Медики шутят, пока молчит сирена - Горобец Борис Соломонович - Страница 20

Теперь мы считаем влияние вытяжки из половых желез на самочувствие Броуна-Секара делом скорее самовнушения, а не физиологии. Но все же можно отнести этого ученого к числу основоположников новой отрасли медицины, науки о внутренней секреции в организме, которая под влиянием греческого языка получила название эндокринологии.

Теодор Бильрот (Австрия, 1829–1894)

Грязь в госпиталях — причина сепсиса*

Еще в середине прошлого столетия среди хирургов господствовало убеждение, что жизнь человека на операционном столе подвергается большей опасности, чем на поле брани. В хирургических отделениях многих госпиталей смертность достигала 60 % оперируемых больных, особенно при ампутации конечностей. Английский хирург Эриксен считал огромным достижением, что в руководимом им отделении смертность не превышала 25 %. Причина столь трагической статистики заключалась в послеоперационной «больничной горячке» (сепсисе), которая всегда кончалась смертью больного. Причем было замечено, что болезнь эта встречается в основном в больницах и редко поражает больных, оперируемых на дому.

Еще в середине XIX века больницы выглядели совершенно иначе, чем теперь. В палатах, никогда не проветриваемых и не убираемых, царили грязь и смрад. Больные лежали на койках, расставленных близко одна к другой, причем пациенты с высокой температурой и гноящимися ранами зачастую лежали рядом с только что перенесшими операции или с предоперационными больными; выздоравливающие лежали рядом с умирающими. В центре операционного зала стоял обыкновенный стол, иногда из неостроганных досок; в углу на табурете стояла миска с водой, в которой врачи после операции мыли окровавленные руки. Инструменты висели в шкафчиках на стенах, откуда их брали без всякой стерилизации. Вместо ваты употребляли корпию, то есть клубки нитей, вырванных из старого полотняного белья, иногда вообще нестиранного. Хирурги приходили в больницу всегда в одной и той же одежде, до предела загрязненной кровью и гнойными выделениями, что не только никого не удивляло, но служило доказательством большого опыта, которым обладал владелец грязного сюртука.

Выдающийся венский хирург Теодор Бильрот пришел к выводу, что главной причиной больничной горячки и высокой смертности от нее является царившая в больницах грязь. В отделении, которым руководил Бильрот, смертность пациентов достигала 42 %. Бильрот распорядился производить ежедневно тщательную уборку всех помещений больницы. Один раз в неделю все палаты поочередно освобождались от больных и коек; палаты проветривали, вытирали пыль с мебели, тщательно убирали и мыли полы. Операционный зал убирали и мыли ежедневно после операций. Бильрот порвал с традицией грязных сюртуков. Не без борьбы он добился от дирекции больницы белых кителей для врачей, притом в таком количестве, какое было необходимо для ежедневной перемены всеми врачами. По примеру Земмельвейса распорядился, чтобы все хирурги перед операцией обязательно мыли руки в хлорной воде. Все эти мероприятия в значительной степени уменьшили послеоперационную смертность в больнице, но Бильрот все же не мог до конца изжить случаи заболевания послеоперационной горячкой. Этого добился несколько позднее выдающийся французский химик Луи Пастер, который для борьбы с микробами применил высокую температуру, прежде всего выпарку хирургических инструментов, то есть повсеместно применяющуюся теперь стерилизацию. Бильрот был превосходным хирургом. Разработал приемы хирургии горла и гортани. С успехом осуществлял резекцию желудка при лечении рака. Бильрот бывал в России. Именно он делал операцию знаменитому русскому поэту Н. А. Некрасову.

Джозеф Листер (Англия, 1827–1912):

антисептика ран фенолом, йодом, сулемой*

Листер начал учиться медицине в 17-летнем возрасте в Лондонском университете. Он заинтересовался хирургией и бактериологией. Работая в госпитале, он задумался над тем, почему открытые переломы, когда обнажаются кости, заживают медленнее и хуже, чем закрытые. Открытые переломы часто кончались гангреной и смертью пациента, тогда как закрытые таких осложнений не давали. Листер обратил внимание на новейшие исследования Пастера в области брожения и гниения. Пастер утверждал, что эти явления вызывают бактерии, которые всегда находятся в окружающем воздухе. Листер решил применить карболовую кислоту (фенол), о противогнильных свойствах которой тогда уже было хорошо известно. Если полить даже слабым раствором фенола нечистоты, то можно уничтожить их неприятный запах («миазмы»). На этом основании Листер заключил, что фенол убивает бактерии. А когда убедился, что фенол ускоряет образование струпа, он без колебаний решил испытать его для предохранения послеоперационных ран от заражения бактериями. Следует, однако, сказать, что французский аптекарь Лемер уже перевязывал раны бинтами, пропитанными карболовой кислотой, незадолго до Листера. Наряду с пластырями, пропитанными фенолом, Листер внедрил в практику обычай хранения хирургических инструментов в растворе фенола, и по примеру Земмельвейса строго придерживался правила: тщательно мыть руки перед началом каждой операции. Метод Листера принес прекрасные результаты: раны заживали скорее, а осложнения встречались значительно реже. В 1871 году Листер применил для защиты операционного поля от бактерий ручные пульверизаторы, с помощью которых слабый раствор карболовой кислоты распылялся так, чтобы во время операции руки хирурга, его инструменты и все пространство вокруг раны орошалось мельчайшими капельками раствора. Предложенный Листером способ пульверизации нашел не только сторонников, но и противников. Впрочем, и сам Листер вскоре отказался от пульверизации. Оказалось, что создаваемый пульверизаторами карболовый туман раздражал ткани раны, мешал хирургу хорошо видеть оперируемое поле. Кроме того, непрерывное соприкосновение рук хирургов с раствором фенола приводило к тяжелым поражениям кожи на руках. Несмотря на это, следует считать Листера одним из основоположников антисептики в хирургии. Следуя его примеру, врачи стали применять и другие антисептические средства, в частности, препараты йода и сулемы.

Рудольф Вирхов (Пруссия, 1821–1902) — основатель клеточной патологии*

«Только клетка является носительницей жизни и одновременно также носительницей болезни, так как болезнь это тоже жизнь, только в изменившихся условиях», — говорил Вирхов. Он был первым ученым, который сделал правильное заключение, что всякая клетка может образоваться только из другой клетки. Эта теория определяла известный прогресс в развитии медицины и позволила понять причины многих заболеваний, в частности, механизм возникновения раковых опухолей. Теория Вирхова удовлетворительно объясняла также причины воспалительных процессов и защитную роль в этих процессах белых кровяных телец.

Сейчас любопытно и печально перечитывать во 2-м изд. БСЭ (1951. Т. 8., С. 158) такие слова: «Советская биологическая наука опровергла эту догму Вирхова. О. Б. Лепешинская экспериментально доказала, что клетки могут происходить не только путем деления существующих клеток, но также и в результате развития живого вещества, не имеющего клеточного строения[18]».

Заслугой Вирхова является также строительство первой канализации в Берлине, что было совершенно необходимо, так как в одном только 1861 году в Берлине умерли от холеры 20 тысяч человек. Во время франко-прусской войны 1870–1871 годов Вирхов организовал полевые госпитали в небольших бараках, стараясь избежать большого скопления раненых для предупреждения заболеваний больничной горячкой. Идея организации специальных санитарных поездов для эвакуации раненых тоже принадлежит Вирхову.

И. М. Сеченов (1829–1905) и С. П. Боткин (1832–1889)

«Сеченов цитировал своего учителя Топорова, который говорил, что мы без микроскопов и градусников Топоровку нажили, это — доходные дома. Была такая гениальная фраза профессора терапии, который учил Сеченова и Боткина. Он не признавал ни градусников, ни микроскопов — вот уровень образования, отталкиваясь от которого два выдающихся сына страны отправились в Германию. Один из них, Боткин, вернулся с клеточной патологией и функциональной диагностикой, а потом очень быстро и с функциональной гематологией, которую он запустил через Михаила Владимировича Яновского. А другой приехал с электрофизиологией от Людвига». <…>