Проклятие демона - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 88

Почти через месяц все трое достигли обжитых земель Вестер-Хонса, а еще через неделю крестьянские сани доставили герцога Тетрафеля в Урсал.

Днем позже в столицу прибыл герцог Калас с намерением никогда более не возвращаться в гнусный Палмарис.

Еще через неделю Констанция Пемблбери родила королю Данубу сына.

ГЛАВА 24

БРАТЬЯ ПОКАЯНИЯ

— Ты ненавидишь всё и всех, — заявила начальствующая сестра Трейса, выступив вперед и указав пальцем на Де’Уннеро.

К середине весны количество чумных больных, пришедших под стены монастыря, вновь возросло, отчего настроение Трейсы еще более ухудшилось. Она была единственной начальствующей сестрой в Сент-Гвендолин и поэтому могла говорить от имени пятнадцати оставшихся в живых монахинь.

Самозваный настоятель пострадавшего монастыря сверкнул на нее глазами, и его злобная улыбка напомнила Трейсе, что она находится отнюдь не среди друзей. Кабинет настоятеля наполняли братья, обращенные Де’Уннеро в веру его толка. Эти уставшие, отчаявшиеся люди жаждали ответов и объяснений тому, что творилось вокруг.

Трейса попятилась назад и вслед за настоятелем обвела недоуменным взглядом лица тех, кого некогда считала собратьями по вере. Узнав о кончине своей наставницы и старшей подруги Делении и других сестер, Трейса спешно вернулась в Сент-Гвендолин и буквально не узнала монастыря. Как разительно изменился Сент-Гвендолин под властью настоятеля Маркало Де’Уннеро! Де’Уннеро начал свое правление с того, что отделил братьев от сестер. Он установил здесь те же порядки, как и в любом мужском монастыре. И это в Сент-Гвендолин — единственном монастыре, основанном ради осуществления религиозных чаяний женщин. Тех немногих женщин, которые посредством щедрых подношений их богатых отцов или через собственное благочестие стремились занять свое место в церкви.

— Ты утверждаешь, что последователи Эвелина навлекли на нас чуму, — тихим, но далеко не смиренным голосом произнесла Трейса.

— Я вполне это допускаю, — спокойно и уверенно ответил Де’Уннеро.

— Голословное утверждение, — возразила начальствующая сестра Трейса.

— Я вполне это допускаю, — повторил Де’Уннеро. — И если мы поверим в то, что чума — наказание Господне, а нам ничего не остается, как поверить в очевидность этого, тогда не понадобится искать доказательств. Доказательства вокруг тебя.

Трейса удивленно посмотрела на него.

— После убийства отца-настоятеля Маркворта церковь Абеля сбилась с пути и утратила свое истинное предназначение, — пояснил Де’Уннеро.

Впрочем, как теперь понимала Трейса, эти слова были обращены не столько к ней, сколько к неофитам Де’Уннеро.

— Сведения, дошедшие с Коллегии аббатов, дают основание думать, что приготовления к канонизации Эвелина Десбриса начнутся уже в нынешнем году. Подумать только — канонизация! Причисление к лику святых человека, повинного в убийстве магистра Сигертона из Санта-Мир-Абель. Я тогда был там и все прекрасно помню! Эвелин похитил большое количество священных самоцветов и бежал из монастыря. Этот мошенник презрел закон и отказался покаяться и вернуться. И теперь — канонизация! Святой Эвелин!

— А почему бы не разобраться во всем этом? — спросила Трейса, но Де’Уннеро не дал ей договорить.

— Это политический трюк, — возразил он. — Так легче усмирить перепуганную толпу. Это выгодно тем, кто преследует собственные цели: нужно только создать героя и воспользоваться его именем.

Де’Уннеро замолчал и с подозрением взглянул на Трейсу.

— То же самое было и при канонизации святой Гвендолин.

За последние несколько веков у многих в церкви возникали тайные сомнения в справедливости причисления Гвендолин к лику святых. Одни намекали на не слишком праведную жизнь этой женщины, другие утверждали, что жившая в третьем веке Гвендолин, которой пришлось быть и воином, и врачевательницей, забыла о месте, отведенном Богом женщине. Однако почти никто не отваживался вслух осуждать Гвендолин или кого-либо из святых.

Трейса оглянулась, надеясь, что хоть кто-нибудь ее поддержит и осудит богохульство Де’Уннеро. Увы, братья, с которыми она провела в благочестивом служении немало лет, теперь твердо стояли на стороне чудовища из Санта-Мир-Абель.

— Как можно называть себя верующим и одновременно сомневаться? — с пафосом спросил Де’Уннеро.

Он стремительно заходил по кабинету, воздевая руки.

— Разве мы не являемся свидетелями испытаний, ниспосланных на землю, разве мы не видим страдания и смерть? Мы — защитники слова Божьего, мы должны вести людей к благочестию и праведности. Если мир вокруг нас рушится, то мы, чада церкви Абеля, не можем не признать своей вины. Нет, мы должны принять эту вину и сделать ее оружием в борьбе со злом.

— А разве не то же самое утверждает новый настоятель Сент-Прешес? — осмелилась заметить Трейса.

Де’Уннеро засмеялся.

— Неужели начальствующая сестра Трейса не понимает простых вещей? — спросил он. — Все началось с дерзкой ошибки Эвелина. Неудивительно, что она привела его самого к краже и убийству.

Несколько монахов встретили эти слова одобрительными возгласами, потрясая сжатыми в кулак руками. Монастырь становится опасным местом, — подумала Трейса. Более опасным, чем чума!

Обличительный монолог Де’Уннеро продолжался. Он громил Эвелина, Джоджонаха, Браумина Херда, предателя Фрэнсиса и вообще всех тех, кто не был согласен с его воззрениями. Закончив говорить, он встал напротив ошеломленной Трейсы. Глаза Де’Уннеро пылали бешеным огнем. Монахиня отшатнулась, боясь, что он вот-вот ударит ее.

— Отправляйся в свою келью, сестра, — уже спокойным голосом произнес Де’Уннеро. — Или иди туда, куда тебя ведет твое сердце. Но помни: теперь я являюсь настоятелем Сент-Гвендолин. Я дам тебе некоторое время, чтобы ты освоилась в новой обстановке. Но предупреждаю тебя при свидетелях, здесь и сейчас: если ты вздумаешь мне противоречить, то быстро лишишься ступени начальствующей сестры. Не заметишь, как окажешься в положении сестер-первогодок. Только дисциплина даст нам возможность пережить нынешние мрачные времена, и я не позволю начальствующей сестре Трейсе проявлять неповиновение.

Он повернулся и махнул рукой, чтобы она уходила.

Прежде чем уйти, сестра Трейса обвела долгим взглядом своих бывших собратьев, а ныне — последователей Маркало Де’Уннеро.

Прошло две недели. Как Де’Уннеро и ожидал, в течение этого времени сестра Трейса ничем ему не мешала. Стояли теплые, влажные весенние дни. Настоятель проводил их, укрепляя свое влияние на ревностных молодых братьев, которым хотелось знать, почему мир сошел с ума и кто в этом виноват. Де’Уннеро продолжал произносить обличительные речи, не забывая помянуть в числе своих врагов и Фио Бурэя. Речи становились все взволнованнее, а аплодисменты взбудораженных слушателей — все громче.

Между тем Де’Уннеро сознавал: так долго продолжаться не может. Захват им поста настоятеля не признают и не узаконят. Поэтому он совсем не удивился, когда однажды утром к нему вбежал молодой монах и взволнованно сообщил о прибытии из Санта-Мир-Абель магистров Гленденхука и Мачузо в сопровождении двадцати монахов, включая и нескольких братьев ступени безупречных.

— Проводить их сюда? — спросил монах.

Де’Уннеро хотел было утвердительно кивнуть, но передумал.

— Нет, не сюда. Я встречусь с ними во дворе. И вот что, брат, — добавил он, видя, что монах готов броситься выполнять его распоряжение, — оповести всех в нашем монастыре. Пусть они будут свидетелями этой встречи.

— Да, мой настоятель, — произнес молодой монах и выбежал из кабинета.

Сам Де’Уннеро еще довольно долго оставался в кабинете. Он хотел, чтобы все его последователи успели собраться во дворе и собственными глазами увидеть то, что должно произойти. Наверняка Гленденхук и другие посланцы Санта-Мир-Абель попытаются навязать здешним братьям свою волю. Что ж, для него настает ответственный момент. Скоро Де’Уннеро сможет проверить, насколько мужественны его последователи и насколько они преданы ему.