Винтовка Фергюсона - Ламур Луис - Страница 6

Мы оставались настороже. Мое детство обрело новую значимость: развитая тогда внимательность вновь пошла на пользу. Я скоро приучился к движению растительности, вызванному ветром, и мгновенно отмечал всякое отклонение.

Интересовался я и другими вещами — ученый во мне не желал отступаться. Уже давно меня занимало влияние климата на историю человечества, особенно на передвижение народов. Внезапное появление гуннов или готов в Европе, к примеру, и первые миграции кельтских племен — что явилось причиной? Давление соседей, растущих в числе? Засуха? Извечное стремление к солнцу? Испокон веков люди занимали свободные пространства, и мы в Америке не отличались от тех же готов, монголов, индо-арийцев, и я задавался вопросом: имели ли мы выбор? Растения немедленно заселяют площади, к которым приспособлены, видимо, тому же принципу подчиняются нации.

Несколько раз нам встречались следы неподкованных лошадей. Целенаправленное движение ясно указывало, что это не дикие лошади, на них ехали индейцы. Я начинал понимать: мой «фергюсон» дает мне безопасность, недостижимую для остальных. И насчет костюма я передумал. Что-то больше подходящее для дороги мне необходимо, но выбрасывать старую одежду не следует, пригодится для официальных случаев. Я припомнил, что американские индейцы большое значение придают соблюдению достоинства и обожают церемонии, и надо отнестись к ним соответственно.

Ото так и не появлялся — скрылся вместе с приятелями, приглашенными на налет. Неожиданность нападения и столь же внезапный конец удивляли меня до сих пор.

Через три дня высокотравье осталось позади. Однако краев с короткой травой мы еще не достигли, они лежали дальше к западу. Рослый бородач, виденный нами раньше, пропал везде, кроме понижений вдоль ручьев. Остался пырей, мятлик, иногда участки грамы и бизоновой травы, что указывало на жаркий, сухой климат.

За водой мы спустились к реке Платт. Широкое песчаное русло, вода мелкая, солоноватая на вкус. Напившись, мы отъехали подальше назад и устроились на ночь в кучке деревьев на возвышении, откуда было удобно стрелять во все стороны.

Сэнди и Хит отправились пасти лошадей, прочие занялись обустройством лагеря, а я скроил охотничью рубашку и пару портков. Кожа не была выделана как надлежит, в пути сделать это почти невозможно. Дома у меня лежало гладкое бревно — расправлять на нем шкуру и соскабливать жир и пленки. Теперь приходилось обходиться чем попало. Замочить дня на три свой материал в воде, размешанной с древесной золой, я тоже не мог. Мочил на остановках и по мере сил отскребал потом волосы. Мозги антилоп мы сохранили, они высохли. Я перетопил их с салом, втер смесь в шкуры, растянул их и аккуратно скатал, чтобы через пару дней отскоблить окончательно и прокоптить. У индейцев такими делами занимались женщины, ну а мне выпало трудиться самому или не было бы у меня пригодной кожи. А я все-таки хотел сберечь свой нынешний наряд для торжественных оказий.

Нелегкой была жизнь у краснокожих — и у мужчин, и у женщин. Продержаться в дикой стране значило много работать, и у скво, во всяком случае, работа не кончалась никогда.

Не успело солнце скрыться, Дегори Кембл привез лучшие части бизоненка. Уже сидя у костра и обгрызая кость, он сообщил:

— В той стороне я кое-что приметил, обещающее неприятности.

Мы глядели на него и ждали. Пожевав еще, он продолжил:

— Отпечатки мокасин… и сапог тут же. Пожалуй, трое белых мужчин, испанцев, надо думать.

— Нам какое дело? — спросил Хит.

— Они не шибко жалуют гостей, — объяснил Толли. — Бонапарт увел Луизиану у Испании, потом уж продал нам. Южнее у них имеется деревня-другая, и кто появляется поблизости — сразу в тюрьму. — Он очертил рукой горизонт. — Испанцы заявляют права на большую долю здешних территорий, а никто еще толком не определял границы. Слыхал я, в Колорадо французские солдаты искали золото и испанцы науськали на них индейцев юта.

— Тогда не мешает вести себя поосторожней, — предположил я. — Как считаешь, видели они нас?

— Вряд ли, — высказал мнение Кембл, — но их большой отряд, человек сорок будет. Охотясь, кто-то мог забрести достаточно далеко к востоку, чтобы углядеть нас.

Заканчивали еду мы в молчании, потому что было о чем поразмыслить. Оторвавшись далеко от своего народа, мы не могли рассчитывать на помощь, у испанцев и индейцев имелись поселения неподалеку, а мы семеро точно очутились на другой планете.

Однако такое положение дает и силу. Не на кого свалить заботы — полагаешься на одного себя. Наша проблема являлась исключительно нашей, и что надо будет сделать — мы будем делать сами. Оглядываясь кругом, я решил: лучших людей я бы не подобрал. Как и те, кого я видел раньше, пробирающихся на запад любыми подвернувшимися средствами, они сами свершили свой выбор. Каждый в своей душе. Ни король, ни генерал, ни президент не приказывали им: «Вперед». И, узнав, что им предстоит, они не повернули назад.

И я понял, что наконец пришел домой. Я учился за границей, сам читал лекции, завтракал с президентом Джефферсоном, числил среди своих друзей капитана Мериуэзера Льюиса, Генри Дирборна, доктора Уильяма Торнтона, Гилберта Стюарта и графа де Волнэ, но моим народом были эти люди, и вокруг простиралась моя страна.

Айзек Хит повернул голову ко мне.

— Верно это, Чантри? Что нет границы?

— Никакой границы не прокладывали. В чем заключается одна из причин для экспедиции Льюиса и Кларка? Не только выяснить, что в тех краях есть, но и подтвердить наше присутствие на территории.

С краю светового круга появился Шанаган.

— Идут сюда, — тихонько произнес он. — Пятеро или шестеро.

Говорил он в пустое пространство. Словно духи, мы растворились в окружающей тьме. На счастье, у меня хватило самообладания прихватить кофе. С винтовкой в правой руке я прихлебывал из чашки в левой. Прозвучал оклик на испанском языке, я на том же языке отозвался, быстро шагнув вправо. Выстрелов не было; судя по звуку, приближались конные. Два испанца, четверо индейцев. Ступив на свет, я пригласил их сойти с лошадей. Они так и поступили и подошли к костру. Шедший первым хладнокровно оглядел меня.

— Капитан Луис Фернандес! Офицер испанской армии.

Я слегка поклонился. Заметно было, что он удивлен моим костюмом.

— Приятно встретиться с вами, senor, — ответил я, — так далеко от вашего дома. Рад приветствовать вас в нашей стране от имени американского народа.

С тем же успехом можно нанести удар первым, рассудил я.

Он, несомненно, испытал шок.

— В вашей стране? — возмущенно воскликнул он. — Но ведь это испанская территория.

Из тени выдвинулись остальные члены нашей группы. Все, кроме Шанагана и Боба Сэнди, те благоразумно остались на страже.

— Выпьете с нами кофе, капитан? — предложил я. И добавил: — Не знал, что притязания вашего короля заходят настолько далеко. Но в любом случае, Луизиана продана императором Наполеоном Соединенным Штатам.

Он изумленно уставился на меня. Моя уверенность несколько сбила его с толку. Он принял кофе, перебежал глазами с одного нашего лица на другое и неожиданно взорвался:

— Не верю! Быть такого не может!

— Это правда, — заверил я и прибавил: — В иных обстоятельствах, капитан, ваши слова меня бы оскорбили, но, учитывая ситуацию, я пропущу их мимо ушей. — Не давая ему продолжить, я объяснил: — Земли вернулись к Франции по секретному договору, заключенному в Сан-Ильдефонсо. Мое правительство об этом дозналось и начало переговоры. Вам известно, что бунт рабов на Гаити и грозящая война с Англией оставили императора без средств. Сенат одобрил сделку, и двадцатого декабря 1803 года мое правительство формально вступило во владение этой областью. Повторяю: мы приветствуем вас как гостя.

Капитан Фернандес покраснел от злости. Эбитт открыто улыбался, Кембл и Толли едва сдерживали веселье.

— Чушь какая! И в любом случае здешний район к Луизиане не относится. Он под управлением Санта-Фе.

— Понимаю ваше удивление, капитан, — мягко ответил я. — В такой местности, без выраженных примет, частенько заезжаешь дальше, чем сам сознаешь. Все же сейчас вы порядочно углубились в земли американцев.