Монах - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 51

Ему подумалось — а какого рожна он не убил этого негодяя словом, как тогда сатанистов? И тут же дал себе ответ: это было бы неправильно. Карнак должен знать, за что умирает, и свидетели их поединка должны знать, за что он умер, иначе зачем это все? Ну умер и умер, да… а так его смерть послужит кое-кому предупреждением, что есть Божественное провидение и кара настигнет подлеца — будь он дворянин или же простой солдат.

Удар! Еще удар! Звон сабель и скрежет клинка, перехваченного кинжалом, еще удар — Карнак стал уставать, от напряжения на его лбу выступили капли пота.

Наконец Андрей, отведя косым движением сабли клинок Карнака, обратным ударом рассек ему шею справа, и тот остановился, пытаясь зажать фонтан крови, пробивающийся у него между пальцев.

Андрей подумал долю секунды и добил противника ударом в сердце — сабля вошла тому в грудь сантиметров на тридцать. Карнак упал навзничь и затих. Андрей обвел взглядом свидетелей поединка и спокойно спросил:

— Есть кто-то, кто может сказать, что я бился нечестно? Нет? Тогда бой закончен. Всем удачи. — Он повернулся и пошел к фургону, где уже подпрыгивал от нетерпения Федор.

— Давай, давай, Андрюха, валим отсюда! Н-но-о! Пошли, бездельники, давайте, перебирайте копытами!

Фургон тронулся по дороге, а Федор укоризненно сказал товарищу:

— Вот знал, знал же, что ты так поступишь! — Усмехнулся и добавил: — А красиво было смотреть — ты двигался так быстро, что глаз уследить не мог. Парень-то был хорош… Интересно, не мог ли я его встречать на фехтовальных турнирах? Впрочем, все может быть, но я его не помню. Как он тебе показался?

— Медлительный. Хотя и быстрее тебя. — Андрей подмигнул. — Не пил бы, он бы тебе в подметки не сгодился. А так… в сравнении с ним ты был бы на третьем месте. Он — на первом. Однако ему это не помогло, как видишь…

— Вижу… еще бы! С оборотнем драться! Это только ты, с твоей тупой упертостью мог победить кикимору, я бы не поверил, если бы мне кто-то рассказал. — Федор усмехнулся, а потом нахмурился. — Настене плохо совсем — тошнит ее, лежит стонет. Не знаю, что будем делать. Лекаря надо где-то искать или отсидеться несколько дней — нельзя ей трястись в повозке.

Андрей кивнул и полез в глубь фургона: Алена сидела на скамейке, держа девочку за руку, а рядом стоял горшок, в котором угадывалось дурно пахнущее содержимое желудка девочки.

— Как она?

— Плохо. Боюсь я сильно за нее, Андрей! Похоже, что удар сильный был… — Алена тихо заплакала. — К лекарю ее надо! Сейчас растрясет, так вообще будет плохо.

— Ясно, — угрюмо сказал Андрей, глядя на бледное лицо девочки.

Ему показалось, что кроваво-черные всполохи вокруг ее головы увеличились с тех пор, как он смотрел на нее последний раз.

«Кровотечение в мозг? Ой-ой-ой… это очень дурно! Девочка может умереть. Как несправедливо… ну как несправедливо, чертовщина полная!» — Он легонько погладил Настену по голове и вдруг увидел, что там, где он прикасался, аура сменяла цвет на более естественный — красные и черные цвета как бы тускнели, растворялись в его ауре, видимо, он забирал у девочки ее болезнь, воздействуя через ауру.

Его аура была темно-синей, с какими-то белыми прожилками и всполохами — он не видел такой ни у кого вокруг, вероятно, это и был первый признак оборотня.

Воодушевившись, Андрей начал водить рукой вокруг головы девочки — через минуты две руку закололо, аура вокруг руки Андрея стала светлее и не такой насыщенной, зато в ауре Настены красного цвета становилось все меньше и меньше. Он стал водить уже другой рукой, удивленная и восхищенная Алена, затаив дыхание, наблюдала за действиями Андрея, а он все впитывал и впитывал в себя болезнь девочки.

Минут через пятнадцать аура Настены уже светилась ярким оранжевым светом. Девочка открыла глаза и сказала:

— Мамочка, кушать хочу! Еще попить! Дядя Андрей, ты тут! Ты побил того дядьку? Он нехороший! Его надо выпороть как следует! Он шалун!

— Ага, шалун, — неожиданно для себя прыснул со смеху Андрей, — я выпорол его. Больше шалить не будет.

— Это хорошо, — улыбнулась девочка, — я тоже шалить не буду!

— А вот это ты врешь! — еще пуще засмеялся Андрей. — Будешь, еще как будешь! Алена, покорми ее чем-нибудь, да вылей эту пакость из горшка, а то мне кажется, что я проснулся с бодуна и вокруг воняет моей рвотой.

— Андрей, ты лекарь? — Алена смотрела на него круглыми глазами. — Как ты смог ее вылечить?

— Не знаю, — посерьезнел он, — попробовал вот и вылечил. Захотел, наверное, сильно — и вылечил. Ну все, отдыхайте. Может, остановиться где-нибудь? Федор, может, нам остановиться? Пообедаем, умоемся?

— Нет уж, давайте-ка подальше отъедем, а уж потом… как бы за нами погоню не устроили. Чует мое сердце, что это добром не кончится. Как там Настенка?

— Нормально Настенка. Бодра и весела. — Андрей перегнулся из фургона и озабоченно посмотрел назад. — Чего доброго, и правда погоню вышлют, все может быть.

— Федь, представляешь, он вылечил ее! — взахлеб сообщила Алена. — Взял и вылечил! Положил на нее руки, и р-раз! — она здорова!

— Кто вылечил? — не понял Федор. — Андрей, что ли?! Ну ты, брат, даешь… не только, значит, убивать можешь. Это что, тебе способности от кикиморы перешли? Вот здорово!

— Здорово, — угрюмо согласился Андрей и подумал: «Вот так вот, кикиморы-то, оказывается, еще могут и лечить людей, а не только убивать. Вот так вот, ребята…»

ГЛАВА 11

Погоня настигла их на следующий день — уже ближе к вечеру, когда путники стали подумывать, что надо становиться на ночлег, и решали, стоит ли дотянуть до ближайшего постоялого двора или лучше заехать в лес, туда, где есть родник или ручей, и не заморачиваться поисками гостиниц.

Андрей издалека заметил нагоняющую их кавалькаду и, сдерживая биение сердца, разом увеличившего частоту сокращений, негромко сказал Федору:

— Похоже, это по мою душу. Через минут пятнадцать они будут тут. В общем так: я беру одного коня и еду им навстречу. Ты с Аленой едешь в столицу, покупаешь там лавку — наши сокровища пока припрячешь. Скажешь Алене — где, на всякий случай. На лавке сделаешь вывеску с волком — чтобы я сразу вас нашел. Мне дай немного денег, саблю и кинжал. Я вас найду. И гоните не останавливаясь, ночуйте в лесу, на постоялый двор на всякий случай не нужно заезжать. Берегите Настенку!

Федор молча кивнул, остановил фургон и полез в него доставать оружие. Достал, отдал Андрею вместе с кошельком, отвязал коня, вручил другу поводья и грустно сказал:

— Такое чувство, что мы расстаемся очень надолго. Главное — останься живым!

Он обнял Андрея, обняла его и выскочившая из фургона Алена, прослезившаяся и бледная, и вот уже Андрей сидит в седле коня, скачущего навстречу приближающимся всадникам.

Андрей обернулся и с облегчением проводил фургон взглядом — обрастать друзьями, конечно, хорошо, но когда ты что-то делаешь, может быть опасное, не очень приятное, лучше, чтобы отвечал за эти действия только ты и никто другой. Ведь когда за спиной кто-то близкий, за кого ты волнуешься и переживаешь, ты становишься незащищенным — поэтому Андрей всю свою жизнь был одиночкой, не считая случайных и недолгих связей с женщинами, да боевых товарищей, которые ушли в небытие и никогда уже не узнают, кем стал их друг.

Лошадь пошла крупной рысью, Андрей трясся в седле и думал, что предпочел бы такому средству передвижения или свои ноги, или хороший джип…

Всадники вынырнули из низины, и передовой резко натянул поводья, вздыбив лошадь и вытянув руку назад. Отряд замер в ожидании следующего приказа командира. Тот внимательно осмотрел Андрея, усмехнулся, видя его не очень твердую посадку, выдающую человека, не привыкшего к седлу, и сказал:

— Как я понимаю, ты и есть тот, кого мы ищем. Эй, солдат, это он убил брата графа?

— Он, он, — подтвердил кто-то из всадников.

Командир удовлетворенно кивнул и продолжил:

— Ничего личного, но я должен или доставить тебя на суд графа, или же убить на месте. Если ты спокойно поедешь с нами, то мы избежим излишнего кровопролития и лишней работы. Что ты выбираешь?