Монах - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 48

Табун, взбешенный ударами кнута и запахом оборотня, вылетел во двор, сметая все вокруг, ударяясь о забор, врезаясь в фургоны — выпучив глаза и взбрыкивая, лошади носились по территории, подняв жуткий шум, на который выбежали постояльцы гостиницы, сонные, не понимающие, что происходит.

Андрей, незамеченный в этой суматохе, прошел через дверь, ведущую с конного двора в гостиницу, сразу на второй этаж, к комнатам постояльцев, постоял в коридоре, оценивая обстановку, и вдруг громко крикнул:

— Пожар! Пожар! Спасайтесь!

Его придумка увенчалась успехом — одна за другой открывались двери, разбуженные гости высовывались из номеров, ища источник крика и переговариваясь. В коридоре было темно, и постояльцы не заметили темную фигуру, застывшую в углу. В отличие от них, Андрей прекрасно видел в темноте, потому сразу выцепил взглядом сборщика податей — тот был через две двери от него.

Андрей мягко пошел вдоль дверей. Молниеносное незаметное движение — и со свернутой головой помощник мытаря влетел в комнату, еще движение, хрустнули позвонки — и еще один влетел в свою комнату, ставшую склепом.

Вот и номер сборщика податей — он уже закрывал дверь, когда ее кто-то сильно толкнул, так что она ударила его по голове и отбросила на пол.

Мытарь взвыл, а в номер скользнула темная фигура, захлопнув за собой дверь.

— Ты кто такой? Как ты посмел, негодяй?! — Сборщик податей поднялся и хромая пошел к двери — видимо желая вызвать солдат охраны, но не успел, потому что незнакомец сбил его с ног сильным ударом, рассекшим губы и выбившим два передних зуба, хрустнувших, как скорлупа ореха.

У мытаря помутилось в голове, и он пришел в себя только через пять минут — комната была освещена фонарем, а незнакомец сидел перед ним на стуле, внимательно глядя в лицо чиновника.

Мытарю показалось, что глаза ночного гостя странно светятся в полумраке, и сердце его замерло — ему померещилось, что это был совсем не человек!

Гость взял фонарь и поднес к своему лицу.

— Узнаешь?

У мытаря на лице появилось понимание, он поморгал и с удивлением и угрозой сказал:

— Как ты посмел? Да тебя же… и бабу эту… я вас в порошок сотру!

— Болван. Ты уже мертв, только пока этого не осознаешь. Я не убил тебя сразу только потому, что хочу, чтобы ты знал, за что умираешь. Всю жизнь я убивал неизвестных мне людей, поскольку мне приказывали это сделать, теперь — я убиваю по своему выбору и лишь тех, кто этого заслуживает. Я не убиваю, а казню.

— Не надо! За что? Не убивай! Я всего лишь выполнял свой долг! Неужели ты будешь убивать всех чиновников, которые выполняют долг?!

— Нет. Но ты получаешь удовольствие от того, что издеваешься над людьми. И я должен тебя наказать за это. Не за твою паскудную работу. А за то, что ты паскудный человек. Ладно. Что-то заговорились мы, пора мне…

Неожиданно мытарь откуда-то достал нож — видимо, он лежал на столике у кровати — и бросился на Андрея. Тот нехотя, почти лениво перехватил руку нападавшего, сжал ее так, что нож вывалился на пол, поднял клинок и без замаха воткнул его в сердце мужчины.

Чиновник коротко вскрикнул, дернулся и обмяк, упав на кровать и глядя в потолок невидящими глазами.

Андрей открыл дверь, вышел в коридор и постучал в соседний номер.

Ответил грубый голос:

— Кто? Чего надо?

— От начальника, просил передать вам…

Дверь приоткрылась, и в щель выглянула заспанная физиономия человека в исподнем. Он с неудовольствием спросил:

— Чего ему надо?

— Просил передать, что ждет тебя на том свете! — Прямой удар ногой, и человек с разбитым подреберьем влетел в комнату.

Андрей распахнул дверь, шагнул в номер — солдаты уже повскакивали и, будучи людьми тертыми, тянулись за оружием. Андрей не дал им это сделать, расправившись в считаные секунды, — они даже не успели сообразить и увидеть в темноте, кто их убивает.

Убедившись, что все мертвы, Андрей направился к двери. Открыл ее, обернулся и сказал:

— Это вам за Волчка. И за вашу подлость.

Выйдя в коридор, Андрей спустился по лестнице во двор, где метались люди, вылавливая взбесившихся лошадей, спокойно подошел к калитке в воротах, открыл засов и вышел в ночную тьму, подумав: «В отсутствии уличных фонарей есть свой плюс!»

Спокойным шагом он отошел метров на триста от заезжей, немного понаблюдал за мечущимися огнями во дворе, послушал крики людей и стал раздеваться, сбрасывая одежду на землю.

Секунда — и вот на земле уже стоит Зверь, голодный и втягивающий носом запахи ночного леса в надежде учуять дичь…

— Ты снова полночи бегал? — негромко спросил Федор, глядя на подремывающего на скамейке друга.

— Нет, олень сам пришел, убился о камень и разделался на ровные куски мяса! — не открывая глаз, беззлобно огрызнулся Андрей. — Ну чего спрашиваешь очевидное?

— Не виляй! Тебе, чтобы оленя загнать, надо полчаса от силы — а чего ты остальное время делал? Ну-ка смотри в глаза! Открывай, открывай зенки свои зеленые! Ага — врешь другу, врешь! Насквозь тебя вижу!

— Если насквозь, скажи, переварилась ли у меня оленина в желудке или еще там лежит? — Андрей лениво хмыкнул и добавил: — Отстань! Ну побегал я, да… кое-какие концы зачистил… хватит об этом.

— Нет, не хватит! Знаю все! Ты думаешь что — после того как ты прикончил этого чиновника, следующий лучше будет? Добрый такой, да? Этот хоть как-то закон соблюдал, а следующий, может, будет вообще в три горла жрать! А кроме того, заинтересуются — кто это его убил и за что! Пойдут по его следам, будут трясти тех, кто с ним общался, и узнавать, кто его мог убить. И полетят головы — им же не правду надо будет выяснить, а найти виновного. А виновны всегда кто? Те, кто слабы.

— Умеешь ты, Федька, настроение испортить.

Андрей выпрямился на скамье и встряхнулся как собака, поймал себя на этом сходстве с животным и, еще больше испортив себе настроение, подумал: «И правда, хрень какая-то получается — чем больше стараюсь помочь людям, тем больше они страдают! Ну почему так? Надеюсь, хоть Аграфа последует моему совету и свалит в город из этой чертовой деревни! Иначе туго ей придется…»

— Жизнь такая, — отозвался Федор, — хочешь как лучше, получается… дерьмо одно… как всегда.

«Где-то я это уже слышал! — усмехнулся про себя Андрей. — И ничего не меняется. Во всех мирах. Кто там сказал — делай что должен, и будь что будет…»

— Наплюй, Федор… Скажи лучше, до столицы еще далеко?

— Сотня верст с хвостиком. Скоро будет таможня графа Баданского, вот где дерьмецы-то… посмотришь, какие люди бывают. Пока не умаслишь их хорошим подношением, дальше не поедешь, хоть ты вой. Помнишь, я тебе говорил о дорожном сборе? Вот он и есть. Аккуратнее там — дежурят наемники графа, парни злобные и задиристые.

— Да мне чего? Я их трогать не собираюсь, — зевнул Андрей.

— Ты-то не собираешься, а вот они тебя собираются… не надо давать повода. В общем, не будем сотрясать воздух — будь настороже и ни во что не вмешивайся.

Андрей откинулся на стойку держателя тента повозки и стал наблюдать за окрестностями — пылила дорога, на горизонте накапливались тучи, и было душновато. «К дождю», — подумал он.

Сосредоточившись, Андрей посмотрел на окружающее новым зрением. Ауры светились ярким светом. Федор светился желто-оранжево, нога вроде как поджила, потому красного свечения не наблюдалось, только аура потоньше, чем в других местах.

Посмотрел на Алену — тоже яркое оранжевое свечение… вроде не беременна. Андрей усмехнулся и загрустил — в таком возрасте люди уже внуков имеют, а он всю жизнь как перекати-поле, летит по ветру и неизвестно где остановится…

Настенка спала на одеялах в глубине фургона, и можно было отдохнуть от ее беспрерывных вопросов, впрочем, скрашивающих путешествие, не отличающееся разнообразием.

«Хотя пусть лучше так, чем какие-то опасные приключения, — подумал Андрей. — На мою долю выпало столько всего, что обычным людям этого хватит на несколько жизней».