Вечный герой - Муркок Майкл Джон - Страница 41

— Перемирие, лорд Эрекозе? — граф Ролдеро изумленно вытаращил глаза. — Неужели ты лишишь нас последней и заслуженной победы? Последней и самой сильной радости? Нашего величайшего триумфа? Мир, надо же!

— Да, — сказал я, — мир. А теперь ступайте назад. Сообщите войску, что я жив.

— Мы легко можем взять этот город, Эрекозе, — крикнул мне Ролдеро. — К чему все эти разговоры о мире? Мы можем раз и навсегда уничтожить элдренов. Неужели же ты вновь поддался их проклятым чарам? Неужели они вновь заморочили тебя своими сладостными речами?

— Нет, — ответил я ему, — я сам первым предложил заключить перемирие.

Ролдеро от отвращения даже сплюнул.

— Мир! — и подал знак своим сопровождающим воззращаться в лагерь. — Наш Герой, видно, сошел с ума!

Арджав задумчиво поскреб подбородок:

— Ну вот, я вижу, у тебя уже начались неприятности.

— Они боятся меня, — сказал я ему, — и они мне подчинятся. Они станут мне подчиняться — по крайней мере, пока.

— Что ж, будем на это надеяться, — сказал Арджав.

Глава XXIV

Расставание

На этот раз в Некранале меня не встречали радостные толпы — слухи о моем новом решении меня опередили. Люди с трудом могли поверить этому, но, поверив, оказывались жестоко разочарованными мною. Они считали, что с моей стороны это проявление слабости.

С тех пор как Иолинда стала королевой, я не видел ее. Вид у нее был весьма высокомерный, когда она проследовала через тронный зал мне навстречу.

В душе я даже немножко посмеялся. Я чувствовал себя примерно как давний отвергнутый поклонник, который спустя много лет явился посмотреть на объект своего поклонения и увидел, что дама замужем и проявляет весьма неприятные свойства характера. В какой-то степени я даже почувствовал облегчение…

Однако это длилось недолго.

— Что ж, Эрекозе, — сказала она, — я знаю, зачем ты здесь, знаю, почему ты предал свои войска, нарушил данное мне слово — свою клятву уничтожить всех элдренов до конца. Каторн все рассказал мне.

— Каторн здесь?

— Он примчался сюда сразу же, как увидел тебя в окружении твоих элдренских друзей на стенах Лус Птокаи: ты делал свое предательское заявление о мире!

— Иолинда, — я старался говорить как можно убедительнее, — я убежден, что элдрены чрезвычайно измотаны войной. У них никогда не было даже намерения угрожать безопасности Двух Континентов. Единственное, к чему они стремятся, это мир.

— Да, у нас воцарится мир. Когда раса элдренов будет стерта с лица Земли!

— Иолинда, если ты любишь меня, по крайней мере, выслушай!

— Что? Если я люблю тебя? А как же лорд Эрекозе? Разве он по-прежнему любит свою королеву?

Я открыл было рот, но не смог сказать ни слова.

Вдруг в глазах ее заблестели слезы.

— О, Эрекозе… — теперь она говорила куда нежнее и тише, — неужели все это правда?

— Нет, — сдавленным голосом сказал я. — Я все еще люблю тебя, Иолинда. Мы с тобой станем мужем и женой…

Но она уже поняла. Раньше она только подозревала, но теперь знала твердо. И все же, если окончательный мир зависит лишь от того, как я буду вести себя с ней, то я готов был продолжать лгать, притворяться, уверять ее в неизменности моей страстной любви к ней, жениться…

— Я по-прежнему хочу, чтобы ты стала моей женой, Иолинда.

— Нет, — возразила она. — Нет. Этого ты не хочешь.

— Но я женюсь на тебе, — в отчаянии воскликнул я, — как только дело дойдет до мирных переговоров с элдренами!..

И снова ее огромные глаза сердито сверкнули:

— Ты оскорбляешь меня, лорд Эрекозе! Только не при этих условиях. Нет. Никогда! Ты виновен в государственной измене, в измене всему Человечеству! Все уже говорят о тебе только как о предателе.

— Но ведь я же завоевал для них целый континент! Я захватил Мернадин!

— Кроме Лус Птокаи, где тебя ждет эта твоя элдренская ведьма, эта шлюха!

— Иолинда! Это неправда!

Но это была правда.

— Ты несправедлива… — начал было я.

— Ты самый настоящий предатель! Стража!

И тут же, словно они стояли за дверьми наготове, в комнату ворвались человек двенадцать из королевской гвардии во главе с лордом Каторном. В глазах его светилось торжество, и я окончательно уверился в причине его постоянной ненависти ко мне: он всегда мечтал заполучить Иолинду.

Потом я понял, что даже если я успею выхватить меч, то он все равно постарается немедленно убить меня.

Но меч я все-таки выхватил. Меч Канаяну. Сверкнула сталь, и блеск ее отразился в черных глазах Каторна.

— Взять его, Каторн! — крикнула Иолинда. Голос у нее сорвался от ярости. Я предал ее. Я не смог стать той силой, которая была столь необходима ей. — Взять его! Живым или мертвым! Он предал свой собственный народ!

Для нее я был предателем. Она действительно была уверена в этом. И именно поэтому я должен был умереть.

Но я все еще надеялся хоть что-то спасти.

— Это несправедливо… — начал снова я, но Каторн уже осторожно подбирался ко мне, сзади него полукругом надвигались гвардейцы. Я прислонился спиной к стене возле окна. Тронный зал находился невысоко. За окном были личные сады королевы. — Подумай, Иолинда, — сказал я. — Прикажи им остановиться. Тобой движет ревность. Я не предатель.

— Убей его, Каторн!

Но это я убил Каторна. Когда он с искаженным ненавистью лицом бросился на меня, мой меч, сверкнув в воздухе, обрушился прямо на это лицо. Он дико вскрикнул, споткнулся, стремительно поднес к лицу руки и вдруг как бы съежился в своих позолоченных доспехах, а потом с грохотом рухнул на каменные плиты пола.

Он был первым человеком, которого я вынужден был убить.

На меня набросились и остальные гвардейцы, но с куда меньшим рвением. Я выбил у нескольких из них мечи, еще парочку убил, отогнал остальных назад, краем глаза заметив, что Иолинда наблюдает за мной с залитым слезами лицом, и отступил к подоконнику.

— Прощай, королева. Теперь ты окончательно утратила своего Героя.

И я выпрыгнул в окно.

Я приземлился прямо на розовые кусты, и шипы здорово исцарапали меня; выбравшись из их колючих лап, я бросился к воротам, гвардейцы преследовали меня по пятам.

Я рывком распахнул ворота и бросился по склону холма вниз, все дальше от дворца, на извилистые улочки Некранала. Гвардейцы не отставали, к ним присоединились толпы завывающих горожан, которые вообще понятия не имели, ни зачем я понадобился гвардейцам, ни кто я такой. Просто эта охота доставляла им удовольствие.

Итак, все сложилось наихудшим образом. Иолинда позабыла обо всем в тумане горя и ревности. И скоро из-за ее решения должно было пролиться куда больше крови, чем ей самой требовалось.

Я бежал, сперва не разбирая дороги, а потом свернул к реке. Я надеялся, что команда моего судна по-прежнему верна мне. Если это так, то какой-то шанс на спасение еще оставался. Я влетел на палубу корабля прямо перед носом у своих преследователей. И завопил:

— Отдать концы!

На борту оказалось не более половины команды. Остальные были на берегу, в тавернах и прочих увеселительных местах. Но матросы поспешно бросились исполнять мой приказ, сели на весла, и мы вышли из порта, оставив у причалов и гвардейцев, и беснующуюся толпу.

Так началось наше бегство по реке Друнаа.

Им удалось подготовить корабль и послать его за нами вдогонку лишь спустя некоторое время, так что мы успели достаточно сильно оторваться. Команда не задавала мне никаких вопросов. Они привыкли к моему вечному молчанию, к моим, порой совершенно неожиданным, поступкам. Но примерно через неделю после того, как наш корабль вышел в море и взял курс на Мернадин, я кратко сообщил своей команде, что теперь являюсь изгнанником.

— Но почему, лорд Эрекозе? — изумился капитан. — Это ведь несправедливо…

— Да, это несправедливо, мне тоже так кажется. Можете назвать это вероломством королевы. Я подозреваю, что Каторн что-то наплел ей про меня, вызвав столь сильную ненависть ко мне.