Форпост. Тетралогия - Валерьев Андрей Валерьевич - Страница 31

Мужчина и не заметил, как у него подкосились ноги, и он рухнул на сухую траву.

— Ты понял, да? — очкастый негромко рассмеялся, а потом закашлялся. — Приехали. Последняя остановка.

Его приятель, пожилой измождённый мужчина, молча сидел, морщился и держался за сердце. Было видно, что ему очень плохо. Романову тоже было ОЧЕНЬ плохо. Мозг онемел, в затылке возникло ощущение пустоты, а в животе ледяным холодом разливался ужас.

В полном молчании прошло несколько минут.

Привычка думать, заложенная у Володи отцом, сработала и сейчас. Перезагрузившись, нейроны мозга ожили и зашевелились. Взгляд Романова приобрёл осмысленное выражение, а вонь, идущая от соседей, заставила босса подняться на ноги и отойти. Никаких идей, что делать дальше у Владимира не было, но первый шок уже прошёл.

— Надо пойти ребят позвать. — Очкастый тоже поднялся на ноги.

— А с ним что? — Романов указал дубинкой на второго. Очкастый обернулся, и Володя изо всех ударил его по затылку. Страшно хрустнула кость, и бедолага без звука свалился на землю. Пожилой, всё так же держась за сердце, поглядел в глаза Володе, грустно улыбнулся и, подставляя макушку, наклонил голову.

Свет слепил глаза. Уже ничего не видя, Романов сделал два шага вперёд.

Мир вспыхнул.

Очухался Володя минут через пятнадцать, сидя на холодной земле в двадцати шагах от убитых им людей. Зачем он это сделал, Романов не знал. Руки действовали словно сами по себе, подчиняясь подсознательному рефлексу или, может быть, интуиции. Впервые в жизни убив, Володя не испытывал никаких эмоций. Вопреки ожиданиям, его совсем не тошнило, и было абсолютно на всё наплевать. Посмотрев на окровавленную дубинку, мужчина зашвырнул её подальше и, снова поднявшись на ноги, двинул к лагерю.

Пора было будить этих… людей.

Через два часа следы автомобиля привели изнывающих от жажды путников к небольшой рощице, в центре которой был родник.

"А что, в принципе, наверное, я прав, — Романов развалился в тени и наслаждался покоем. — Информация — это знание, знание — это сила, сила — это власть, а власть"…

Володя довольно зажмурился — про исчезнувших доходяг никто ничего не спросил. Ни утром, ни сейчас. Избавившись от совсем опустившихся "соплеменников", все с облегчением вздохнули и сделали вид, что их и не было. Возле рощицы один из братьев сбил палкой большую птицу, и теперь народ наслаждался, тишиной, покоем, чистой водой и птичьими косточками. Мясо руководство оставило себе.

"В конце концов, такие козыри всегда пригодятся. Этих, которые на машине, догоним и поторгуемся. Лишний туз не помешает", — настроение улучшилось и, свистнув Машке, Романов направился к ближайшим кустам.

Привал возле родника растянулся на три дня — как ни торопил с выходом Владимир, его не слушали, и никто не сдвинулся с места. Все отдыхали, охотились на птиц, в изобилии водившихся в округе, ели и спали. Снова ели и снова спали. Ниже по течению устроили помывочную и постирочную. Лишь на четвёртое утро, окончательно распугав всю живность на километр вокруг, приободрившийся народ, понаделав себе на всякий случай деревянных копий и дубинок, тронулся в путь.

Впереди, далеко-далеко, на самом краешке горизонта, появилась едва различимая самым острым зрением тонкая полоска моря.

— Молодцы, девочки! Сегодня все отлично поработали! — Алина, одетая в сногсшибательное танцевальное платье из латиноамериканской программы, хлопнула в ладоши. Женщины остановились и оживлённо зашумели — танцевать нравилось всем. Песнопения у костра народу, в итоге, приелись и Николай, с согласия Ивана, предложил Алине устроить танцевальный кружок, волевым решением записав туда всех жителей посёлка. После двух занятий в кружке осталась одна "молодёжь": Оля, Света, Ксюша, Дима и Юра-студент. Парни, после того как Светка, наконец, определилась, потихоньку помирились и хоть лучшими друзьями не стали, но, по крайней мере, уже не дрались при каждой встрече. Зато все остальные каждый вечер присутствовали на занятиях, с удовольствием наблюдая за танцующими парами. Да и Алина, чувствуя, какими влюбленными глазами на неё смотрит ЕЁ мужчина, каждый вечер выходила в новом платье и туфлях. Народ ошарашено пялился то на сверхэротичные костюмы из "латины", то на белоснежные бальные платья из европейской программы. На фоне плетня кухни, костра и хаты, крытой камышом, смотрелось это шизово.

Поболтав ещё немного, люди разошлись "по домам" спать.

— Солнышко, ты у меня самая красивая на свете! — От переполнявшего его счастья Иван задыхался и говорил банальные вещи — мозги отключались. Дежурить всю ночь возле костра не хотелось совершенно. Хотелось послать всё куда подальше, обнять жену и унести её в палатку. И не вылазить оттуда никогда. Словно прочитав мысли мужчины, женщина нахмурилась и шутливо погрозила ему пальцем.

— Яволь, мой генерал! — Маляренко попытался щёлкнуть каблуками и поплёлся на пост.

"Да! Он — мой! Хм. Так просто…"

Иван подбросил хворосту в костёр и уселся поудобнее. Середина вахты. Поспать бы. Маляренко поёжился — прохладный ночной ветер с моря пробирал. И если днём было всё ещё тепло, а временами — даже жарко, то по ночам уже вовсю ощущалась осень.

— Завтра с утра отпрошусь у Серого, — Иван зевнул. — На море сходим, искупаемся.

— Эй! Кто-нибудь! — тоненький дрожащий голосок, раздавшийся из-за забора, мигом вывел Ваню из сонного состояния. Подхватив горящую ветку из костра и сжав покрепче копьё, Маляренко с бешено колотящимся сердцем пошёл на голос.

— Ау! Отзовитесь, пожалуйста! — незнакомый девичий голос нервно прерывался, грозя перейти в рыдания. — Ну, пожалуйста. Отзовитесь.

Иван подошёл к калитке и, не придумав ничего лучше, спросил:

— Кто там?

Рыдания перешли в злую истерику:

— Млять! Это я, почтальон Печкин!

В "офисе" собрались все мужчины племени. Вождь держал совет. Пришедшая полчаса назад в посёлок девушка, тощая, как супермодель, рассказала поразительные вещи. Оказывается, вот уже двое суток в кустарнике у дальнего ручья, всего в часе ходьбы от них, скрываются десять человек. И все эти люди, пришедшие по следу машины с северного побережья, готовятся напасть на посёлок! У Маляренко это не укладывалось в голове.

— Голодных — подкормим, больных — как-нибудь подлечим, место в посёлке — найдём. Но нападать-то зачем?! Что мы вам сделали, а?

Все посмотрели на девушку.

— Звать то тебя как? — Вождь оправился от огорошивших его новостей и попытался взять себя в руки.

— Мария. Можно просто Маша. — Поевшая холодной ушицы девушка немного успокоилась и ожила.

— Там боевик один есть, он три раза сюда приходил. Через дыру в заборе за вами наблюдал. Всех вас пересчитал. Говорит, что микроавтобус — его собственный.

Мужики угрюмо переглянулись. Маляренко почесал репу и запалил новую лучину.

— А дальше?

— Им женщины ваши нужны. А вы — нет, — Маша сжалась в комочек и, не глядя на окружавших её мужчин, тихо добавила. — А то я там одна осталась. На девятерых.

Коля выдвинул вперёд нижнюю челюсть и закаменел. Было видно, как побелели костяшки пальцев на его кулаках.

У Ивана от злобы помутилось в голове. Сжав зубы, чтобы не разораться, он едва процедил.

— Дальше.

От страха девчонка сжалась ещё больше. Маляренко её пугал.

— Там есть босс, он опасный, очень-очень опасный. Приёмы разные знает. И два здоровяка у него на подхвате, — взгляд девушки потяжелел. — Гады. Остальные — "бомжи".

— Подробней. — Ярость разъедала Ивану мозг.

— Они бесправные, работают на этих троих. Почти все или больные, или тощие. Ходят еле-еле. Володя, босс, пообещал им женщин и еду, и они готовы драться.