Такер - Ламур Луис - Страница 5

Кон большей частью молчал, но когда долгие часы едешь рядом с человеком, волей-неволей узнаешь его. Кон никогда не делал лишних движений и никогда не поступал необдуманно. Он был предельно осторожен на переправах и в тех местах, где Хеселтайн и его дружки могли устроить засаду. Он никогда не объяснял свои поступки, но по всему было видно: он знает, что надо делать.

Однажды я пересказал ему, что Док и Малыш говорили мне о Бобе Хеселтайне. Внимательно выслушав меня, Кон сказал только: «Никогда не знаешь, как поведет себя человек в решительную минуту, пока эта минута не наступит».

Мой отец умер, не оставив мне почти ничего. В его карманах было всего восемнадцать долларов и несколько центов, да еще старый револьвер. Правда, его винчестер был получше моего. На нашем ранчо у нас была хижина, корраль, колодец да несколько голов скота.

Конечно, с восемнадцатью долларами я далеко не уеду, но у меня было восемь долларов своих денег, и еще я мог продать револьвер отца и свой винчестер. Конечно, за это старье много не выручишь, пятнадцать — двадцать долларов, не больше.

На исходе третьего дня пути мы приехали на станцию дилижансов Счастливого Джека. Я осмотрел корраль, а Кон в это время стоял на страже, держа в руках винтовку. Но лошадей, которых я искал, здесь не было.

Из дома вышел Счастливый Джек, опуская на ходу рукава своей рубашки. Он был занят мытьем посуды, накормив перед этим пассажиров дилижанса. Я был ему незнаком, но Кона Джуди он знал очень хорошо. Скоро я выяснил, что Кона знают очень многие.

— Они были здесь, — сказал Счастливый Джек. — Приехали вчера на закате. Заказали себе мясо и пару бутылок виски и за все заплатили золотом. Я думаю, они поехали в сторону Мобити или Доджа.

— А они не сказали точно, куда едут?

— Нет.

Мы уселись за стол и поужинали тем, что осталось от пассажиров дилижанса. Мы съели по порции оленины с бобами и выпили не меньше галлона черного кофе.

— Этот Хеселтайн, — сказал вдруг Джек, — я знаю, что у него есть подружка в Гранаде. Она работает в салуне.

— Здесь ведь не так уж много женщин, — сказал Кон Джуди.

— А у него к тому же появились деньги, — добавил я.

Когда мы въехали в Гранаду, дул северный ветер, резко похолодало, словно наступила расплата за летнюю жару.

Будь туча пыли чуть погуще, мы проехали бы мимо этого городишки, даже не заметив его.

По всему Техасу было разбросано множество таких городков, в которых не было ничего, кроме нескольких хижин, крытых дерном, салуна да так называемого магазина. Повсюду там лежали груды бизоньих шкур, высушенных до такого состояния, что они напоминали деревянные доски; там и тут попадались коррали, к которым примыкали длинные сараи, служившие одновременно кузницами и конюшнями. Иногда через такой городишко протекал ручей, а чаще жители брали воду из ключа или источника. Редко где попадался колодец.

Стены домов никто не красил, и они становились серыми от ветра и солнечных лучей. В сухой день пешеходы на улицах утопали в пыли, а в дождливый — в грязи. Гранада была ничуть не хуже и не лучше других городишек, выросших на пустом месте и пытавшихся обрести свое лицо.

В салуне мы справились о некой Руби Шоу.

Нам ответил владелец салуна:

— Она уехала. Вчера ее увез один хмырь. Он потряс у нее перед носом золотишком, и она поскакала за ним, словно ей подпалили пятки.

Так было всегда. Мы приезжали слишком поздно или чуть-чуть отставали от них.

Мы пообедали тем, что предложил нам хозяин салуна. Никому из нас не хотелось говорить. Наконец Кон произнес:

— Их след занесло пылью, так что мы можем его и не найти. У Хеселтайна есть золото и девочка, и я думаю, что он поедет туда, где можно потратить деньги. То есть в Денвер или в Лидвилл.

Итак, мы отправились на запад. Мы ехали в молчании, только шелест пожухлой осенней травы да топот копыт доносился до нашего слуха. В эти долгие часы я снова и снова возвращался мыслями к своему отцу. Он прожил очень тяжелую жизнь, и единственное, чем я мог воздать ему должное, — это догнать Хеселтайна и его дружков, забрать у них деньги и вернуть наш долг. Для отца честь была дороже жизни, и я так и сказал Кону.

Как я догадался, Кон был старше меня лет на десять, хотя он никогда не говорил о своем возрасте, а люди на Западе обычно не задают такие вопросы и не отвечают на них. Главное в человеке не возраст, а то, что он сделал, как он работает или чего он стоит в минуту испытаний.

Мне трудно было отнести Кона к какому-то определенному типу. Обычно он говорил, как образованный человек, но иногда его речь становилась такой же безграмотной, как и у многих людей, не получивших никакого образования. Но нам пришлось немало миль проехать бок о бок, и по прошествии некоторого времени я понял, что за человек был Кон Джуди.

Я обнаружил, что мне хочется подражать ему, пообщавшись с ним, я даже стал лучше говорить — почти так же грамотно, как Кон.

После того как я сообщил ему, что меня зовут Эдвин Шельвин Такер, он стал звать меня Шелом.

— Шел, — сказал он однажды, — настоящий мужчина — это такой мужчина, который готов отвечать за себя и за свои поступки. Только ничтожество обвиняет во всех своих бедах обстоятельства, но только не себя. Во все времена жили хорошие люди и великие люди, и они добились успеха только благодаря своей настойчивости и уму.

Слова Кона не были похожи на проповеди, да если бы они даже и были похожи, я бы все равно прислушался к ним. Кон Джуди был из тех людей, которым веришь, и когда я сравнил Малыша Риса и Дока Сайтса с ним, я понял, что они ему и в подметки не годятся.

Нам больше не попадались следы Хеселтайна и его дружков, да мы их и не искали. Мы ехали в Денвер-Сити, стремительно растущий город с салунами и танцевальными залами, где человек с деньгами мог развернуться вовсю.

Меня все время мучила одна мысль, и наконец я решил посоветоваться с Коном.

— Интересно, поделится ли Хеселтайн деньгами с Сайтсом и Рисом? А если и поделится, то как отнесется к этому его девушка?

Кон улыбнулся.

— А ты растешь прямо на глазах, Шел. Готов побиться об заклад, что они тоже задумывались, как им поделить денежки.

Ни разу в жизни я не видел такого огромного города, как Денвер. Повсюду строились кирпичные дома, часть из которых была уже закончена. Бревенчатые домишки и землянки, с которых начинался город, выглядели на фоне кирпичных красавцев уродливыми развалюхами. Не видел я и так много людей в одном месте — можно было подумать, что в городе организуется пикник и на него съехалась толпа народу.

— Как же мы найдем Хеселтайна в такой толчее? — спросил я Кона. — Я никогда раньше не видел такого количества людей.

— А мы зайдем к Джиму Куку — он был здесь в свое время шерифом и поставил себе за цель выявить в штате всех преступников и место их пребывания. Если Хеселтайн и его дружки здесь или заезжали сюда, Джим об этом обязательно знает.

Джим Кук оказался приятным высоким мужчиной с пышными усами.

— Да, я знаю Боба, и уверен, что он сейчас в Лидвилле. Там теперь больше бандитов, чем в любом другом городе в Колорадо или Канзасе.

Мы разбили лагерь в русле пересохшей речушки. Пока Кон варил кофе, я выстирал свою рубашку и повесил ее сушиться на куст. Сколько раз она промокала насквозь и высыхала прямо на мне. Но у меня не было запасной рубашки — ведь гоняясь за грабителями, лучше иметь с собой поменьше вещей.

— Ну, поймаешь ты Хеселтайна, и что потом? — спросил меня Кон.

Кон всегда задавал такие вопросы, на которые сразу не ответишь. От его вопросов мне порой становилось не по себе.

И правда, что я буду делать потом? Пока я поступал так, как требовали обстоятельства или как подсказывал отец. У меня всегда было много работы, и мне не приходилось выбирать, когда ее делать.

Если хочешь есть, нужно работать, причем работать с раннего утра до позднего вечера. Я часто мечтал о своем будущем и о том, что я буду делать, когда стану настоящим мужчиной. Все те планы, которые мы строили вместе с Рисом и Стайтсом тоже были мечтами, и, надо признаться, довольно глупыми.