меня. — Весьма возможно, мне также предстоит обзавестись семьей. Мужчина должен заниматься строительством. Он должен постоянно что-нибудь созидать.

— Ты хочешь иметь сыновей?

— Сыновей и дочерей. — Я приподнялся на локте, устраиваясь поудобнее. — А я вот все думаю про тебя.

— В этом нет необходимости. Однажды уже я продемонстрировал рассудительность, мой друг, но, несмотря на это, был не прочь поволочиться за дамами. И такая дама была… дочь одного очень важного господина. Я был достаточно плутоват и сумел добиться ее расположения, но когда стало известно о нашей связи, рассудок взял верх над всеми иными чувствами, и я моментально ретировался.

— И после этого вы никогда не встречались?

— Для того чтобы меня убили вооруженные охранники? Или упрятали за решетку? А кроме того, она и сама оказалась весьма рассудительной.

— И в чем же это проявилось?

— Когда она поняла, что я исчез, она решила правильно и… вышла замуж за другого. Теперь она очень богата и знатна. А я утратил всякий интерес к ней, и, увидев меня однажды, она попросту и не припомнит, что когда-то знала меня.

— Ты был студентом?

— Мой отец, дед и прадед — все были судьями, судьей должен был стать и я.