Атаман Платов - Корольченко Анатолий Филиппович - Страница 42

— Само собой, — отвечал Анисим Сивков.

У вяза дозор, как требовал есаул, осмотрелся и, оставив Семена Бороду, поехал дальше.

Первым заметил всадников Гаврюха Карнаухов.

— Дядя Андрей! Никак хранцуз…

У лесной опушки ехали трое. Даже издали по незнакомой форме казаки безошибочно признали в них неприятельский дозор.

— Поедем трохи еще, будто бы не заметили, — решил урядник Сивков.

Но не проехали они и полусотни сажен, как на дороге показался в строю эскадрон.

— Вот теперь и начнем игру. — И урядник, засунув в рот пальцы, свистнул так, что его лохматый конек шарахнул в сторону. — Эге-гей! — закричал он и замахал фуражкой. И тут же направил в сторону неприятельского дозора.

— Да ведь это хранцузы! — закричал опять Гаврила.

— Поехали-поехали, — хлестнул коня Кругалев, держась урядника.

Неприятельский дозор остановился. Из леса к ним подъехали еще с десяток всадников. Посовещавшись, они, рассыпавшись по полю, помчались к казакам.

— А теперь поворотим назад! — Сивков хлестнул коня плеткой. Тот, как ошпаренный, сиганул и, взбрасывая комья, рванул к дороге.

За урядником, стараясь не отстать, поскакал и Гаврила с усачем Кругалевым.

— Не отставай, Гаврюха-а! — кричал тот, пришпоривая коня.

Гаврила оглянулся: за ним мчались в пестрой форме всадники. Потом послышались выстрелы, и одна пуля пролетела над самой головой парня, едва не задела. А может, так ему показалось.

Но тут из-за дерева выехал Семен Борода с ружьем и пальнул по французам,

— Борода! — вскричал урядник. — Нашим дал знать?

— А то как же!

— Тогда тикай!

Теперь уже за ними пустились в погоню и всадники из того эскадрона, что двигался по дороге.

Бешеная скачка продолжалась до гребня, где находилась сотня есаула Зазерскова. Здесь залегшие казаки встретили преследователей залпом из ружей, остановили их.

Это был авангард колонны генерала Турно, состоящий из польских улан, предводительствуемых ротмистром Суминским. Как и многие служившие у Наполеона польские шляхтичи, ротмистр был самоуверенным и даже с долей спесивости человеком.

Пока уланы, не смея атаковать русских, гарцевали на своих поджарых конях, подскакал и сам ротмистр.

— Ну, что стоите, пся крев! Испугались горстки каких-то…

Он не договорил. Из-за гребня выскочила сотня всадников на лохматых низкорослых конях и понеслась прямо на великолепных по виду улан.

Они неслись, выставив вперед длинные пики и пригнувшись к головам коней. Полощились на ветру длинные гривы и хвосты степных скакунов, и, казалось, эту устрашающую лаву ничто не могло сдержать.

— К бою! Клинки вон! — крикнул ротмистр. Заиграл рожок. Но казаки врезались уже в строй. Гаврюха еще издали заприметил усатого улана. Забыв обо всем и не видя ничего, кроме этого всадника, парень выставил далеко вперед пику, целя острием в грудь.

Но улан уже поднял в замахе саблю. Парню, однако ж, удалось поразить врага раньше. Выпустив оружие, улан вылетел из седла. Если бы не ремешок на локте, наверняка бы пика выскользнула из руки казака. А рядом с Гаврюхой рубились Семен Борода и Андрей Кругалев.

Поразив улана, Андрей заметил чернявого и жилистого офицера. Конь под ним горячий, верткий. И офицер — умелый всадник.

«Вот бы достать такого конька! — пронеслась у казака мысль, и он ударил в бока своего гнедка. — Дротиком его ссажу». — И выбросил вперед пику.

На солнце блеснуло трехгранное острие-копейцо, насаженное на конец.

— Гей! Гей! — устрашающе крикнул Андрей, несясь на офицера.

Однако тот не испугался, увернулся от пики, а потом полоснул своей саблей по ратовищу так, что верхняя ее часть с металлическим наконечником отлетела напрочь.

— Ах, ядрить твою! — обозлился казак. — Ну уж погодь!

Бросив обломок, он выхватил из ножен саблю.

В бешеной схватке они оттеснили других и возле них образовалась площадка. Всадники кружили на ней, стараясь переловчить один другого, чтобы поразить наверняка. Сабли звенели, сыпались искры.

Казак бросался на офицера, но тот умело отражал удары и сам переходил в атаку. И раз сделал такой ловкий выпад, что сабля казацкая вылетела из руки Андрея, будто и не было у него ее совсем. Он оказался безоружным. Тогда казак выхватил из голенища полусапог нагайку. Она сплетена из тонких гибких ремешков, толщина плетенки в палец, длиной же — в аршин. И подвязана к короткой деревянной рукояти. Черной змеей опоясала плетенка шею и плечо офицера. Офицер вскрикнул и, выронив саблю, упал с коня.

Эскадрон улан смят. На земле лежат тела в яркой, щеголеватой одежде, носятся обезумевшие без всадников кони.

— Увиливай в кусты! В кусты! — кричал есаул Зазерсков.

Казаки с трудом поворотили разгоряченных коней и пустились наутек. Вентерь продолжался.

— Увиливай! Увилива-ай!

Начальник французской колонны Турно наблюдал издали в подзорную трубу.

— Сволочи! Трусы! Они отбиваются и бегут! Проучить их!

И вдогонку за казаками помчался не эскадрон, а полк. А за ним еще один.

— Уничтожить этих трусов! — несся вдогонку разгневанный голос военачальника.

Казаки летели напрямик через хлебное поле, что раскинулось по обе стороны дороги. Впереди деревня Кареличи. Но в ней они не задержались.

Зато французы обошли ее с двух сторон: с каждой — полк. И еще один — несколько поодаль.

И тут справа из леса с гиком вырвалась конная лава. Это сотня калмыцкого полка. А слева обрушились на дальний неприятельский полк казаки генерала Иловайского.

Платов верхом на сером скакуне с нетерпением поглядывал на развернувшуюся сечу. Его волнение передалось и коню. Тот горячился, бил копытом, нетерпеливо кусал удила.

— А теперь, донцы-молодцы, ударим и мы напоследок!

И, не оглядываясь, уверенный, что за ним непременно бросится полк Сысоева, хлестнул коня…

Рапорт М. И. Платова П. И. Багратиону:

«Извещаю с победой, хотя с небольшою, однако же и не так малою, потому что еще не кончилась, преследую и бью. Может быть, и весь шести полков авангард под командой генерала Турно и Радзиминского погибнет. Пленных много, за скоростью не успел перечесть и донесть. Есть штаб-офицеры и обер-офицеры. С Меньшиковым донесу.

А на первый раз имею долг и с сим Вашего сиятельства поздравить. Благослови господи более и более побеждать. Вот вентерь много способствовал, оттого и начало пошло».

На пути к Смоленску

В ночь на 12 июля корпус Платова подошел к Днепру. Почти месяц казачьи полки находились в арьергарде отходившей через Могилев к Смоленску 2-й армии, отбивая бесчисленные атаки врага.

Часто они сами нападали, теснили неприятеля, чтобы дать возможность пехоте Багратиона оторваться от преследователей.

Место переправы было определено заранее — у Ворколобово, и полки, соблюдая порядок и очередность, переправились через реку.

Вскоре нарочный доставил Матвею Ивановичу пакет. Это было распоряжение командующего 1-й Западной армии Барклая-де-Толли: «Я собрал войска на сегодняшний день в крепкой позиции у Витебска, где я приму неприятельскую атаку и дам генеральное сражение. В армии моей, однако же, недостает Вашего войска. Я с нетерпением ожидаю соединения оного со мною, от чего единственно зависит ныне совершенное поражение и истребление неприятеля. Я надеюсь, что Вы удовлетворите нетерпению, с коим Вас ожидаю, ибо Вы и войска Ваши никогда, сколько мне известно, не опаздывали случаев к победам и поражению врагов».

Прочитав письмо, Матвей Иванович нервно кашлянул, не скрыл на лице досады. Вот уже какой раз получал он от Барклая подобные распоряжения. И каждый раз излагаемые в форме просьбы предписания оставались им неисполненными. Уход казаков поставил бы армию Багратиона в чрезвычайное положение, и вряд ли тогда пехота смогла бы устоять против превосходящих сил французов.

«Отвечу поутру, — решил он. — Утро вечера мудренее».